поболтать на большой перемене. Подошел я и к Тигре. Правда, с ней я договорился на пятницу и уже по окончанию уроков.
На большой перемене, в столовке, подсел сначала к трудовику. Обстоятельно и подробно доложил о вчерашней встрече с Сумароковым. Майору очень понравился мой доклад. Он удовлетворенно кивал и на физии его не было прежней хмурой усталости.
— Отлично! — резюмировал он. — Круг подозреваемых начинается вырисовываться. Было бы неплохо, если бы ты выяснил, с кем Илья Ильич общался в прошлый раз, когда ты не приехал к нему в гостиницу.
— Не — к нему, а — за ним, — уточнил я.
— Не важно! — отмахнулся Курбатов. — Наружки за ним не было, по твоей милости, поэтому ездил он куда в ту среду, или нет — мы не знаем.
— Что, не могли ему в номер «жучка» засунуть? — съязвил я.
— Да есть у него в апартаментах прослушка…
— И что?
— А ничего — тихо, как в могиле!
— Совсем?
— Нет, ну не совсем… Шуршит что-то, булькает, звякает, вода в ванной льется… И ни слова!
— Он что, даже баб к себе не водит?
— Не похоже.
— И в ту среду тоже — эти же звуки?
— Тоже!
— И — вчера?
Витек кивнул.
— Так значит в его отсутствие кто-то другой там шуршит и булькает!
— А то бы мы без тебя не догадались.
— Вот ведь фокусник!
— Ага. Иллюзионист. Престидижитатор! Игорь Кио и оба Акопяна в одном лице.
— Ясно!.. Ладно, постараюсь выяснить.
— Да уж, постарайся.
Забрав свой недопитый компот, я пересел за стол к Трошину.
— Ну и о чем ты хотел меня расспросить? — спросил тот.
— О рыцарях.
— О рыцарях? — удивился Петр Николаевич. — А что именно?
— Ну там правила всякие, обряды посвящения…
— Хм… Вопрос слишком обширный, — пробормотал историк. — Ну что ж, слушай… История рыцарства длительная и сложная… Начинается она еще со времен падения Римской империи… Само это слово в разных языках звучит по разному — по-немецки — риттер, по-французски — шевалье, по-русски — кавалер. Иначе говоря — всадник, наездник. Первые рыцари были просто вооруженными конниками, нередко не имеющими собственности и полностью зависящими от своего сюзерена — властелина, то есть. От века к веку их положение менялось. Со временем рыцари стали владеть крупными земельными наделами — ленами или феодами. Отсюда слово «феодал». Появились обряды посвящения в рыцари и изгнания из рыцарей. Всем известный удар плоскостью лезвия по плечу — это лишь часть обряда посвящения и не всегда используемая… Чаще всего посвящаемого в рыцари опоясывали мечом и вручали ему золотые шпоры — знаки рыцарского достоинства. А вот обряд изгнания из рыцарского сословия был довольно неприятной процедурой, которая могла вообще закончиться казнью, если причина изгнания была серьезной…
— Лихо! — сказал я. — Спасибо! Понадобятся подробности, буду обращаться.
— Конечно! — кивнул Трошин. — А зачем это тебе?.. Для — кино?
— Для — жизни!
Пожав недоумевающему историку его мягкую, как тесто, руку, я отправился на урок. А после занятий, посадил в машину Митьку Ильина и мы поехали. По дороге заскочили за Наташей. Она улыбнулась пацану, слегка обалдевшему от ее красоты, и стала рассказывать о том, что успела купить за день. Мне это не слишком интересно, но я старательно кивал и поддакивал. Девушка старалась не ради себя, а ради меня и моих гостей, так что не проявить внимания было бы свинской неблагодарностью.
А вот Митька заметно волновался. Я не очень понимал — из-за чего? Учился он неплохо. Поведение его тоже не вызывало вопросов. Даже в физкультуре подтянулся, а уж учительница пения гордилась им, словно будущим Шаляпиным. Да и в любом случае, я не собирался портить пацану жизнь. Может — с родителями что-то не так? Я уже начал привыкать к тому, что семьи у моих парней очень разные и никогда заранее не угадаешь, что и кого увидишь в квартире ученика.
Дом, где живут Ильины, оказался обыкновенной пятиэтажкой. Выцветшие и местами облупленные желтые стены, балконы заваленные разным хламом. Под бетонными козырьками подъездов толпятся покуривающие подростки. Завидев меня, они прыснули в разные стороны, но я успел заметить несколько знакомых лиц. Мы втроем поднялись на второй этаж. Митька открыл дверь своим ключом, и мы оказались в тесной прихожей. Пацан зажег свет, и сразу стала заметна кричащая, хотя и чистенькая бедность.
Мы с Наташей разделись, разулись и прошли в большую комнату. И едва переступили порог, то поняли — почему нас никто не встретил. Здесь отчетливо пахло лекарствами и плохо вымытым телом. На диване под одеялом лежала очень полная женщина. Она смотрела безразличным взглядом в потолок и молчала. Я оглянулся на своего ученика. Он помотал головой, а потом подошел к женщине, наклонился и погладил ее по голове. Слабая улыбка тронула губы больной, но глаза остались равнодушно-пустыми.
— Это мама, — сказал Митька. — У нее был инсульт. Она никого не узнает. И почти ни на что не реагирует… Вот если только ее по голове погладить…
— Что же ты раньше молчал? — пробормотал я.
— Ну-у… А что говорить, — пожал плечами пацан. — У каждого свои проблемы…
— У вас хоть еда есть? — спросила медсестричка.
— Есть немного, — ответил Ильин. — Маме пенсию по инвалидности приносят.
— Так, Саша, — сказала Наташа, — ты же на машине, сгоняй по магазинам… Митя, может, какие-то лекарства нужны?..
— Ну-у… да…
— Тогда давайте, мужчины, дуйте по магазинам и аптекам, а я пока тут займусь…
Спорить ни я, ни пацан не стали. Он хоть и не знал, что моя спутница медсестра, но тоже понял, что в такой ситуации у нее есть право командовать. Мы с ним быстренько оделись, обулись и выметнулись из квартиры и подъезда. Сели в машину и выехали со двора. Конечно, можно закупить продукты и лекарства, можно дать денег, но это не решало проблему. Матери Ильина нужна не разовая помощь, а серьезная постоянная поддержка. Постинсультное лечение и реабилитация или как это там называется?
— Отец твой где? — спросил я.
— Его нет, — коротко и ясно ответил Митька.
— А кто ухаживает за матерью, когда ты в школе?
— Марь Степанна, соседка…
— Она медик?
— Не, просто
