Вирус бешенства имеет пулевидную форму и относится к РНК-вирусам. Существует несколько биологических разновидностей этого вируса — вирус дикования (распространен в Сибири) и вирус «безумной собаки». Нестоек во внешней среде — кипячение убивает его в течение 2 мин., он чувствителен ко многим дезинфектантам, однако устойчив к низким температурам. Естественными резервуарами и источниками инфекции для человека являются собаки, лисицы, летучие мыши, енотовидные собаки, волки, кошки, — все они выделяют вирус со слюной и заразны в течение последней недели инкубационного периода и всего времени болезни. Источником заболевания может быть человек — известны случаи заболевания после укуса больного. К экзотическим случаям заражения можно отнести инфицирование спелеологов при исследовании пещер, густо населенных больными летучими мышами.
На европейском континенте наибольшую опасность для человека представляют лисы и собаки. Характерными признаками заболевания следует считать изменение поведения — злобное животное становится ласковым; доброе, домашнее — злым. Считается, что одним из основных признаков является изменение поведения животного. Если говорить о лисицах, то для больных животных таким изменением будет желание идти на контакт с человеком, здоровое животное никогда добровольно не пойдет к человеку и убежит при любой попытке приблизиться. Для больных бешенством животных вообще является характерным желание искать помощи у человека. Так, в отношении собак замечено: если животное было диким и неручным, то при заболевании оно меняет поведение и охотно идет к людям. И наоборот, если оно было домашним и ласковым, то, будучи больным, покуда оно себя контролирует, оно старается избегать людей. Внешне больных собак можно отличить по обильному слюнотечению (если погода не жаркая) и слезотечению — дело в том, что вирус бешенства нарушает мозговую регуляцию этих процессов.
Входными воротами инфекции являются поврежденные укусом кожные покровы и слизистые оболочки. От места проникновения вирус распространяется к нервным окончаниям, затем, продвигаясь по нервам, проникает в спинной и головной мозг. Считается, что с момента проникновения вируса в нервное окончание можно говорить о стопроцентной вероятности летального исхода. Наиболее опасны укусы в область головы. Инкубационный период (от укуса до появления первых симптомов) длится 10-90 дней, в редких случаях — более 1 года. Его длительность зависит от места укуса (чем дальше от головы, тем больше инкубационный период).
Симптомы бешенства. Гидрофобия или боязнь воды — судорожные сокращения глотательных мышц, чувство страха, судороги, одышка. Приступы гидрофобии вначале возникают при попытках пить, затем и при виде воды, ее плеске и просто упоминании о ней. Приступы болезненны, поначалу больной активно жалуется на свои мучения. Судорожные приступы также возникают от звуковых, световых и других раздражителей. Во время приступов возникает бурное возбуждение — больные ломают мебель, кидаются на людей, ранят себя, проявляя нечеловеческую силу. «Буйный» период затем сменяется «тихим» — признак начала восходящих параличей, которые впоследствии захватывают дыхательную мускулатуру, что приводит к остановке дыхания и смерти больного. Реже встречается изначально «тихая», паралитическая форма бешенства.
Бешенство — стопроцентно летальное заболевание. Именно поэтому введение вакцины (и иммуноглобулина в особых случаях) в первые после укуса часы является крайне важным. Возможна и профилактическая вакцинация".
Ильин захлопнул книгу. Посмотрел на воду в стакане. Вздрогнул. Потом устало вздохнул и потянулся к телефону.
Бракин тоже захлопнул книгу. Рыжая подскочила со сна, тявкнула, вопросительно глядела на Бракина.
— Бешенство здесь ни при чем, — вслух сказал Бракин. — Это уловка, обманный ход.
Он обхватил голову руками, почесал с двух сторон густую жесткую шевелюру.
«Это — другое», — подумал он. Единство и борьба двух противоположностей, как лаконично и ёмко выразился кто-то из классиков марксизма.
Бракин встал, потянулся. Глянул на отрывной календарь, висевший у окна. Крещение скоро, а значит, — снова морозы.
Голод в лесах, холод, мучительная гибель.
Голос у губернатора был взволнованным, но почти радостным.
— Ты знаешь, кто сейчас у меня с докладом был? Главный наш зверолов, Седых.
Губернатор сделал паузу, ожидая, что Ильин включится в игру. Но Ильин не включился, — ровно дышал в телефонную трубку, ждал.
— Так вот! — радостно объявил губернатор. — В Калтайском лесничестве видели стаю волков!
— Да что ты! — без удивления сказал Ильин.
— А вот то! — рассердился губернатор (Ильин сразу представил себе его порозовевшие щёчки). — Вот тебе и всё объяснение. И оборотни твои, и эти, бабы с обозами. Я приказал волков выследить и отстрелять. Уже две группы готовятся. Со всей области лучших егерей собираю.
Ильин подумал и сказал:
— А как же бешенство?
— Какое бешенство? Нет никакого бешенства, говорю же тебе по-русски! Волки это!
— В городе? В Третьем микрорайоне? — невозмутимо возразил Ильин.
— Да чтоб тебя… — и раздались короткие гудки: губернатор бросил трубку.
Ильин откинулся на спинку кресла, закурил. Потом вызвал Людочку, внятно сказал:
— Соедини-ка меня с Калтайским лесничеством. Кто там директор?
Людочка ничего не переспросила. Это было одним из главных её достоинств. Она сразу, мгновенно понимала все, сказанное шефом, даже самые неожиданные его указания, с самыми дикими географическими названиями.
И ни разу еще, за все три года работы у Ильина, ни о чем не переспросила. И, наконец, самое главное: ни разу ничего не перепутала.
Кажется, весь город чего-то ждал.
Журналисты о собачьей теме почти забыли. Лишь изредка вспоминали о ней, по-прежнему употребляя слово «слухи». Гостелестудия, правда, пригласила для интервью заместителя губернатора по ЧС Густых. Но в последний момент интервью было отменено: Густых срочно уехал в Москву.
И в один прекрасный вечер — грохнуло.
Коммерческий телеканал «ТВ-Секонд» начал очередной вечерний выпуск новостей сообщением:
— Как нам стало известно, в кинологическом центре УВД служебная овчарка набросилась на кинолога-инструктора. Собака нанесла кинологу тяжелые ранения и её были вынуждены пристрелить. Мы обзвонили городские больницы, но ни в одной из них, как нам сообщили, пострадавшего нет. Возможно, он содержится в ведомственном стационаре УВД. На наш звонок в стационаре посоветовали обратиться в пресс-службу УВД и отвечать на вопросы отказались.
Заместитель начальника УВД Ларин по телефону сказал, что ничего подобного не было, но что вообще случаи нападения служебных собак на инструкторов бывают. «Риск всегда есть, вы должны понимать, какая у кинологов работа», — сказал Ларин.
Мы будем следить за дальнейшим развитием событий, — сказала ведущая, — и внезапно в кадре пошла явно незапланированная реклама.
Больше в этот вечер о бешеных собаках не говорили, а после рекламы у ведущей был слегка смущенный вид.
Эльвира Борисовна купалась в лучах славы: уже третий местный телеканал брал у нее интервью. Она, правда, рассчитывала, что её позовут в студию, даже нарядилась соответственно — в укороченную песцовую шубку, которая не скрывала приятную полноту бедер, обтянутых фиолетовыми колготками, и в высоких, с наколенниками, белых сапожках. Под шубой у неё был строгий костюм, как и положено деловой женщине.
Но телевизионщики решили иначе: дескать, интервью в студии будет, но сначала, для антуража, надо отснять репортаж в самом приюте «Верный друг». Эльвира Борисовна пришла в ужас. Приют был переполнен, не чистился со дня основания, кирпичная кладка уже настолько пропиталась собачьими метками, что кирпичи вываливались из стен.
— Хорошо! — сказала она. — Но сниматься будем снаружи.
Оператор — совершенно несерьезный молодой человек в бандитской вязаной шапочке, с прыщами на лице, пожал плечами и сказал, не выпуская изо рта жвачку:
— Так даже лучше. Только чтоб собачки вокруг бегали.
— Собачки будут! — обрадовалась Эльвира и побежала к конторке, где безвылазно жила сторожиха, — она же бывший бомж, — в чьи обязанности входило всё. За это ей полагались крыша над головой и часть собачьего провианта, которым снабжали приют спонсоры. В провиант входили самые разные консервы, картошка, и даже почему-то мука.
— Людмила! — крикнула Эльвира, врываясь в сторожку. — Выводи собак.
— Тех самых? — сумрачно спросила Людмила.
Она лежала на топчане у «буржуйки», накрывшись поношенной дубленкой.
Сам репортер выглядел солиднее своего оператора. Во-первых, он был одет не как бандит или клоун, а как порядочный человек, чиновник: в строгой пыжиковой шапке, в демисезонной темной куртке, с кашне, приоткрывавшем светлый воротничок и галстук. Репортер размотал шнур микрофона и теперь ждал, сидя в машине, выставив ноги наружу, в открытую дверцу.
