И широкое лезвие его ножа качнулось над сердцем Лили. Лили молчала, но её белое, как снег, лицо, её огромные, испуганные глаза с выражением полной безнадёжности, говорили больше любых слов.
– Да, клянусь небесами, да! – крикнул капитан Браун, охваченный волнением.
– Пусть Буффало Билл, Дикий Билл, Фрэнк Старк скажут «да» и поклянутся! – сказал Дэйв, не отводя руку.
– Да! Да! Да! – одним махом выпалили мужчины. Положение пленниц почти парализовало их.
– Клянитесь, и больше мы ни о чём не попросим.
– Мы клянёмся! – торжественно произнёс каждый из друзей.
В тот же миг все пленницы были свободны. По знаку Ма-но-ти их путы были разрезаны теми ножами, которые угрожали их жизням.
И те, кто хотели их зарезать, даже овдовевшие скво, сейчас помогали им безопасно спуститься к друзьям.
Скоро все, кроме одного человека, стояли на равнине. Родственники обнимались, плакали от радости. Они забыли то, что пережили, забыли былые лишения, погрузившись в новое счастье.
Я сказал – все, кроме одного. Это была Ма-но-ти.
Величавая, царственная, она стояла на краю скалы. Ветер раздувал её длинные чёрные волосы и забавлялся со складками её алого одеяния.
– Воронье Перо мёртв, и Серебряный Голос ушёл с ним в счастливые охотничья угодья, – сказала она. – Все воины, которые защитили бы Ма-но-ти от ружей бледнолицых, пали. Охотники, которые убивали жирного бизона и быструю антилопу, погибли. Ма-но-ти видит из своего народа только скво и маленьких детей. Никто не будет для неё охотиться, никто не будет ей служить. Она не останется одна. Она ненавидит бледнолицых и не согласится принять свою жизнь как их дар. Она уходит, чтобы присоединиться к Вороньему Перу и Серебряному Голосу. Духи реки похоронят её в пещерах глубоких вод.
Она закончила свою дикую речь, через голову сняла алое одеяние и бесстрашно шагнула к самому краю. Она не оглянулась, не остановилась, но прыгнула и полетела вниз, в безумное, пенное течение.
Скво племени жалобно вскрикнули, а затем всё стихло.
Два белых предателя, шатаясь от слабости, вместе с индианками брели туда, где паслись их лошади, и начали собираться к отъезду. Они сторонились солдаты и канзасцев, которые, если бы не данное обещание, разорвали бы предателей на куски.
Войска заняли деревню и взялись за приготовление пищи, следуя указаниям заявившего о себе голода.
Когда мрачные овдовевшие скво на нагруженных лошадках покидали свои опустошённые дома, огромные костры отправляли в безоблачное небо дым и свет, а голодные мужчины жарили на них мясо животных, которых откормили их погибшие враги.
Солдаты почти не вспоминали о своих горестях. Они не вспоминали об убитых людях, о разрушенных домах, о пленниках, захваченных воинами, деяния которых отныне завершены.
Такова жизнь. Как ночь следует за днём, как день сменяет ночь, так меняется и наша удача.
И это благо! Ибо разве не так велит тот, кто творит всё благое на свете?
Глава 30.
«Если я увижу её снова, то влюблюсь»
Прошло много месяцев со дня дикой резни, когда духи Вороньего Пера и его воинов на окровавленных крыльях отправились к своим праотцам, в счастливые охотничьи угодья. Много месяцев над цветущим Югом, плодородным Западом, над городами Севера, вдоль скалистого побережья Атлантики громко, пугающе звонил набат войны, пробуждая в нации силу и рыцарский дух.
На улицах Сент-Луиса, великого западного города, чьё будущее определено силой и предприимчивостью его жителей, кипит жизнь – занятая, шумная, воинственная жизнь. Повсюду вы видите и слышите бой барабана, пение горна, блеск пёстрых мундиров, сверкание начищенного оружия, топот подкованных копыт.
На улицах великого города вам встретятся люди всех классов: охотники в оленьей коже и мехах, индейцы в доспехах равнин, солдаты в мундирах своих частей, сельские жители в грубой рабочей одежде и горожане в суконных костюмах и лакированных ботинках.
И, увы, поскольку человечность одобряет разрушающую торговлю спиртным, вы увидите, что эти люди подвержены демону рома, который уничтожает человечность и превращает человека в дьявола. Группы солдат, обезумевших от рома, шатались туда-сюда, ругались и богохульствовали. Они позволяли себе такие вольности, за которые в мирное время попали бы в тюремную камеру.
Буйное скопище таких людей, где смешались разноцветные мундиры кавалерии, артиллерии и пехоты, брело по Четвёртой улице и во всю глотку распевало вакхические песни.
Юная девушка не старше шестнадцати лет отступила в угол, чтобы дать им пройти. Девушка была очень, очень красива, у неё были большие мечтательные глаза, локоны её волос свободно лежали на белых плечах. В руках она держала сумку с книгами, поскольку училась в школе.
Огромный бородатый сержант-артиллерист заметил её робкую фигуру. Возбуждённый выпивкой, он забыл, что такое настоящий мужчина, и закричал:
– Стоять, ребята! Какая-то девчонка воротит нос от солдата Союза.
Бедная девушка побелела, как лилия, увидев, сколько пьяных солдат уставилось на неё. Она хотела бежать, но сержант уже схватил её за руку, и она не могла вырваться.
– Слушайте, ваш отец случайно не конфедерат? – выкрикнул этот скот, выдохнув тошнотворный перегар в её милое лицо.
– Нет, сэр. Мой отец известен как сторонник Союза, и это выражение к нему неприменимо. Его зовут… – И девушка назвала имя богатого городского банкира, а затем добавила: – Позвольте пройти, сэр. Мне нужно в школу.
– Вы не пройдёте, пока не докажете свою любовь к солдатам Союза. Вы должны поцеловать всех этих мужчин, – сказал сержант. – Согласны, ребята?
– Так точно! Всё правильно! – выкрикнула вся пьяная толпа как один человек.
– Всем стоять! Я первый. Ну, моя красавица, где твои розовые губки?
– Трус! Я лучше умру, чем смирюсь с таким оскорблением! – воскликнула храбрая девушка.
Грубиян рассмеялся. Он склонил к ней свою косматую голову и обвил руками её тонкую талию.
Она дико завизжала и своими маленькими ручками оттолкнула его лицо, что на миг задержало его.
– Опомнись, девочка, или будет хуже, – хрипло сказал сержант и приподнял её, как будто она была всего лишь куклой.
Но прежде чем он снова склонил своё разгорячённое лицо к её чистым губам, на улице показались лошадь с всадником. Они неслись, как будто на крыльях.
Это был Буффало Билл на своём лихом Пудреном Личике. Он расшвырял толпу, как будто это были мешки. Одним ударом кулака он свалил грузного мерзавца на землю, а другой рукой обхватил прелестную девушку за талию и забросил её на седло. Он сказал своему благородному коню слово «Но!» и унёсся прочь. Ни одна рука не успела подняться, чтобы ответить ему.
