— Итак, вы в деле или нет? — и шмякает на столешницу пожелтевший лист бумаги. Карту, как я догадываюсь…
Мы четверо переглядываемся, и Алекс озвучивает общую мысль:
— Хотелось бы посмотреть из-за чего весь сыр-бор, если вы не против, — указывает взглядом на карту, все еще прикрытую пухленькой ручкой.
Фрау Риттерсбах отнимает руку и улыбается.
— Давно бы так, молодой человек. — А потом с новым напором: — Вот, убедитесь, что мы не три выжившие из ума старухи, коими вы нас и считаете! — С этими словами она двигает карту в сторону Алекса, и тот молча погружается в ее изучение.
Мы, верно, похожи на банду разношерстых воришек, собравшихся ограбить банк…
— Цыц, — одергивает Бутерброда Эрика, который так и норовит ухватить за хвост Спичку, примостившуюся у нее на руках. — Нельзя обижать девочек, глупая ты псина.
Тот пританцовывает на месте, вывалив розовый язык и виляя коротким хвостом.
— Он не глупый, — едва слышно шелестит Мария Ваккер, — просто очень любит гоняться за кошками. Своеобразное собачье хобби, если хотите…
Эрика закатывает глаза.
— А не хочу, — и прижимает к себе мохнатый комок шерсти. — Мы со Спичкой против всяких там собачьих хобби, правда, милая моя девочка?
Она и дальше продолжала бы сюсюкаться со своим найденышем, только Алекс наконец произносит:
— Сент-Аньес? Никогда о таком не слышал. Вы уверены, что это место вообще существует?
— Конечно, уверены, — обиженным голосом отзывается фрау Риттерсбах. — Мы умеем пользоваться интернетом, чтобы вы знали. — И тут же начинает сыпать фактами: — Отсюда до Сент-Аньеса часов шесть езды: если мы переночуем в Сент-Моритце, то завтра к обеду будем на месте… Сможем пройтись по деревне, разведать обстановку… провести рекогносцировку, если хотите. Там всего-то несколько улиц с допотопными домиками да развалины замка на скале, правда, как утверждает интернет, это одна из красивейших деревень Франции… В любом случае, мы не прогадаем, побывав там.
— А как мы узнаем, где находится пресловутый клад? — интересуется Бастиан. — По этой карте мало что можно понять… Как-то уж очень неубедительно она выглядит.
И тогда Кристина Хайбнер постукивает себя пальцем по виску:
— Вся информация здесь, — поясняет она, — точное место в координатах.
А Хайди Риттерсбах добавляет:
— Высчитаем точное место посветлу, а ночью вернемся и выкопаем наш клад. Так что, вы с нами или нет?
Если бы это касалось только меня — согласилась бы, не задумываясь, только я не одна и потому замираю в ожидании общего вердикта.
— Никогда не участвовала в поиске сокровищ, — как бы между прочим замечает Эрика, не отрывая взгляда от котенка.
— Нам все равно по дороге, — отзывается Бастиан, вертя в руках смартфон с загугленной по Сент-Аньесу информацией.
— Я — за, — присовокупляю свое мнение, и Алекс подытоживает:
— А почему бы и нет.
Турбобабули расплываются довольными улыбками, и фрау Риттерсбах произносит:
— Клад делим равными частями, так будет справедливо.
— Если только там будет что делить, — поддевает ее Алекс. — Может, отложим этот вопрос на потом…
Старушка ожигает его недовольным взглядом, но колкостей не говорит — только вдруг предлагает:
— Давайте завтракать. Из-за вашего стремительного бегства мы едва ли успели перекусить…
И с королевским достоинством принимается изучать меню.
Последующие три часа мы проводим в дороге, намереваясь, как и запланировали, заночевать в швейцарском Санкт-Моритце: «прекрасное место, которое никого не оставит равнодушным!», провозгласила неугомонная Хайди Риттерсбах еще перед выездом.
Мы могли бы проделать и более длинный отрезок пути, вот только бессонная ночь грозила нам с Бастианом нежелательными последствиями: глаза упорно закрывались, — и только предложенная Эрикой помощь, спасла нас от возможной автокатастрофы в горах.
Когда с заспанными глазами я выбираюсь наконец из автомобиля, прохладный горный воздух буквально сбивает меня с ног… Я как будто попадаю в параллельную вселенную, в которой вчерашнего дня просто-напросто не существует — бросаю взгляд на своих спутников и тут же замечаю багровый синяк на Алексовой скуле: нет, это не параллельная вселенная… Увы.
У Алекса изможденный вид, но он все равно пытается улыбнуться:
— Надеюсь, здесь нет оранжереи с тропическими бабочками, которую мы должны непременно посетить?
Я несколько секунд молчу, погруженная в яростное самобичевание, а потом отвечаю:
— Лучше бы была — я… люблю… тропических бабочек.
Потом отвожу глаза, слишком напуганная собственными словами, и взгляд Алекса на моей коже ощущается подобно щекотке… Растираю предплечья и кутаюсь в толстовку Бастиана.
— Знаете, что лучше всего помогает бороться с усталостью? — произносит фрау Риттерсбах, растирая затекшую поясницу, и мы заранее готовимся к лекции о физических упражнениях, йоге, прогулке в горы и тому подобных нравоучительных прелестях, а она отвечает: — Ванильный пудинг. Несколько ложечек ванильного пудинга — и усталости как ни бывало! Проверено не однократно.
Ее подруги в подтверждении этой истины молча кивают, а Мария Ваккерт еще и присовокупляет:
— От разбитого сердца тоже нет средства лучше, — робкий взгляд в сторону Алекса дает безошибочно догадаться, к кому эти слова обращены.
И парень с разбитым сердцем как бы между прочим замечает:
— Никогда не любил ванильный пудинг. Отвратительная штука, как на мой вкус…
Фрау Риттерсбах всплескивает руками, и выражение лица у нее такое, словно Алекс своими словами оскорбил ее в лучших чувствах.
— Какая мать, — восклицает она, — способна лишить своего ребенка радостей ванильного пудинга?!
Алекс замирает — я вместе с ним — а потом с расстановкой отвечает:
— Быть может, та, что уже умерла?
Турбобабули ахают одновременно, разочарование на их лицах заменяется сочувствием, и чтобы пресечь возможный поток соболезнований, парень обращается к Эрике:
— Дашь подержать котенка?
Та молча протягивает ему пушистый комочек: своеобразное «мне жаль», выраженное в такой вот незамысловатой форме.
А уже на входе в отель я улавливаю жалостливые причитания Хайди Риттерстбах: бедный мальчик, говорит она трагическим голосом, ненавидеть ванильный пудинг — это все равно что лишить себя солнца над головой. Неудивительно, что он так несчастен, бедняжка…
Невольно улыбаюсь этой незамысловатой доктрине…
Мы с Эрикой заселяемся в один номер, и, падая на кровать, она интересуется:
— Слушай, надеюсь, твой парень не очень на меня сердится?
— За что? — недоумеваю я.
— Ну за то, что… как бы потеснила его, понимаешь?
Расстегиваю «молнию» на чемодане и отвечаю:
— Да он у меня понятливый. Не бери в голову. — А потом добавляю: — Можно и мне кое-что спросить?
— Валяй. — Эрика садится на постели и как будто бы подбирается…
— Сегодня на дороге, — начинаю с осторожностью, — когда я сказала про преследующий нас автомобиль, ты вроде как испугалась… По крайне мере, именно так мне и показалось. — И добавляю: — У тебя какие-то проблемы? Не хочешь мне рассказать?
Девушка по-турецки подбирает ноги и как будто бы размышляет, рассказать мне всю правду или нет. А потом все-таки произносит:
— Да ничего такого на самом деле, просто по глупости связалась с одним типом, который оказался не тем, кем я его считала. Короче говоря, козлом он оказался… и я от него сбежала.
Она замолкает, а я все же решаюсь уточнить:
— … И ты боишься, что он может тебя преследовать?
— Не знаю, просто подумалось, — отмахивается Эрика. — Кто ж мог представить, что это турбобабули зажигают…
Вижу, что она чего-то недоговаривает, но не хочу, чтобы она считала себя обязанной открыться мне — пусть сама захочет сделать это.
— Турбобабули классные, — подтверждаю я. — Надеюсь, мы найдем этот пресловутый клад…
