– Ну, кто тут у тебя первым по списку? – спрашиваю я Сергея.
– А вот, товарищ капитан, который смотрит на нас! – и Сергей показывает мне рукой на солдата.
– Коля Касимов. По национальности казах, девятнадцати лет.
Я смотрю на солдата. Широкое, круглое, молодое лицо.
– Хочешь в разведку? – спрашиваю я.
– Если возьмешь, не пожалеешь капитан! Я говорил с вашим ординарцем, мне подходит ваша работа. Важно, чтобы работа умная была.
– А как у тебя со зрением и со слухом?
– Я проверял, товарищ капитан. – вмешался Сергей.
– Ну ладно, по твоей рекомендации Сергея беру!
Еще трое подошли к нам, не дожидаясь пока я их позову. Я переговорил с каждым отдельно и сказал, что беру их в разведку. Сергей был доволен, что я не забраковал его кандидатов. Список я подписал и послал Сергея в штаб полка. Начальник штаба наложит резолюцию, я передам список командиру штрафной роты и заберу ребят. Пятеро вновь прибывших были распределены по группам захвата. Вскоре они стали ходить на передовую с разными заданиями.
Остальных штрафников планировали послать на штурм опорного пункта немцев которая шла вдоль опушки леса севернее Бондарей. Накануне на участок полка из 26 ГВАП /артполка/ подкинули две батареи пушек. На каждую пушку дали по полтора десятков снарядов. Артподготовка должна быть две минуты, после чего штрафники встают и идут в атаку. Штрафников предупредили, кто побежит назад, того расстреляют на месте. К чему им бежать назад, подумал я. Их дело решенное. Все они лягут мертвыми не добежав до немецкой проволоки. Какой дурак днем сует их туда? Их можно бы ночью пустить с угла леса, в обход колючей проволоки. Наши в отместку немцам решили пустить их именно здесь.
И вот настало утро. Небо на востоке едва тронул рассвет, в небо взметнулась красная ракета и в тот же миг ударила артиллерия и поднялись штрафники. За две минут они должны были успеть добежать до немецких позиций. Перед самой проволокой взметнулись взрывы. Казалось еще десяток шагов и наши будут в траншее. Но в тот же миг немцы поставили заградительный огонь. Первые фигурки штрафников уже миновали колючую проволоку. Немецкие снаряды уже рвались около них. И тут же всё снежное поле закрылось грохотом взрывов и затянулось дымом. Над снежным полем полетели трассирующие. Немцы били изо всех видов оружия. Сколько погибло штрафников пока никто не мог сказать. Разведка боем провалилась. В живых остались те пять человек, которые накануне были зачислены в разведку. С тоской и страхом смотрели они на покрытое взрывами поле, где остались лежать их собраться по штрафной. Ночью выползли первые раненные. Мертвые и тяжелые остались лежать под проволокой около немцев. Кто-то должен был за ними туда идти? А кто пойдет под огонь? И под немецкую проволоку вытаскивать раненых? У солдат стрелков это не принято. Послать разведчиков на верную смерть я бы т тоже не дал. О потерях в штрафной роте старались не говорить. Я пришел в штаб полка, там сидели (вертелись) офицеры штрафной роты. Их задача вывести на передний край своих штрафников, поставить задачу, назначить старших, которые поведут солдат вперед. А сами они во время штурма в атаку на противника не ходят. Это принято у них и они, когда остаются в тылу этого не скрывают и даже этим гордятся. Им за службу выслуга идет в два раза быстрее чем нам фронтовикам.
– Почему командир штрафников в штабе полка сидит (торчит) когда его солдаты идут в атаку? – спрашиваю я входя в землянку начальника штаба полка.
– У них так положено! – отвечает мне наш майор. Они сопровождают свою роту до исходного положения, назначают старших из числа самих штрафников. Роту в бой ведут их собратья.
– Мы отвечаем чтобы никто из них в тыл не сбежал! – вмешался лейтенант, командир штрафной роты.
– Кому война и смерть, а кому выслуга лет идет? Ну и порядки?
– У нас при наступлении рота обычно имеет до девяносто процентов потерь. – говорит лейтенант штрафников.
– А кто ваших тяжело раненных будет выносить? Кто за вас трупы с проволоки будет снимать? Или они так и останутся висеть на ней до весны?
– Ну зачем ты их так? – прерывает меня майор.
– Как зачем? Завтра мне прикажут на этом участке брать языка, и мои ребята должны любоваться трупами?
– Пойдут в дивизию и нажалуются на тебя.
– Мне на их жалобы наплевать. Пусть уберут свои трупы (из-под) с проволоки.
– Ладно, что-нибудь сделаем. – сказал лейтенант штрафников. Прошел день другой. С неба пошел легкий снежок. В передней траншее под Бондарями (из тех никто не появился) сидели солдаты нашего полка. Я позвонил ешё раз в штаб нашего полка. Мне ответили что офицеры штрафной роты из полка ушли в штаб дивизии и в полку они больше не появлялись.
– Чего ты переживаешь? Штрафники это особый контингент. С ними не обращаются особо ни как с нашими солдатами. На то они и штрафники! Понимать, а не переживать надо!
Так закончилась еще одна эпопея. Немцы попрежнему сидели на высоте севернее деревни Бондари.
* * *
Глава 42 Коля Касимов
Текст главы набирал SSS Сергей@mail.ru
26.11.1979
03.10.1983 (правка)
Январь 1944
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – -
Разведка. Деревня Бондари. Коля Касимов.
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – -
30 января 1944 года.
Разведка
Каждый раз с наступлением темноты я с поисковой группой ухожу за передний край, ползаю и лежу под немецкой проволокой. Я имею категорический приказ в кратчайший срок подобрать (в немецких окопах) объект и взять языка. Я должен разработать план ночного поиска, подготовить людей и на участке полка захватить контрольного пленного. Ко всему, что от меня требуют я давно привык и порядком устал. Им что? Они сидят в блиндаже, лаются (на меня) по телефону, спят по ночам, моются в баньке по пятницам, как евреи, выдумывают, чтобы еще такое придумать, а ты выполняй. Я торчу ночами в снегу, мотаюсь целый день на ногах, ткнуться, глаза закрыть некогда. У меня ночи длинные (зимние), дни короткие. Мне выспаться не дают. Вызывают (нотации читают), сообщают свои важные домыслы, а я должен, как мне сказано, меньше рассуждать и все выполнять.
А не послать ли мне их (на три буквы) к чертовой матери подальше?
После неудачного броска штрафной роты, командир полка потребовал от меня решительных действий.
Разведка боем, которую провели штрафники, не удалась. Теперь мы должны были (захлебнуться кровью) показать на что способны. Общего наступления, как я полагал, в ближайшее время не предвиделось, и командир полка решил активизировать оборону боями местного значения (силами разведки). Как-то надо было прикрыть провал операции. Командир полка требовал от меня отчета за каждую ночь, проведенную под немецкой проволокой. Я каждый вечер являлся к нему для доклада, а вечером снова выходил (и ползал под проволокой) за передовую. На снежном бугре наши дважды потерпели позорное поражение. Я должен был смыть с командира полка как-то это пятно. Один раз немцы уволокли из полка. Потом штрафники легли под немецкой проволокой. По замыслу полкового мне (предстояло привести четырех немцев, извлечь для компенсации, атака штрафников на участке полка захлебнулась кровью) на этом участке взять языка. Не много ли провалов для карьеры командира полка. (Штрафников бросили на бугор, чтобы воздать немцам должное за вылазки накануне. Но из этого ничего не получилось. Уж очень прямолинейно он пустил их на штурм высоты. Немцы обнаружили их и расстреляли в упор. Раненные, кто сам не мог уйти, были добиты потом днем из пулеметов. Теперь командир полка требовал от меня бросить разведчиков на немецкую проволоку. Мы должны повторить подвиг штрафников).
Я сопротивлялся как мог, тянул время, ходил и ползал вдоль проволоки, не находил ничего подходящего, где можно было бы сработать ночью тихо, доказывал, что провести операцию на хопок мы не можем. Для захвата траншеи у нас мало людей. (Пусть захват проведет дивизия. В их распоряжении целая рота разведчиков. Я ничего не могу сделать, у меня в наличии всего двенадцать человек). Сначала я уговаривал, потом доказывал, а потом встал на дыбы, взял и послал всех подальше. Валяйте сами, организуйте и посылайте. Вызовите Рязанцева, прикажите ему сегодня взять языка. Что вы из меня жилы тянете? Возможно я устал, а вы не дурей меня. Разработайте операцию и пошлите ребят на смерть. Но командир полка не хотел больше брать на себя провалы, срывы и потери. Им нужен был рыжий стрелочник, который отвечал бы при нужде за это. После каждого провала нужно давать объяснения. (Вот и решил он закрутить всё вокруг полковой разведки. Они специалисты разведчики, они несут потери, суются не туда, не могут взять без потерь языка). После серии срывов ребята идти на бугор за языком отказались. Вопрос стоял так, или очередной провал или массовый отказ. Я видел, что это назревало. Штабные дивизии вопросы разведки решали просто. Готовили (составляли) приказ, подписывали у начальника штаба дивизии, спускали его в полк, назначали срок, а потом хоть не рассветай. Люди шли, погибали и за это никто не отвечал. Командир полка искал возможности как-то оправдать происшедшие срывы. Он как всегда надеялся на авось. Мне дали три дня сроку на подготовку, чтобы я с ночи с 26 на 27-ое на участке севернее Бондарей взяли языка. Тянуть было больше нельзя. Я дал слово ребятам, что вот так мы идем последний раз. И вот наступила ночь, когда мы встали и пошли на позиции немцев. Кругом было тихо.
