Все эти сведения мистер Перфлит почерпнул из прозрачного ручья приходских сплетен, несколько их исказившего. И теперь, сидя в удобном кресле перед раскрытой книгой и с легким щемлением под ложечкой ожидая появления Джорджи, он не читал, а раздумывал над последними событиями. Длинными пальцами он вяло постукивал по подлокотнику и напоминал слепок с бронзового Ришелье в церкви Сорбонны – только без эспаньолки и величавости.
Доводы против обременительных альянсов становились все неотразимее. Естественно, Человек с Тонким Умом и Чувствами никогда бы не опустился до бычьей грубости кузена. И все же вокруг ловушки, ловушки… Да, Джорджи – не Лиззи, бесспорно, бесспорно… Но под кожей сестры они. (Даже для Имперского Поэта метафора просто непристойная, подумал в сторону мистер Перфлит.) Странно, очень странно, продолжал он размышлять, насколько Секс в реальной жизни отличается от Секса в книгах. Принимая во внимание, как бессовестно женщины используют себя ради пошлейших материальных целей, не приходится удивляться тому, что столь чутко впечатлительный человек, как Пейре Видаль (на мгновение мистер Перфлит отождествил себя с Пейре Видалем), потерял рассудок и с такими неудобствами бегал по Провансу – местности жаркой и каменистой, – вообразив себя волком… или спасаясь от волка? Встать и уточнить эту деталь мистеру Перфлиту было лень. А соблазнители XVIII века? Казанова и герои эротических французских романов? Отъявленные врали! Собственный опыт мистера Перфлита свидетельствовал, что среди цветов обязательно прячется змея, а горечь обязательно отравит разгар восторгов. Женщины лишены чистоты намерений, присущей мужчинам. Ах, если бы… Но они либо обдают тебя презрением, как ничтожнейшую из игрушек; либо мерзко шантажируют – исподтишка и обиняками; либо навязывают тебе знаки внимания, которые обнажают интимную тайну перед всем светом и приводят к жутчайшим осложнениям; либо они настолько осторожны, что ты их вовсе не видишь; либо, как в данном случае, они не более и не менее как пытаются женить тебя на себе. Мистер Перфлит содрогнулся. Нет, быть холостяком крайне опасно! Нельзя ли вступить в фиктивный брак с какой-нибудь незадачливой особой женского пола, которая за небольшое вознаграждение (например, в пять фунтов) согласится затем исчезнуть навсегда? Ни в коем случае! Риск слишком велик. Мистер Перфлит вздохнул и подумал, что теперь вряд ли возможно принять, как в королевской Франции, сан аббата, не обрекая себя на гнусно аскетическую жизнь и стеснение свободы.
Он встал, вздохнул еще раз, выпил коньяку, почти не разбавив его содовой, и принялся задумчиво жевать гвоздичку. В душе у него теплилась надежда, что, может быть, Джорджи все-таки не придет – душевный покой более чем возместил бы утрату не очень ценного издания довольно посредственного перевода.
Размышления Джорджи, хотя заметно менее длинные и не столь эрудированные, также были сугубо благоразумными. Но она пребывала в странном состоянии духа. События последних недель, бесспорно, явились для нее большим потрясением, но встряска эта пробудила ее к некоему подобию живой жизни. С изумлением она осознала, что все время, пока эти отвратительные ужасы творились и с ней и вокруг нее, она ни разу не испытала скуки. Унылая Джорджи, неохотно и вяло ездившая на велосипеде в Криктон и обратно, почти изгладилась из ее памяти. Теперь все время занятая новыми мыслями, планами, эмоциями она в почти счастливом смятении буквально не чувствовала земли у себя под ногами. Что-то все время происходит – и будет происходить. Своих девочек-скаутов она совсем забросила.
Тем не менее ее больно ранило и напугало нежданное открытие, что под внешним декорумом семейного и общинного существования прячется вязкая тина темных желаний, затхлых интриг и бесцельной злобы. Какие свиньи – мужчины! Какие омерзительные свиньи! Их ничто не интересует, кроме… нет, даже наедине с собой Джорджи не хотела уточнять, кроме чего именно. А женщин они просто презирают. И обходятся с женщинами самым жутким образом. Взять хоть бедняжку Лиззи! И Джорджи при мысли о бедняжке Лиззи пробудила в себе праведный гнев. Либо они сухие, сдержанные и эгоистичные, как мистер Каррингтон. Либо, как Реджи (Джорджи мысленно уже называла мистера Перфлита «Реджи», что исполнило бы его самыми дурными предчувствиями, стань это обстоятельство ему известным), они фривольны, чувственны и уклончивы, без малейшего понятия о том, в чем заключается истинное и прочное счастье. Либо… но тут Джорджи пришлось прервать перечень мужских недостатков, ибо в запасе ни одного конкретного примера у нее не осталось, И потому она вновь принялась разбирать особенности мужского поведения вообще, и поведения Реджи в частности.
В одном она была уверена твердо: никогда и ни за что не допустит она повторения того, что произошло один-единственный раз по какой-то необъяснимой случайности. Это было дурно, это было унизительно, это было… Джорджи строго запретила себе думать об этом. Дурно, унизительно… и, словно грезя наяву, она вновь пережила все, что произошло. Конечно, будь для Реджи это серьезно… если бы только! Как жутко счастливы могли бы они быть! Поселились бы в его нынешнем доме, после возвращения из-за границы, где они экономно проведут свой… Так удобно – она сможет каждый день навещать папу и маму. А от этого его грубого молчальника слуги они избавятся и наймут хорошую горничную открывать двери и прислуживать за столом, когда они будут устраивать званые чаепития или небольшие обеды, – во всем, что касается приема гостей, она сумеет многое перенять у Марджи. И хозяйство она возьмет целиком на себя – и лавочников, и сад, чтобы Реджи, ни о чем не заботясь, мог бы читать, и читать, и читать. А она приглядит, чтобы пыль с книг стиралась, как следует, и составит каталог – тогда он сможет найти любую нужную книгу сразу. Исткортов они принимать не будут, но она заставит Реджи быть вежливым с сэром Хоресом и мистером Крейги – ведь в конце-то концов наш долг быть внимательными к людям и делать жизнь друг друга приятнее! «Нет, сэр Хорес! – Она вообразила, как говорит это, одетая в строгое, но элегантное вечернее платье. – Нет, мой муж сам не танцует, но я знаю, ему приятно, если я танцую, а уж тем более с таким старинным нашим другом, как вы!» И конечно, сэр Хорес пригласит нас пострелять с ним фазанов, и Реджи будет в восторге. Какой мужчина не придет в восторг от такого приглашения? А если она будет вести дом очень, очень экономно, быть может, им удастся завести пару приличных гунтеров. В душе Реджи, разумеется, завзятый любитель охоты и лисьей травли. Это же у каждого англичанина в крови…
Но, конечно, если он не смотрит серьезно на… тогда всему конец. Никаких фривольностей она не потерпит. Унижения с нее довольно! Но, конечно же, он понимает – как же иначе? – насколько лучше быть серьезным. Зачем ему и дальше влачить дни в тоскливом одиночестве, не озаряемом ни ружьем, ни лисицей? И пожалуй, толкающем его к нечистым, падшим женщинам? Зачем ему все это, когда настоящее прочное счастье стучится – так деликатно, но и так откровенно! – в его двери?
Вот почему, когда после полудня зарядил сильный дождь, Перфлит радостно воспрянул духом, а Джорджи расстроилась, словно Господь отказал ей в своем благословении. Как она сошлется на желание прогуляться, когда льет как из ведра? А впрочем, кузен, слава богу, в отъезде, и ей, быть может, удастся ускользнуть незаметно.
Вновь на выручку ей пришли зонт, клеенчатый плащ и крепкие практичные ботинки с калошами. Вновь она заспешила по мокрой дороге между живыми изгородями, только на этот раз полностью развернувшиеся листья трепетали под легким ветром и стряхивали на землю водопады капель. Раззолоченные лютиками луга обрели оттенок тусклой горчицы, зато зелень зонтичных, вздымающихся под изгородями прибоем в рваной пене цветов, стала в сыром мягком свете более сочной и темной. Проходя мимо рощицы, Джорджи заметила, что время колокольчиков кончилось. К счастью, на этот раз ее путь не вел мимо обители любви к ближним, где пребывала миссис Исткорт, – Перфлит жил в другой стороне. Впрочем, особого значения это не имело, так как с недавних пор миссис Исткорт и Перфлит раззнакомились. Местное общество питало надежду, что решительный бойкот принудит Перфлита покинуть эти места навсегда, но покуда эксперимент особого успеха не принес, ибо Перфлит даже не догадывался, что к нему повернулись спиной, и лишь благодарил богов за их милость: последние дни зануды перестали допекать его визитами.
Принадлежала ли к занудам Джорджи? О, безусловно, считал он. Зануда из зануд, особенно в подобных обстоятельствах. Так зачем же поощрять ее? Вот именно – зачем? Какое тяжкое бремя доброта! Как усложняет жизнь отсутствие эгоизма! «Я слишком альтруистичен, – размышлял Перфлит, плотнее закутываясь в теплый плед уютного существования холостого рантье. – Слишком, слишком альтруистичен! Мне следует выдвинуть лозунг, не покупайте английские товары, но будьте эгоистичнее! Превосходная идея». Он начал проглядывать каталог
