— А я все-таки хочу знать, чем буду заниматься, если не возражаете.
— Скоро вы все узнаете. Как только примете все условия, мы все сразу пустим в дела… Так ведь говорят? — Он заколебался и поправился: — В дело.
Элиса больше подыгрывать ему не стала.
— Что это за условия?
— Ну, я имел в виду, как только вы подпишете бумаги.
Разговор глухого с немым. Она подумала, что будь тут сейчас ее мать, она тут же узнала бы «раздраженную улыбку номер один из арсенала Элисы Робледо». Но господин Казимир ее матерью не был, и он в ответ улыбнулся.
— Видите ли, я не собираюсь ничего подписывать, пока не узнаю, чем я буду заниматься.
Как послушное зеркало (или эхо ее поведения), Казимир тоже изобразил сердитость.
— Я вам уже объяснил: вы будете помогать профессору Бланесу в исследованиях…
— Что такое «ИГ СЕКЬЮРИТИ»? — сменила она тактику, указывая на одну из строк на белой бумаге. — Тут везде это написано. Что это?
— Ну, это главная компания, финансирующая весь проект. Это консорциум из нескольких исследовательских организаций…
— «ИГ» означает «Игл Груп»?
— Ну, это инициалы. Но я на них не работаю и точно не знаю…
Ну, как вы хитры, господин Ну. Элиса решила забыть о вежливости и выпустить господину Ну заряд дроби прямо в лоб.
— Это вы за мной следили в последние недели? Вы установили передатчик в мой мобильник и заставили меня отвечать на анкету из сотни вопросов?
Ей понравилось, что улыбка и спокойствие разом исчезли с его лица и сменились растерянностью. Было ясно, что Казимира научили обрабатывать более мирных клиентов, или, может быть, он ее недооценил, думая, что молодой женщиной окажется проще манипулировать.
— Простите, но…
— Нет уж, это вы простите. Мне кажется, вы уже и так многое знаете о моей скромной особе. Теперь моя очередь просить разъяснений.
— Госпожа…
— Я хочу говорить с профессором Бланесом. В конце концов, я собираюсь работать с ним.
— Я же сказал вам, его здесь нет.
— Тогда я хочу, чтобы кто-нибудь по крайней мере сказал мне, над чем я буду работать.
— Вам нельзя этого знать, — раздался другой голос на чистом английском языке.
Этот мужчина только что вышел из находящейся рядом с зеркалом, за спиной Элисы, двери. Он был высоким, худым, одетым в костюм безупречного покроя. У него были седоватые на висках светлые волосы и тщательно подстриженные усы. С ним был еще один мужчина, низкого роста, плотный. Значит, за мной все-таки следили. Сердце у нее екнуло.
— Вы понимаете английский, не так ли? — продолжал высокий мужчина голосом тембра виолончели, приближаясь к Элисе. В отличие от Казимира руки он ей не протянул и никакой любезности изображать не стал. Больше всего поразили Элису его глаза: голубые и холодные, как алмазные сверла. — Меня зовут Гаррисон, а этого господина — Картер. Мы отвечаем за вопросы безопасности. Повторяю: вам ничего нельзя знать. Мы сами ничего не знаем. Речь идет о работе, связанной с исследованиями профессора, которая считается секретным материалом. Профессор нуждается в помощи молодых ученых, и вас выбрали с этой целью.
Мужчина, замолчав, остановился: он стоял перед ней, уткнув свои голубые иглы в ее лицо. После небольшой паузы он продолжил:
— Если согласны, подписывайте. Если нет, вернетесь в Испанию, и дело с концом. Вопросы есть?
— Да, много. Вы за мной следили?
— Так точно, — безразлично ответил он, словно это было нечто само собой разумеющееся и маловажное. — Мы вас изучали отслеживали ваши движения, заставили вас ответить на вопросы анкеты, копались в вашей личной жизни… То же самое было проделано и с остальными кандидатами. Все это законно и признано международными соглашениями. Обыкновенная рутина. Когда вы ищете работу, то подаете резюме и отвечаете на вопросы на собеседовании и считаете, что это нормально, так ведь? Так вот, это — такая же рутина при поступлении на работу, признанную секретной. Еще вопросы есть?
Элиса задумалась. В голове у нее молнией проносилось лицо Хавьера Мальдонадо и звучал его голос. «Хорошая журналистика получается из терпеливо собранной информации». Подонок. Но она тут же взяла себя в руки. Он просто выполнял свою работу. Теперь моя очередь.
— Скажите мне по крайней мере, останусь ли я в Цюрихе?
— Нет, не останетесь. Как только вы подпишете документы, вас перевезут в другое место. Вы читали раздел «Изоляция и фильтрация информации в целях безопасности»?
— Вторая страница в голубых бумагах, — подсказал Казимир, впервые вмешавшись в разговор.
— Изоляция будет полной, — сообщил Гаррисон. — Все ваши звонки, все контакты с внешним миром, осуществляемые с помощью любых средств, будут фильтроваться. Для всего мира, включая ваших родных и друзей, вы будете и дальше находиться в Цюрихе. Мы позаботимся обо всех непредвиденных ситуациях, которые могут в связи с этим возникнуть. К примеру, вам не нужно будет беспокоиться о том, что ваша семья или друзья нагрянут к вам с внезапным визитом и обнаружат, что вас тут нет — обо всем позаботимся мы.
— Кого вы имеете в виду, когда говорите «мы»?
Мужчина в первый раз улыбнулся:
— Нас с господином Картером. Наша задача — постараться сделать все, чтобы вы могли думать только об уравнениях. — Он взглянул на наручные часы. — Время на вопросы закончилось. Будете подписывать или подождете тут ближайшего рейса на Мадрид?
Элиса посмотрела на лежавшие на столе бумаги.
Ей было страшно. Сначала она подумала, что это нормально — на ее месте любому было бы страшно, — но потом поняла, что тут крылось что-то еще. Как будто какой-то мудрый голос внутри нее кричал: Не делай этого!
Не подписывай! Уезжай!
— Можно мне все это спокойно прочитать, пока я выпью стакан воды?
Пережитые нами загадочные ситуации накладывают на нас неизгладимое впечатление, но, как это ни парадоксально, остающиеся о них воспоминания могут быть поверхностными, несвязными и даже глупыми. Из-за нашего возбужденного состояния определенные ощущения прочно врезаются нам в память, но в то же время и по причине того же состояния эти ощущения являются не самыми подходящими для объективного описания общей ситуации.
От этой первой поездки у крайне взволнованной Элисы остались самые банальные воспоминания. В памяти отпечатался, например, спор Картера, плотного мужчины (который ее сопровождал, потому что Гаррисона она еще долго потом не видела), с одним из подчиненных на трапе, ведущем в десятиместный самолет, ожидавший их средь бела дня в цюрихском аэропорту. Спор этот, похоже, возник из-за навязчивого сомнения в том, находится ли Абдул на посту или ушел (кто такой Абдул, она так никогда и не узнала). Или вид больших, волосатых, покрытых венами рук Картера, сидящего в самолете по ту сторону прохода и достающего из портфеля какую-то папку. Или запах цветов и дизельного топлива (если такое сочетание возможно) в аэропорту, где они приземлились (ей сказали, что он принадлежит Йемену). Или забавный момент, когда Картеру пришлось показывать ей, как надевать спасательный жилет и застегивать шлем, когда они залезали в огромный вертолет, ожидавший их на далекой полосе: «Не пугайтесь, это обычные меры осторожности при дальних перелетах на военных вертолетах» Или стриженные под гребенку волосы Картера и его испещренная сединой небольшая бородка. Или его несколько резкие манеры, особенно когда он отдавал по телефону какие-то приказания. Или то, как жарко было в вертолетном шлеме.
Все вместе и каждая в отдельности, эти мелочи составили канву пережитого ею в самый короткий день и самую длинную ночь в ее жизни (они летели на восток). Этими обрывками ей пришлось годами довольствоваться для того, чтобы восстановить более чем пятичасовой перелет на самолете и вертолете.
Но одно из воспоминаний, которые постепенно растворялись в кислоте времени, осталось неизгладимым, абсолютно четким до самого конца, и она неизменно возвращалась к нему всякий раз, как вспоминала об этой поездке.
Это было слово, написанное на папке, которую Картер вытащил из портфеля.
Это любопытное выражение стало для нее зрительным обобщением всего дня больше, чем все остальное. И в связи с последующими событиями забыть его она не смогла уже никогда.
«Зигзаг».
13
«Кто хочет понять, что я видел, дай волю воображению» — эта любопытная фраза была написана по-английски под рисунком, изображавшим человека, который рассматривает два световых круга на небе. Она искала что-нибудь, чтобы одеться, когда эта картинка привлекла ее внимание. Она была нарисована на прилепленной к стене у изголовья ее кровати наклейке, но раньше Элиса ее не замечала.
