Мисс Мэйд восторженно бормотала, подталкивая локтем невесту журналиста, а супруга инженера весело хохотала, закрываясь шляпкой. Все трое были слишком увлечены своим, без сомнения, ценным в женских глазах разговором, так что Лиззи наверняка удалось бы перевалить за борт, не вызвав ни у кого подозрений, если бы супруга врача неожиданно не решила обратить на неё внимание.
— Мисс Джеймс! О господи, Симона, Элизабет за бортом!
Мисс Мэйд повернулась на этот крик быстрее, чем в голове мелькает мысль. Лиззи обвязала полы платья кругом талии, обеими руками покрепче взялась за канат и обвила его ногами. Туфли она оставила тут же — на палубе. Вряд ли их каблуки поспособствовали бы лазанью.
— Элизабет Джеймс! — гаркнула мисс Мэйд и метнулась к борту. — Немедленно назад!
Лиззи испуганно взглянула на девицу Мэйд. Та мчалась к Лиззи во весь опор, словно паникующая лошадь, и её глаза сверкали, как у ангела, несущего возмездие. Лиззи охнула и прижалась к веревке всем телом. Мозг ее пронзило страшное понимание: она висела на перекрученных волокнах, как мартышка, а под нею расстилалась вода — глубокая, бесконечно загадочная вода! И вода эта была холодна, как пальцы мёртвого.
— Элизабет! — мисс Мэйд сорвалась в визг, когда Лиззи вдруг отпустила канат — и соскользнула вниз.
Лиззи пришла в себя от грубого толчка. Следом её руки будто что-то обожгло: казалось, огненная змея обвилась вокруг её пальцев и локтей. Она отчаянно заморгала: перед глазами у неё неожиданно нарисовался туман, густой и непроглядный. Лиззи висела над морем, её ноги по-прежнему были скрещены, а обе руки отчаянно сжимали грубую верёвку выше головы. Все её мышцы, казалось, трепетали от напряжения. Лиззи засопела и прильнула к канату плотнее. Первый жар ужаса схлынул, теперь, напротив, душу её как будто бы затянуло неестественным холодом. Это было странное ощущение: Лиззи болталась в пустоте, обдуваемая ветром, и сверху плыли, смешиваясь, непонятные звуки:
— …бет! … ты?!
«Не смотри вниз!» — скомандовала себе Лиззи. Стоило опустить голову, как руки её едва было не разжались сами собой.
«Не смотри вниз», — продолжала говорить она себе. Головокружение прошло, тошнота улеглась. Но она по-прежнему висела за бортом, от которого отвалил, довольно пыхтя, пароход, и вода казалась ей такой далёкой, что, наверное, если бы она упала, то сразу же погибла бы.
«И куда мне теперь?» — в отчаянии подумала Лиззи. Ноги и руки её совсем не слушались: они застыли, как будто вообще не способные сгибаться и разгибаться. Единственное, что могло ей доказать, что её конечности, что само ее тело реальны и принадлежат ей — жуткое ощущение напряжения, разрывающее каждую мышцу. Лиззи едва удерживалась на канате. Жар расползался от плеч к кончикам пальцев, от коленей — к пяткам, и ей не нужно было поднимать взгляд, чтобы уловить опасную дрожь в своих стопах и кистях. Тело ей не принадлежало — и, конечно же, оно без лишних угрызений совести предало бы её.
«Наверх я не поднимусь», — поняла Лиззи. Борт корабля казался недостижимо далёким. Его облепили, как мухи — сахарную палочку, — пассажиры; десятки голов были обращены к ней. Но головы эти были не больше спичечных. Холод угнездился у Лиззи в дрожащем сердце.
«Я туда не смогу попасть», — поняла она. Мысли пустились вскачь, странная карусель завертелась у неё в голове, и её руки опять начали расслабляться. Лиззи всхлипнула и прильнула к канату, как к матери. Шершавая верёвка неприятно тёрлась о щёку, кожа горела, и мускулы под ней как будто пропитались пламенем и болью — но Лиззи не отпускала канат.
«Вниз, — промелькнула мысль, и Лиззи неуклюже дёрнула ногами, стараясь сползти по канату. — Внизу Джо. Внизу — палубы для третьего класса. Если я буду кричать, меня кто-нибудь оттуда снимет!»
Но палуба для третьего класса была совсем пустынной. Лиззи обняла канат, и веки ей обожгли выступившие слёзы.
«А если не смогу? Если я сорвусь?»
Лиззи снова поглядела себе под ноги. Взгляд её манили глубокие воды, разверзавшиеся под её ногами чёрной пучиной, и она с усилием перемещала взгляд дальше, к слабо светящейся палубе для третьего класса. Чёрные тени канатов реяли в воздухе, как птицы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Что мне делать? Что мне делать? Сама, дура, виновата: полезла, куда не просили, просто потому, что мне надоела эта глупая тётушка Мэйд со своими подругами… и просто из-за того, что мне не хватило ума их перетерпеть, я сейчас свалюсь в воду и наверняка разобьюсь насмерть, и будет хорошо, если меня не перемелет этими огромными винтами в фарш… и мама никогда больше мне ничего не напишет, если она вообще жива, и даже Мэри будет плакать, а мне будет все равно, совсем все равно, потому что не будет уже никакой Лиззи Джеймс, вообще ничего не будет!»
Лиззи задрожала. Ветер бил и кусал её, трепал ей волосы, бросая пряди в глаза, свистел в ушах — но вода оставалась спокойна. Это было легчайшее дуновение, похожее на игривый толчок — но для Лиззи оно походило на грубые пинки палача, который ведёт жертву к эшафоту. И верхняя, и нижняя палубы «Титаника» были для нее одинаково недостижимы. Но обе эти палубы служили Лиззи маяком — якорем — манили к себе. Силы оставляли её, и она не была уверена, что сможет хотя бы провисеть на канате до тех пор, пока её не спасут.
«Двигайся!»
Лиззи напряглась всем телом. Те движения, что у Джо Дойла были лёгкими и проворными, у неё выходили неуклюжими и корявыми. Она скользила, как раненая куропатка — по снегу, и её ладони отзывались ноющей горячей болью. Кровь выступила, заструилась узкими ручейками по запястью и ниже — к локтю. Лиззи закусила губу и отчаянно взвыла. Палуба не приблизилась ни на волосок. Казалось, она лишь отдаляется, уплывает, погружаясь в туман.
«Действуй!»
Лиззи скользнула ещё ниже. Канат полоснул её по ладоням, и она ахнула, едва перекрученные толстые нити едва было не выскользнули из её пальцев. Лиззи замерла: сердце её колотилось тяжёлым молотком; каждый удар был глухим и решительным, как стук палаческого топора.
«Дальше, — подзудила себя она и глубоко вздохнула. Воздух обжигал ей рот и нос. — Дальше, Лиззи! Ты должна добраться до палубы!»
Но мышцы отказывались ей повиноваться. Она скользила вниз, обдирая до крови кожу, и каждый раз, как канат снова и снова проходился по открытым ранам, ей хотелось взвыть. У Джо Дойла руки были загрубелые, привычные к работе, но Лиззи Джеймс никогда не держала ничего тяжелее своего чемоданчика, она ни дня нигде не трудилась, и ей даже в голову не пришло, что канат может стереть ей кожу до крови, когда она бездумно прыгнула в поисках спасения и приключений.
Палуба покачнулась, и Лиззи встряхнула головой. Нет, это снова был обман, мираж: её преследовали призраки, тени, страхи, обретавшие плоть. Лиззи закрыла глаза и снова напрягла руки и ноги. Они тряслись, и не только от страха, а от предельного напряжения. Пальцы её были как ватные. Если бы только она могла заставить тело слушаться, она давно уже была бы внизу — палуба манила её, была преступно близко — но у Лиззи не хватало сил и решимости её достичь. Она не могла спрыгнуть, не могла соскользнуть ниже — стоило ослабить напряжение, готовясь к решающему броску, как она упала бы в воду, и Лиззи это отлично знала. Она хватала ртом воздух. Грудь словно трескалась от напряжения, но ей не удавалось сделать ни единого глотка так отчаянно необходимого кислорода. Снова перед глазами у нее поплыли пятна: разноцветные, бесцветные, чёрные… Им не было конца.
— Помо… помогите… — просипела Лиззи и покачнулась на канате.
Она не продержалась бы и десяти минут.
* * *
— Господи, господи, господи! — орала мисс Мэйд.
Словно вспугнутая курица-наседка, она металась по палубе, заламывала руки и ревела:
— Господи! Господи боже, помоги нам! Господи!
— Спокойно, спокойно, мисс Мэйд, всё хорошо, — удерживал её тот самый респектабельный доктор, которому не терпелось опровергнуть мнение соперника касательно витаминов. — Всё хорошо!