2.
Сначала на улицах появились мертвые птицы. Был конец лета, цвело что-то, чему положено цвести в августе, увядало, чему положено увядать. Август не баловал дождями, дороги, тротуары, трава газонов — все было покрыто тяжелой пылью, и повсюду в этой пыли лежали маленькие тельца. Голуби… Больше всего было их — грязных, обленившихся городских голу бей. Иногда попадались растерзанные вороны. Тревожными пятнами вспыхивали грязно-белые тушки чаек. Воробьями была усеяна вся земля. Умирали дрозды, зяблики, галки и еще такие серые птички с желтой полосой… Уже мертвые, они доставались бродячим животным или расплющивались колесами машин, превращаясь под солнцем в бесформенные высохшие лепешки из трухи и перьев. Они висели на ветвях деревьев, как дьявольские елочные шары, плавали в городских реках и прудах, чуть подрагивая — оттого, что снизу их уже объедали рыбы. Умирающие птицы падали прямо на прохожих. Еще живые, судорожно открывали клювы, задыхаясь, но скоро их глаза мутнели, и они переставали двигаться.
Комиссии не находили ответа, в лабораториях разводили руками. Птицы не были отравлены, а если это была болезнь, то не заразная, потому что не умирали поедавшие их рыбы и собаки. И люди тоже. Их очередь пришла потом.
3.
Среди них был один по прозвищу Толстомясый. Бока у него так заплыли жиром, что он не мог сунуть руку в карман. И быстро ходить он тоже не мог, и не ходил он быстро. Трудно было определить его походку: он и не плыл, и не перекатывался, и не волочил свою тушу — так про него говорили, конечно, но только потому, что не знали, как сказать вернее. Он весь был большой, круглый, чуть сплюснутый сверху, как планета, и на коже у него жили маленькие человечки. Они строили города, в городах — дома, а в домах — квартиры, там селились, заводили цветы и домашних животных. Они там любили и плакали, и когда они печалились, печалился и Толстомясый, а когда радовались, то он и сам ощущал себя легким, как воздушный шар, и мог бы вот-вот взлететь, но тут же кому-то из них становилось грустно, и грусть их снова придавливала его к земле. Какая дикость, скажете вы. Он и сам так считал, он чувствовал себя неправильным, потому что у всех вокруг человечки жили внутри, а у него снаружи. Он думал, это потому, что внутри у него слишком мало места, слишком все заполнено им самим, и даже для него самого места едва хватало, потому он и стал таким огромным. Зато я могу их видеть, утешал себя Толстомясый. Он потому-то и ходил так осторожно, так медленно, чтобы не скинуть их ненароком. Как же он не боялся мыться, спросите вы. Он и не мылся, это было не нужно ему, потому что он жил только один день.
Придумайте к этим трем абзацам четвертый, который свяжет их в единое повествование. Наберите на компьютере.
18 августа
Сегодня мы сочиняем песню. Человек, который может сочинить песню, всегда богат вне зависимости от того, поэт ли он песенник, композитор или просто самодеятельный бард, поющий для собственного удовольствия. Тот, кто поет от удовольствия, всегда богат и успешен.
Эта песня должна быть гимном вымышленного идеального государства — или той России, какую вы бы хотели видеть. Чужие песни использовать нельзя. В гимне должны присутствовать национальные святыни, указания на великие события истории, упоминание о главных чертах национального характера, несколько слов о местных пейзажах и картина светлого будущего.
Я тоже что-нибудь напишу — про государство, которого еще не бывало, уж будьте уверены. Скорее всего это будет гимн Квартала, моего Квартала. И вам я советую не замахиваться на гигантскую задачу — песня с трудом натягивается на гигантские задачи, — а именно написать гимн Квартала, вашего собственного, где вы живете и действуете.
Конкурс на лучший гимн мы проведем, когда встретимся, а когда встретимся — вам будет сообщено особо. Но напишем сегодня. Кто не знает нот и аккордов, пусть напоет знакомым, которые знают. Они запишут.
Чем больше непонятных слов, тем лучше. Все понятное уже есть.
19 августа
Приснился ли вам город?
Если да, то все в порядке. Сегодня у вас несложная программа: пройдитесь по Кварталу, дойдите до улицы, где вам чаще встречаются влюбленные (не знаю, как она называется на вашей личной карте), и стойте там с букетом цветов.
Подарите этот букет первой проходящей мимо старухе, сказав, что его просил передать человек, которого она знает.
На все вопросы отвечайте таинственно и уклончиво.
Если старуха не возьмет букет, что маловероятно, на ее глазах отправьте его в урну.
Если возьмет, считайте, что все ваши действия одобрены.
Если на улице нет старухи, ждите до тех пор, пока не появится. Разрешаю уйти в 19:00. Букет возьмите себе. Такой вариант означает, что вы входите в группу «Б».
Дома перепечатайте на компьютере текст:
Моя проблема не в том, что мне не с кем говорить, а в том, что я вообще не хочу говорить в общепринятом смысле: с какого-то момента меня не интересует обмен информацией, потому что информации хватает своей. Я хочу, чтобы собеседник развил мою мысль с того момента, на котором я остановился, — но для этого я должен сначала ему эту мысль пояснить, а он, не дослушав, предъявит мне 200 идиотских возражений на каждое слово. Я не хочу спорить, потому что любой спор означает лишь, что у нас разный опыт и что мы, возможно, не нравимся друг другу. Я не хочу выслушивать чужие истории, потому что любопытство — примета молодости. Я даже не знаю, о чем можно вообще говорить с другим человеком. Пушкин, довольно рано, с опережением войдя в подобное состояние, начал составлять table-talk — записывать сюжеты, которые можно пересказывать, когда не о чем говорить. Но тогда кого-то волновали исторические сюжеты, а сегодня на объяснение реалий придется тратить столько времени, что пуанта потонет в комментариях. С какого-то возраста — и нашего, и общечеловеческого, потому что человечество проходит все те же этапы, — разговор теряет смысл. Возможно, одна из причин в том, что коммуникация становится тотальной, к Интернету подключены все, новая информация является ко всем одновременно, делиться ею бессмысленно, потому что она всюду. Скоро эта связь — пока по желанию, а потом, думаю, и принудительно — будет вживляться в мозг, как чип. Беседа исчезнет как жанр, да и сейчас уже каждый второй ловит себя на том, что гости приходят, а говорить не о чем.
Правда, останется любимый жанр каждого — говорить о себе. Но это невыносимо, и тогда возникнет новое искусство — говорить о себе, прибегая к сложным приемам, хитрым и наивным уловкам, маскируя исповедь под пособие «Как похудеть» или «Где взять деньги». В этом жанре я сейчас и упражняюсь, но признаюсь в этом только себе.
Если город вам еще не снился, извините, придется пройти развилку.
Если сегодня с утра ясная погода, открывайте любой том «Войны и мира» на любой странице. Если там фигурирует Наташа Ростова, можете продолжать, а если отсутствует — увы, вам придется выбыть. Если сегодня пасмурная погода или дождь, открывайте любой том «Анны Карениной» на любой странице. Если там отсутствует Левин, можете продолжать. Если присутствует, увы, мы с вами прощаемся.
Лучшее, что могут сегодня сделать выбывшие (на будущий год, как положено, welcome), это послушать Третий концерт Рахманинова. Как показывает практика, это лучший парашют. А то кто его знает — при слишком резком торможении случаются эксцессы.
20 августа
Сегодня мы варим суп.
На вопрос, зачем это надо, я мог бы ответить эзотерическим образом. Эзотерический ответ заключается в том, что все знают, как звучит хлопок двух ладоней по мягкому месту, но никто не видел, куда дует ветер, а потому делай, идиот, что тебе говорят. Я мог бы ответить вам демагогическим образом, поясняя, что обработка и соединение разных ингредиентов — основа жизни, а потому приготовление супа — лучшая школа успеха. И это объяснение, я вот сейчас подумал, не лишено логики. Проблема в том, что большинство действительно успешных людей — скажем, Уинстон Черчилль или Квентин, мать его, Тарантино — в жизни своей не варили супа, однако нельзя сказать, чтобы их жизнь из-за этого сложилась вовсе уж бездарно. С другой стороны, множество мужчин и женщин варили суп, не получив в результате ничего, кроме супа, и то сомнительного качества. Поэтому мы варим суп потому, что нам нужен сегодня суп, без всякой задней мысли.
Этот суп называется «МЕЧТА».
Для него нам понадобятся непростые, редкие ингредиенты, но он того стоит. Я ел его единственный раз в жизни и до сих пор не могу забыть. К счастью, мне удалось списать рецепт, которым я и делюсь с вами. Щедрость — в этом я весь.
Для приготовления супа нам понадобится: 0,5 килограмма говядины, два сушеных трепанга (если есть натуральные, только из моря, это еще лучше), десяток ягод ежевики, стакан чечевицы красной марокканской, пряности (прежде всего мускатный орех), три спелых артишока, немного изобретательности и терпения.
