— Эля! Элька, иди сюда немедленно!.. Я тебе уши оторву!
Крик Антона пронёсся по всему дому, Дмитрий затормозил, остановился посреди гостиной и прислушался, а на лестнице уже слышался топот детских ног — сбивчивый и торопливый, который Гранович уже узнавал. Это Эля торопилась сбежать от праведного гнева брата. Видимо, опять что-то натворила или испортила.
— Ты от меня не спрячешься!
— Мама! Мама, ты где?! Антон на меня кричит!
Дима головой качнул, кончик носа почесал и направился в кабинет, закрыл за собой дверь. Неделя проживания под одной крышей с двумя бойкими и предприимчивыми детьми дала ему возможность понять, что очень многое в этой жизни прошло мимо него. Подчинённые и так частенько сетовали на то, что ему не хватает терпения, но сами никогда не пытались это самое терпение испытывать, понимали степень опасности, но дети такой дальновидностью не обладали, они вообще относились к нему, как к незнакомому дяде, который, по каким-то неведомым для Дмитрия причинам, должен был радоваться их присутствию рядом. Это на самом деле удивляло, и Дима не знал, как к этому относиться. Дети в его жизни если когда и присутствовали, то неизменно оставались на втором плане, он лишь время от времени улыбался им сдержанно, или подмигивал. Это были дети знакомых, коллег, партнёров по бизнесу. Никому из этих детей и в голову не приходило устроиться с ним на одном диване и завести разговор о компьютерных играх или футболе. Когда Антон в первый раз полез к нему с намерением поболтать, Дима долго смотрел на него, не понимая, чего мальчишке от него нужно. Почему-то был уверен, что после рассказа о школьной лыжной гонке последует какая-нибудь просьба. Но Антон выговорился и ушёл, а Гранович взглядом его проводил, обдумывая ситуацию. Оставаясь жить в этом доме и собираясь оценить настоящий, не придуманный "семейный уют", он совсем не ожидал, что ему придётся принимать непосредственное участие во всём этом. Понаблюдать хотел, на зуб, как говорится, попробовать, но не более того. И если мальчик был общительным, и с этим Дмитрий почти смирился, даже посмотрели как-то вечером вместе бокс, мужская компания как ни как, то девочка стала для него настоящей проблемой. С этим ребёнком происходило что-то по-настоящему странное. Она на него смотрела. Не пыталась заговорить и сбегала всякий раз, как он обращал на неё внимание, не выдерживая её молчаливого наблюдения, и, в конце концов, Дмитрий потерял всякое терпение и решил поговорить с Мариной. Вчера вечером к ней за стол подсел, когда она, отправив детей спать, чай на кухне пила, и постарался подобрать правильные слова, чтобы её не напугать, но при этом объяснить ей, что с её ребёнком что-то не так. Странная она. Очень странная.
Марина рассмеялась.
— Я не думаю, что вам стоит сильно переживать по этому поводу, Дмитрий Алексеевич.
Гранович невольно вздёрнул брови. Он-то прекрасно знал, что ему переживать не стоит. Это же не его дочь.
— Так это нормально?
Марина крутила между пальцев фантик от конфеты.
— Вы произвели на Элю очень сильное впечатление.
— Чем это?
Марина только плечами пожала.
— Не знаю. И она сама, скорее всего, не знает. Но вы ей понравились.
— Очень странное выражение симпатии, Марина.
— Она немного боится незнакомых людей. Вот привыкнет к вам, и всё изменится.
— И смотреть на меня перестанет?
После этого вопроса Марина немного смутилась.
— Очень на это надеюсь. Я понимаю, вас это напрягает… Я поговорю с ней ещё, — пообещала Марина и посмотрела на него виновато. Голову на бок чуть склонила, и тёмная тяжёлая прядь волос ей на лоб упала. Гранович это про себя отметил, и сам себе удивился. Наверное, поэтому и не захотел больше докапываться до истины. Пальцами по столу побарабанил, посмотрел на новые чашки, на пузатый заварочный чайничек с цветами на боку, клетчатую салфетку, на которой вазочка с конфетами стояла. Всё это появилось в этом доме в последние дни, и Дмитрию ещё не хватало времени, чтобы ко всему этому привыкнуть. И хоть кредитную карточку с энной, довольно немаленькой суммой денег, он Марине и передал, как его просил Стеклов, и каталоги мебельных фабрик привёз, но за прошедшую неделю почти ничего крупногабаритного в доме не появилось. Зато тут и там теперь стояли горшки с цветами, были расстелены скатерти, посуды появилось в избытке, ложки-поварёшки, цветы на чайниках и тарелках, и пушистые полотенца в ванных. И пахло постоянно чем-то вкусным, даже когда Марины дома не было. Вот это Грановича удивляло больше всего. Как ей удаётся?
Он не знал, говорила Марина с дочерью или нет, но столкнувшись с Элей утром, собираясь на работу, никаких перемен в поведении ребёнка не заметил. Она всё также застыла перед ним, вытаращив глазёнки и непонятно, о чём думала в этот момент. Антон, проходя мимо, сестру за тощую косичку дёрнул. Эля повернулась, губы надула, и толкнула брата, но ни слова при этом не проронила. Убежала на кухню, а Дима у мальчика поинтересовался:
— Я не понимаю, я ей нравлюсь или нет?
Антон лишь отмахнулся.
— Да кто её поймёт? Она же девчонка.
Гранович от неожиданности хмыкнул, а на Антона взглянул заинтересованно.
— Логично.
В общем, несколько дней назад, оказавшись в одном доме с этой семьёй, вся его жизнь изменилась. Не перевернулась с ног на голову, нет, это уж слишком сильно было бы сказано, но определённый хаос образовался. Дмитрий этого не ожидал, если честно. Думал, что днями будет пропадать на работе, а когда вечерами будет появляться в доме Стеклова, то его никто не будет трогать. Николай Викторович даже определённые выгоды ему обрисовал: и сыт будешь, и ухожен, и от холостяцкой жизни потихоньку отвыкать начнёшь. А получилось так, что он не отвыкал, его просто никто не спрашивал — хочет он отвыкать или нет. Как только он, приходя вечером, закрывал за собой дверь дома, сразу начинало что-то происходить. Марина занималась домашними делами, одновременно воспитывала детей, Элька по дому носилась, оставляя за собой игрушки или фантики от конфет, а Антон держался, как хозяин, время от времени из своей комнаты появлялся, ругался на сестру, и пытался помочь матери, хотя скорее, создавал видимость, торопясь вернуться к компьютеру и тишине. И всё это сразу начинало Дмитрия окружать, Антон прибегал, чтобы что-то ему рассказать, не обращая внимания, что он не слишком улавливает смысл его рассказов, Марина за стол его усаживала, а Эля… Ну, Эля это Эля, она всегда вела себя странно, он уже не удивлялся. И опять же, ему задавали вопросы, интересовались его делами, и Марина неизменно кивала, его слушая, хотя Дмитрий знал, что она мало что понимает. А уж когда она его однажды спросила, что он на ужин хочет следующим вечером, Гранович впал в лёгкий ступор. И задумался о том, как объяснить дочери начальника, что заботиться о нём не нужно, он живёт в этом доме временно, и тратить на него силы, время и заботу не следует. Вот только с Мариной взглядом встретился и все слова, вроде бы правильные и честные, растерял. Мысленно махнул рукой. Ладно, в конце концов, все люди разные, Марина вот домашняя такая, уютная, и не ему убеждать её, что не стоит так себя растрачивать на чужих людей. Наверное, Стеклов прав — она по-другому просто не умеет. И если Стеклова этот факт в восторг приводит, то он, Дмитрий, спорить права не имеет.
