— Уходи. Мне не надо твоих извинений. Просто уходи, — говорит она холодно.
Я ни разу не слышал от неё такого тона, и он мне не нравится. Хочу его изменить. Достаю телефон и, включив видео, показываю ей. Очень хочу верить, что оно её проймёт, но пока всё идёт не так. Рита сидит всё с тем же выражением лица — равнодушно смотрит и молчит.
— Смотри, как сильно я раскаялся и сжёг коллекцию, — комментирую кадры, где видно, как я устраиваю крематорий трусам в своём камине.
Я действительно все уничтожил без сожаления, когда понял, что Рита видела трофеи и читала надписи. Мне стало очень стыдно за глупое хобби. Это было так незрело, так тупо… Я увидел себя её глазами и выглядел в них обиженным подростком.
Сжёг, избавился от позора, пока ещё кто-то на него не наткнулся, не моргнув.
— Мне глубоко плевать. Не собираюсь сочувствовать утрате, — Рита холодеет на глазах, превращаясь в маленькую стервочку, говорит со мной сухо.
Хорошенькая, как куколка! Страшно хочу её поцеловать.
— Да брось ты. Ты же не такая, — пожимаю плечами. — Ты лёгкая, открытая, понимаешь шутки, да и комплексов я у тебя не заметил. — Двигаю бровями, намекая на нашу чудесную жаркую ночь.
И Рита взрывается.
— Ты ничего обо мне не знаешь! — отрезает зло. — Видимо, спутал с мачехой-любовницей. Это у неё комплексов нет! Это она лёгкая, может прямо на юбилее свекрови предаваться разврату с мужем прямо под носом у гостей, а потом с тобой встречаться, стонать и говорить то же самое, что ему.
До меня доходит смысл сказанного, и улыбка мигом сползает с губ.
— О чем ты? Змея мне не любовница. Ты застала их с отцом на юбилее? — сыплю вопросами, позабыв обо всём. — Почему мне сразу не сказала?
Рита заводится сильнее и сильнее. Её зелёные глаза полыхают гневом — я не видел никого красивее.
— А что, была должна?! Это не входило в наш договор! — шипит, как рассерженный котенок. — И я жалею, что сейчас об этом ляпнула. Убирайся! Не хочу тебя видеть!
Я подаюсь к ней ближе — эта информация тянет на крупную сумму.
— Рит, ну расскажи. Я заплачу тебе, сколько скажешь, — достаю телефон, чтобы перечислить деньги.
Но она подскакивает со стула, словно её оса ужалила. Было со мной такое в детстве, и я помню скорость подскакивания.
— Знаешь куда засунь себе свои деньги?! — задаёт она риторический вопрос. — У меня отец не беднее тебя! Не отстанешь — я ему всё про тебя расскажу, и он наймет киллера!
Я вижу, что Рита очень хочет запустить в меня тарелкой или стаканом, но ей не позволяет воспитание. Она фыркает и просто уходит в женский туалет, где надолго застревает.
А я вдруг отчётливо осознаю, что свободен. Что я так легко и просто вдруг стал свободен от змеи и её шантажа из-за простых слов, сказанных Ритой. Ей я верю безоговорочно.
А вот что касается кобры… Если человек соврал в малом, значит он врет и в большем. Понял, что мне больше не нужны никакие доказательства. Они мне и раньше были не нужны. Надо было просто взять змею на понт и идти до конца. А я столько времени и нервов потерял…
Но самое удивительное, что я не мчусь к отцу, чтобы вывести его жену на чистую воду — теперь это ерунда, дело времени. Не мчусь, потому что понимаю: если я сейчас не добьюсь прощения Риты — я не добьюсь его никогда. Это пока она была ассистентом в консьерж-сервисе, у меня ещё были какие-то шансы её заново очаровать, даже купить или чем-то удивить. А сейчас что-то произошло, и за её спиной встал Вязьмин, которого она почему-то называет отцом. А Вязьмин — это серьёзная преграда, и чтобы её преодолеть, надо действовать незамедлительно, пока его нет в зоне видимости. А то ведь спрячет — не найдёшь!
Я встаю, мне надо подготовиться к отлёту из столицы.
Зачем? Что я делаю? Почему мне так важно прощение Риты?
Да всё просто. Как только я понимаю, что свободен от шантажа, меня пронзает второй молнией — осознанием того, что другой такой девушки я не встречу… и мне другая вообще не нужна. Мне нужна только она.
Придётся наплевать на все дела и кинуть все силы на завоевание Маргаритки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 18
Хотела бы я сказать, что морской воздух и атмосфера курорта сотворили чудо, и, выкинув из головы все проблемы, я предалась отдыху. Но ничего подобного не случается. А кто виноват? Конечно, Гесс! Надо было ему явиться в аэропорт и взбаламутить мои чувства с мыслями, выведя их на новый уровень!
Весь полет я вместо того, чтобы наслаждаться прелестями полета в бизнес-классе, гоняю туда-сюда наш разговор. Он заявил, что приехал просить у меня прощения, и обозвал красивой. Смотрел ещё таким влюблённым взглядом при этом, по имени называл и коллекцию свою сжёг — я с трудом держалась, чтобы уши не развесить, но хорошо, что сдержалась. А то он как услышал про свою развратную мачеху, так сразу принял стойку и начал мне денег предлагать за грязные подробности. Извращенец!
Меня это так сильно задело, что пришлось сбегать. Хотя, если рассуждать здраво, задевать не должно было. Гесс привык, что у нас товарно-денежные отношения, вот и предложил, а то, что моё глупое и наивное сердце придумало себе, будто они изменились — мои проблемы.
А почему он тогда называл меня по имени, сжёг коллекцию и примчался в аэропорт?
Терзать себя мыслями невыносимо!
В общем, я так запуталась, что никакой радости от приземления в южном городе не испытываю. Добираюсь до отеля и падаю спать, не тратя время на восхищения номером.
…Завтрак просыпаю, но это ерунда. Телефон включаю ближе к полудню! Естественно, там миллион пропущенных вызовов, голосовых и текстовых сообщений от мамы.
И одно от Вязьмина.
Это, конечно, перебор. Мама паникует, ругается и тут же просит прощения. Я совсем не хотела её пугать и доводить до сердечного приступа. От чувства вины настроение не улучшается. И голосовое от Вязьмина я включаю, уже ко всему готовая. Вернее, почти ко всему.
— Спасибо тебе, дочка! Метод твой был жестокий, но действенный. Лана очень переживала и нуждалась в поддержке. В общем, как только вернёшься с отдыха, мы с ней поженимся, — доносится из динамика счастливый голос Богдана Алексеевича, и я падаю в кресло, понимая, что он не шутит. — Как включишь телефон, сразу маме позвони! Я ей обещал!
Нечего ж себе они шустрые! У меня нет ни единого слова, которое бы я сейчас хотела маме сказать. Поздравить? Нет, я, конечно, рада за них и желаю только счастья! Но у меня не укладывается в голове: а зачем она столько лет носила в себе обиду, раз так просто было Вязьмина простить? Я этого не понимаю.
Вот если бы Гесс вчера повёл разговор иначе, принёс бы мне букет цветов или смешную мягкую игрушку, упал бы на колени, в конце концов, я бы его тут же и простила, а не вынашивала в себе негатив. А так как он этого не сделал, я просто выкину его из головы. Вот сегодня ещё немного подумаю, а завтра точно выкину.
Встаю и иду из номера. У меня в планах: завтрак в кафе, магазины и пляж. Маме позвоню с пляжа. Надеюсь, там будет плохая слышимость, и разговор не задастся.Открываю дверь, а напротив у стеночки с красиво оформленным букетом полевых цветов и большой зелёной мягкой жабой стоит улыбающийся Гесс…
Правда, не на коленях, а просто прислонившись спиной, но это всё равно выглядит мистикой. Я тру глаза. Так ведь не бывает, да? Чудес и магии в нашем мире нет, правда?
— А… как? — вырывается вопрос.
У меня сердце колотится, и по рукам бегут мурашки от нереальности совпадения моих мыслей с действиями Гесса. Хочется найти всему логическое объяснение, но его нет. Как Гесс мог узнать, о чем я думала минуту назад, и переместиться ко мне под дверь из столицы?
— Нравится? Угадал? — спрашивает Григорий с обезоруживающей улыбкой.
Я трясу головой. Угадал?! Он просто угадал?! Мне дышать нечем от таких роковых совпадений, и видится в них перст судьбы.
Я стою, не в силах пошевелиться, и тогда Гесс сам делает ко мне несколько шагов, вкладывает в руки букет и жабу.
