Она посмотрела в зелёные глаза Мальчика-Который-Выжил, на его растрёпанные волосы, из-под которых виднелся шрам на лбу. Она смотрела на мальчика, который, не раздумывая, отдал все свои деньги, чтобы её спасти. Её переполняли чувство вины, стыда, неловкости и многое другое, но слов не было. Она не знала, что сказать.
– Итак, – внезапно начал Гарри. – Я пробежался по своим книгам по психологии, чтобы узнать о посттравматическом стрессовом расстройстве. В старых книгах пишут, что надо незамедлительно обсудить свой опыт с психологом-консультантом. Но согласно новым исследованиям, когда начали проводить эксперименты, выяснилось, что незамедлительное обсуждение делает всё только хуже. По-видимому, нужно следовать естественному желанию своего разума подавить воспоминания и какое-то время не думать о произошедшем.
Это было настолько нормально, настолько обычно для их общения, что в горле у неё запершило.
«Нам не нужно говорить об этом». Вот что, в общих чертах, Гарри только что сказал. И это показалось ей жульничеством, возможно, даже ложью. Ничего не было «нормально». Всё неправильное по-прежнему оставалось ужасно неправильным. Всё невысказанное по-прежнему было необходимо сказать…
– Хорошо, – произнесла Гермиона. Потому что ей нечего было сказать, совсем нечего.
Они направились в сторону башни Когтеврана.
– Извини, что меня не было рядом, когда ты проснулась, – заговорил Гарри. – Мадам Помфри всё равно бы меня не пустила, так что я остался снаружи, – он коротко и грустно пожал плечами. – Наверное, мне стоило пойти попробовать заняться починкой отношений с общественностью, но… честно говоря, у меня это всегда плохо получалось, в итоге я обычно говорю людям что-нибудь резкое.
– Насколько всё плохо? – она думала, что спросит шёпотом, хрипло, но голос оказался нормальным.
– Ну… – заметно помешкав, начал Гарри. – Понимаешь, Гермиона, сегодня за завтраком у тебя была масса защитников, но все твои сторонники… несли чушь. Говорили, что Драко первым решил тебя убить, ну и всё такое. Для всех это выглядело как противостояние Грейнджер и Малфоя, словно вы на весах, и если противника утянет вниз, то чаша с победителем поднимется вверх. Я сказал им, что скорее всего вы оба невиновны и оба подверглись заклинанию Ложной памяти. Но они не слушали, обе стороны сочли меня предателем, который пытается оставаться посередине. А потом люди узнали, что Драко под сывороткой правды свидетельствовал, что старался помочь тебе перед битвой… не делай такое лицо, Гермиона, ты ничего с ним на самом деле не сделала. Так вот, все поняли, что сторонники Малфоя были правы, а сторонники Грейнджер – нет, – Гарри вздохнул. – И я сказал им, что позже, когда правда выйдет на свет, им всем будет стыдно…
– Насколько всё плохо? – повторила она. Её голос прозвучал слабее.
– Помнишь эксперимент Аша? – Гарри повернул голову и серьёзно посмотрел на неё.
Её разуму потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, и это её напугало, но потом информация всплыла в памяти. В 1951 году Соломон Аш взял несколько подопытных, и каждого поместил среди других людей, с виду таких же участников, но на деле – подсадных уток. Им показывали линию на экране, с пометкой Х, а рядом – ещё три, с пометками А, В и С. Ведущий эксперимента спрашивал, какой из трёх линий равна по длине линия Х. Правильным ответом, очевидно, был вариант С. Но другие «подопытные», подсадные, один за другим утверждали, что линия Х равна по длине линии В. Настоящий подопытный шёл предпоследним в очереди (будь он последним, возникли бы подозрения). Суть теста заключалась в проверке, согласится ли испытуемый с неправильным ответом В, который давали окружающие, или озвучит очевидный верный ответ С.
75% подопытных подчинились мнению остальных как минимум единожды. Треть испытуемых соглашалась с окружающими более, чем в половине случаев. Некоторые потом отметили, что действительно верили, что Х имеет ту же самую длину, что и В. И всё это было в случае, когда испытуемый не знал никого из других участников эксперимента. Если же окружить человека людьми, которые принадлежат к той же группе, что и он, например, посадить инвалида на коляске среди других инвалидов на колясках, эффект конформизма только усиливается…
У Гермионы возникло нехорошее предчувствие.
– Я помню, – прошептала она.
– Знаешь, я устраивал Легиону Хаоса тренировку против конформизма. Каждый легионер должен был стоять в центре и говорить «дважды два – четыре!» или «трава – зелёная!», а все остальные из Легиона обзывали его идиотом или насмехались над ним (у Аллена Флинта получалось особенно хорошо) или просто смотрели сквозь него и уходили. Но тебе нужно помнить, что только у Легиона Хаоса была подобная практика. Никто другой в Хогвартсе даже не знает, что такое конформизм.
– Гарри! – её голос задрожал. – Насколько всё плохо?
Гарри ещё раз печально пожал плечами.
– Все со второго курса и старше, потому что они тебя не знают. Все в Армии Драконов. Все в Слизерине, разумеется. И, думаю, большая часть оставшейся магической Британии. Люциус Малфой контролирует «Ежедневный пророк», как ты помнишь.
– То есть все? – прошептала она. Руки и ноги её похолодели, словно она только что вышла из бассейна без подогрева.
– То, во что верят люди, не ощущается ими как вера, они просто думают, что мир такой и есть. Мы с тобой стоим в маленьком пузырьке вселенной, где на Гермиону Грейнджер наложили заклятие Ложной памяти. Все остальные живут в мире, где Гермиона Грейнджер пыталась убить Драко Малфоя. Если Эрни Макмиллан…
У неё перехватило дыхание. Капитан Макмиллан…
– …думает, что этика теперь запрещает ему оставаться твоим другом, то он пытается поступить правильно в том смысле, как он это понимает, в том мире, в котором, по его мнению, он живёт, – глаза Гарри смотрели очень серьёзно. – Гермиона, ты мне много раз говорила, что я слишком свысока смотрю на остальных. Но если бы я ожидал от них чересчур многого – если бы ожидал, что люди будут понимать всё правильно – я бы их вообще возненавидел. Оставим идеализм, на самом деле ученики не владеют науками о мышлении в мере, достаточной, чтобы отвечать за то, как работает их сознание. Они не виноваты, что они сумасшедшие, – голос Гарри был до странного мягким, почти как у взрослого. – Я знаю, тебе это тяжелее, чем было бы мне. Но помни, в конце концов настоящий виновник будет изобличён. Правда выйдет наружу, и все, кто был уверен в неправильном, окажутся в дурацком положении.
– А если настоящего виновника не поймают? – спросила она срывающимся голосом.
…или в итоге окажется, что это всё-таки я?
– Тогда ты покинешь Хогвартс и пойдёшь в Институт Салемских Ведьм в Америке.
– Покину Хогвартс? — она никогда не рассматривала такую возможность иначе как высшую меру наказания.
– Я… Гермиона, я думаю, тебе может этого захотеться в любом случае. Хогвартс – это не крепость, а безумие со стенами. Тебе нужны и другие варианты.
– Мне… – пролепетала она. – Мне надо… подумать обо всём этом…
Гарри кивнул.
– По крайней мере, никто не попытается тебя проклясть – не после того, что сегодня директор сказал за ужином. Да, ко мне подходил Рон Уизли – с очень серьёзным видом, – просил передать, если я увижу тебя первым, что он сожалеет, что думал о тебе так ужасно, и он никогда больше не будет говорить о тебе плохо.
– Рон верит, что я невиновна? – спросила Гермиона.
– Ну… он не то чтобы считает тебя невиновной…
* * *
Когда они вошли, в гостиной Когтеврана наступила абсолютная тишина.
Все смотрели на них.
Все смотрели на неё.
(У неё случались похожие кошмары.)
А потом, один за другим, люди отвернулись от неё.
Пенелопа Клируотер, пятикурсница, староста, присматривающая за первогодками, медленно повернула голову в другую сторону.
Су Ли, Лиза Турпин и Майкл Корнер сидели за столом вместе. Им всем она время от времени помогала с домашней работой. Когда она попыталась встретиться с ними взглядом, они вдруг занервничали и отвернулись.
Третьекурсница, Латиша Рэндл, которую ЖОПРПГ дважды спасала от слизеринских хулиганов, быстро склонилась над столом и снова уткнулась в домашнюю работу.
Мэнди Броклхёрст отвернулась от неё.
Гермиона не разрыдалась только потому, что ожидала этого, вновь и вновь представляла эту сцену в своей голове. По крайней мере никто не кричал на неё, не толкал, не кидался проклятиями. Все просто отводили взгляд…
Гермиона направилась прямиком к лестнице, которая вела к спальням девочек-первокурсниц. (Она не видела, что Падма Патил и Энтони Голдштейн смотрят на неё – единственные, кто проводил её взглядом.) За её спиной раздался очень спокойный голос Гарри Поттера:
