не похоже, что противника накрыли залпы наконец-то вышедших из Гельсингфорса линкоров. К тому же даже их двенадцатидюймовые снаряды не способны были отправить на дно крейсер одним попаданием.
А через пару минут тишину нарушил гул, раздавшийся с небес. Стаей злобных шершней подходили невидимые в темноте другие участники сражения. Балтийские моряки на берегу не знали, что эти ракеты, в отличие от «Москитов» и «Вулканов», не умели распределять между собой цели, поэтому время их пуска было растянуто по времени, а боевые курсы были рассчитаны так, чтобы зоны захвата их радиолокационных ГСН не пересекались.
Результат превзошел все ожидания. На крупных судах германского транспортного флота загремели взрывы. Набитые десантниками транспорты взрывались, горели, выбрасывались на берег, шли на дно. Перевернулся и затонул самый крупный в германском флоте пароход водоизмещением одиннадцать тысяч тонн, на борту которого был целый пехотный полк. С мостика полузатонувшего линейного крейсера «Мольтке» немецкое командование операцией «Альбион» с ужасом наблюдало за происходящим.
Первым опомнился командующий морскими силами адмирал Шмидт, и вскоре с мостика изуродованного взрывами «Мольтке» замигали вспышки сигнального фонаря: «Всем линкорам! Немедленно отходить в Путциг. Проиграна только битва, но не война. Германия превыше всего! Вице-адмирал Шмидт».
Этот приказ спас моряков линкоров. Предназначенные для них тяжелые бомбы были сняты с подвесок самолетов «Адмирала Кузнецова» и отправлены на склад. Но это был лишь третий акт драмы. Со скоростью двести пятьдесят километров в час к немецкой десантной армаде приближались новые действующие лица.
Не прошло и получаса, как над головами людей, барахтающихся в холодной балтийской воде, раздался странный гул. В серых предрассветных сумерках над черной гладью вод появились силуэты никогда не виданных ранее летательных аппаратов. Похожие на доисторических хищных летающих ящеров, они широким фронтом шли в сторону германской эскадры, чуть рыская на курсе – будто принюхивались к запаху добычи. Вот ведущий группы поймал в прицел набитый германскими солдатами плашкоут, рука в кожаной перчатке откинула предохранительную скобу и на мгновение утопила кнопку. Два НАРа огненными молниями сорвались из-под пилонов винтокрылой машины и огненными кометами унеслись к цели. Яркая вспышка сдвоенного взрыва разломила плашкоут на части и отправила германский взвод из состава авангарда десанта прямиком в Валгаллу.
Мгновение спустя небо над заливом Тагалахт расцвело яркими трассами пушечных и пулеметных очередей, ослепительными кометами летящих во все стороны НАРов… Два винтокрылых аппарата на какое-то время зависли возле полузатопленного немецкого линейного крейсера. Что они там делали, с берега было не разобрать, похоже, что с помощью веревок они кого-то подняли с мостика корабля.
Это было страшное зрелище! Небо над заливом стало красным. Немецкие корабли, баркасы, плашкоуты горели, словно копны сена. С неизвестных летательных аппаратов в их сторону летели огненные стрелы. Корабли германского десантного корпуса и сопровождавшие их миноносцы горели и взрывались. Те из них, кто сохранил ход, пытались найти спасение, судорожно меняли курс и попадали на минные заграждения. К взрывам ракет и снарядов добавились взрывы морских мин. Закончившие свою работу странные летательные аппараты поднялись выше, развернулись и быстро удалились в сторону открытого моря.
Артиллеристы на обеих русских батареях, прикрывающих вход в залив, видя, что работа не закончена, открыли беглый огонь по вражеским судам, столпившимся там, где германские тральщики были атакованы винтокрылыми аппаратами. Белопенные столбы воды от рвущихся шестидюймовых фугасов поражали тральщики и миноносцы. Ополоумевшие от страха немцы не отвечали, и русские орудия расстреливали вражеские корабли, как на полигоне.
Мичман Зверев, вместе с комиссаром Центробалта матросом 1-й статьи Прохором Москвиным наблюдавший в бинокль за происходящим в бухте побоищем из-за бетонного бруствера второго орудия батареи № 45, вздохнул и сказал:
– Это Чесма, Прохор, настоящая Чесма. Была такая битва во время войны с турками в царствование Екатерины Второй. Тогда русский флот ночью в Чесменской бухте, что на острове Хиос, сжег весь турецкий флот. Ужасно интересно было бы узнать, кто и зачем сейчас сжег германцев?
Комиссар лишь пожал плечами. Ему в Центробалте ни о каком таком новом чудо-оружии никто ничего не говорил. Там все больше напирали на революционную бдительность и на то, чтобы не пропустить германца в Петроград. А сейчас произошло такое, о чем надо было срочно сообщить рапортом лично товарищу Дыбенко, председателю Центробалта. Оторвавшись от наблюдения, он ответил Звереву:
– Я, мичман, знаю столько же, сколько и ты. Скажу только, что я на одной такой летающей машине флаг наш Андреевский видел, а значит, они не англичане и не американцы. Наши это, русские. Пойдем, поможешь рапорт товарищу Дыбенко составить. В юзограмме напишем все, как есть, то, что видели своими глазами. Германца побито несметно, и народа, и кораблей. Может, товарищ Дыбенко чего знает?
Тем временем взрывы в заливе практически прекратились. И тогда с моря до артиллеристов батареи, задробивших стрельбу, донеслись крики ужаса и боли. Это орали раненые немецкие солдаты и те, кто сошел с ума во время страшной бомбардировки.
Солнце еще не взошло, но уже было достаточно светло. Немецкие солдаты, безуспешно пытающиеся спастись, сотнями барахтались в холодной осенней воде. Кто-то из них не успел надеть спасательные жилеты и сразу же утонул. Но можно сказать, что этим «счастливчикам» повезло, и смерть их была легкой. Те же, кого пробка жилетов удержала на поверхности, умирал от холода в ледяной воде залива Тагалахт долго и мучительно.
Когда солнце наконец появилось из-за горизонта, к берегу мыса Хундерсорт волны стали выносить трупы в спасательных жилетах и без них. Их было много, очень много…
Выбросившиеся на пустынный берег десантные и боевые суда германцев продолжали гореть. Вся поверхность бухты была усеяна обломками уничтоженных кораблей, трупами десантников в серых мундирах и моряков в черных форменках.
Командир и комиссар батареи, отправив рапорт Дыбенко и заодно комфлоту Бахиреву, снарядили из добровольцев группу, которая на баркасе обследовала берег бухты Тагалахт, а также немецкие корабли, выбросившиеся на мелководье. Никто из тех, кто сумел выбраться из воды и уцелеть на разбитых, изрешеченных осколками транспортах и плашкоутах, и не подумал оказать сопротивление. Противник был настолько деморализован, что при приближении патруля тут же поднимал руки. Тем более что большинство немецких солдат утопили свое оружие в море. Некоторые из уцелевших немецких десантников и моряков находились явно в невменяемом состоянии. Часть из них просто спятила. Те же, что сохранили разум, в ужасе что-то бормотали. Мичман Зверев, немного знавший немецкий язык, перевел комиссару Москвину и другим матросам то, о чем рассказывали немцы.
По их словам, они вышли из Либавы в составе десантного корпуса, для того чтобы захватить острова Моонзундского
