и задумчиво сказала мне наконец:
— Неужели ты думаешь, что я могла остаться слепой к твоим достоинствам? Ты хочешь, чтобы я сказала то, чего ты не решаешься высказать? Ну, так я скажу тебе: я люблю тебя! Я люблю тебя за твоё великодушие, за твою преданность нашему общему делу, делу всей Галлии и моего отца Амбиорикса. Я не знаю, да и представить себе не могу другого человека, супругом которого я желала бы быть. Я говорю с тобой откровенно, как с воином и братом по оружию, как говорила бы благородная девушка с храбрым предводителем. Но могу ли я дать тебе слово, не спросив благословения своего отца?
Я печально опустил голову.
— Не огорчайся, — продолжала она. — Я знаю, что не увижу его скоро, — может быть, даже никогда. Не имея возможности спрашивать его совета, я привыкла поступать согласно с его желаниями, как будто бы он сам выразил их мне, и во всём подчиняться его воле. Знаешь ли ты, Венестос, что он сказал бы мне, если бы я могла обратиться к нему?
— Да, я угадываю, я знаю, я чувствую.
— Ты понял меня. Никогда он не отдал бы моей руки воину, который не рискнул всем, чтобы освободить свою родину. Отправляйся же туда, куда тебя призывает честь, и возвращайся, исполнив свой долг. Я не требую, чтобы ты вернулся победителем, так как победа находится в руках богов; но люди могут несмотря на поражение сделаться великими. Храбрый человек остаётся всегда господином своей чести... Возвращайся, и тогда ты скажешь мне: вёл ли ты себя так, что покойные твои отец и мать остались бы тобой довольны?.. И в таком случае мой отсутствующий отец одобрил бы моё согласие сделаться твоей женой.
Она протянула мне руку. Я взял её руку и надел ей на палец золотое кольцо. Она не сопротивлялась и, срезав прядь своих роскошных волос, подала её мне.
— Ты желаешь, чтобы я помнила, что принадлежу тебе? — сказала она. — Обещаю тебе. А вот это тебе на память.
— Это послужит мне оберегом, который сохранит меня во время битвы. Будь уверена, что я вернусь достойным тебя или совсем не вернусь.
Мы простились, и я вышел из дома. Вскочив на лошадь, я обратился к крестьянам и воинам, не отправлявшимся со мной, и, указывая на Амбиоригу, стоявшую в дверях, сказал:
— Поручаю вас ей, а её поручаю вам. Вы должны почитать её, как почитали мать мою. Вы будете повиноваться ей, как повиновались когда-то моему отцу. Когда она будет отдавать вам приказания, то знайте, что приказания эти отдаю вам я её устами. В случае опасности защищайте её. Если ей придётся умереть, умрите вместе с ней.
Я был так взволнован, что более говорить не мог. У меня недоставало даже духа ещё раз повернуться к ней. Я пришпорил своего коня, и весь мой отряд поскакал за мной к югу. Мы ехали под хлопьями падавшего снега, застилавшего перед нами дым наших родных домов, ехали навстречу неизвестному нам будущему. Но все мы были бодры и полны надежд!
II. Карнутский Немед
На второй день мы были уже в стране карнутов. Там нас ждали проводники. Когда стало смеркаться, они проводили нас по дремучему лесу на широкую прогалину. Это и был Немед, или священное место.
Окружённое громадными дубами, оно было полно народу, который в сумраке мы сначала едва могли разглядеть; но вскоре луна, выкатившаяся из-за туч, ярко осветила площадку, и мы увидели жертвенник из грубого камня, около которого стояли человек сто друидов в белой одежде с красными каймами, с дубовыми венками на головах. Барды, подыгрывая себе на арфах, пели торжественную и грозную песню. Большой белый бык, почти покрывавший весь жертвенник, лежал со связанными ногами и мычал.
Вокруг площадки стояли громадные отряды воинов, и со всех сторон собирались, неслышно ступая по снегу, заговорщики.
Тишина была полная и раздавались только звуки арфы. Вдруг послышался голос предводителя карнутского. Он заговорил о галльских народах, стёртых с лица земли или уведённых в рабство, и изрёк воззвание к теням предводителей, предательским образом убитых Цезарем. Карнуты, уступая желаниям других народов, решились подвергнуть себя такого рода избиению и мучениям, чтобы отомстить римлянам. Он требовал, чтобы мы дали клятву, и давал нам обязательства от имени своего народа.
По безмолвному лесу раздался оглушительный стук мечей по щитам и крики восторга и признательности.
— Благодарим вас, благородные карнуты! Вы жертвуете собой для нас, и мы все пожертвуем собой для вас.
Воины плакали и рыдали от умиления и жалости к карнутам, при мысли о том, какую громадную приносили они жертву.
Вдруг зажглось бесчисленное множество факелов. Звуки арф усилились. Бронзовые ножи сверкнули в руках жрецов, а золотые серпы у их поясов. Громадный бык забился в отчаянии и издал страшное мычание, после чего на белый снег и на белое одеяние жрецов брызнула струя алой крови.
По данному знаку все знамёнщики подъехали к окровавленному жертвеннику.
Тут было до сотни знамён, на которых красовались орлы из вызолоченной бронзы или из янтаря, журавли, ласточки, петухи, волки, львы, быки, кабаны.
Из предводителей со знамёнами, окружавших жертвенник, большая часть была незнакома мне, по крайней мере в лицо. На некоторых было почти римское вооружение, а на других военный наряд галлов. Были люди, одетые только в звериные шкуры, с мордами зверей вместо шлемов.
Старейший из жрецов приказывал приблизиться каждому знамёнщику, окунуть в кровь конец своего меча и громким голосом произнести имя своего народа или племени, имя предводителя и число ратников, которых он обязуется выставить для священной войны.
Таким образом мне привелось услышать перечень почти всех галльских народов. Я никак не думал, чтобы галльский союз был так велик, и чтобы все до такой степени ненавидели римлян. Я услыхал имена предводителей, которых я никогда не видал, но о подвигах которых слышал. Имя Верцингеторикса было встречено громом рукоплесканий; стук мечей был так силён, что в глубине лесов завыли волки, и внезапно разбуженные громадные орлы с испугом пролетали над жертвенником.
Над каждым знамёнщиком, преклонявшимся перед алтарём, старый друид протягивал руки и, произнося таинственные слова, предсказывал знамени победу. Мы повторяли клятву, что каждый умрёт за всех, и все за каждого. Веткой, омоченной в крови, жрецы окропляли войско и грозили страшными проклятьями против всякого нарушения клятвы.
— Да будет клятвопреступник лишён воды и огня! Да будет он проклят на земле, на небесах и в аду! Да сбросит его Камул с седла во время битвы! Да растерзают волки его тело, и да выклюют вороны ему глаза! Да собьёт Тейтат душу его
