Ведь у него есть важное дело. Эти добрые люди, служители культа Кали, главным представителем которого является он сам, хотели, чтобы он стал их «фармакосом», их священной жертвой. И он с удовольствием сделает это, потому что ведь это, в конце концов, празднество в его честь, лучшее празднество из всех возможных.
Они оказали ему высшую честь. Они хотят принести его в жертву. Это было так любезно с их стороны, что вернуло ему веру в смертных. Возможно, они назовут это убийством – но разве бог может умереть?
Думать об этом было очень приятно, но у Хоба не было времени на подобные размышления, ибо его разуму представилось все то, что он сможет создать, когда у него дойдут руки. Ибо теперь он понял, что является творцом по сути своей. В ушах у него звучали отрывки великолепнейших симфоний – не просто симфоний, а целых симфонических циклов, обладающих таким величием и глубиной, что бедняга Бетховен о таком и помыслить не мог. Хоб видел, что его таланты распространяются и на живопись. Он сможет закончить то, что начал Рембрандт, свершить то, к чему Микеланджело лишь подступался, изобразить полностью то, на что Блейк только намекал.
Ах, как приятно было размышлять обо всем этом, жить, по словам Шелли, «как бард, который светом мысли скрыт, гимны шлет в просторы, будит тех, кто спит, ждет ли их надежда, страх ли им грозит». [131] Бедный, глупый Шелли! Он, Хоб, сумеет осуществить эту его мечту и сотворит стихи, которым и Шекспир позавидовал бы…
Он не слышал, как отворилась дверь его комнатушки, но когда Хоб внезапно увидел перед собой человека, он не удивился. Ведь это он сам пожелал, чтобы этот человек явился сюда, чтобы он находился здесь и сейчас, ибо иного времени нет и не будет.
– Государь, – спросил человек, – как ты себя чувствуешь?
– Хорошо! – ответил Хоб глубоким, звенящим голосом. – Очень хорошо, слуга мой Селим.
– Я так счастлив, господин мой!
– Я знаю, что ты счастлив, Селим. И я тоже счастлив, ибо счастье бога состоит в счастье, которое он дарует низшим существам, его окружающим.
– Уберите это! – резко приказал Селим, и человек, стоявший позади него, сунул пистолет в карман и принялся рыться в поисках ручки. – Я же сказал вам, что оружие не понадобится. Не так ли, государь?
– Нуждается ли добрая воля в принуждении? – ответил Хоб вопросом на вопрос и улыбнулся собственной тонкости.
– И ручку тоже уберите, – сказал Селим. – Где ваш диктофон? Нельзя упустить ни одного слова из тех, что будут произнесены богом. О царь мой, как я рад видеть тебя таким!
– Разве я мог бы быть иным? – мягко ответил Хоб, продолжая сиять лучезарной улыбкой. – Но скажи мне, не пришло ли время обряда?
– Ты заговорил об этом собственными устами, о государь! Да, время близко. Твои почитатели завершают последние приготовления. Алтарь уже готов, и скоро можно будет начинать.
– Тогда оставь меня и ступай завершать свои приготовления, – сказал Хоб, думая, сколь забавно будет после вспоминать о том, как его убили! Помнится, раньше его еще никто не убивал. Быть может, это именно то, чего ему не хватает, чтобы сделаться полноценным богом.
Глава 9
Хоб снова остался один. Ему было очень хорошо. Он спокойно и сосредоточенно ожидал начала церемонии. Но он был готов ко всему. Бог всегда готов к любым событиям. Поэтому он вовсе не удивился, когда дверь отворилась и на пороге появился его приятель Питер Второй, торговец наркотиками. Питер оглянулся, вошел и закрыл за собой дверь.
– Ах, Хоб! – сказал он. – Как это ужасно!
– О чем ты? – спросил Хоб.
– Да об этом жертвоприношении! Я и понятия не имел, что в жертву собираются приносить тебя. Мне только что сказали. Я-то думал, они обойдутся петухом или козлом. Но они всерьез намерены сделать это. Какой ужас, Хоб!
– В чем дело? – удивился Хоб. – Разве они намерены принести в жертву и тебя тоже?
– Да нет, что ты!
– Тогда что ты тут делаешь?
– Ну, я ведь тоже участвую в обряде! – объяснил Питер. – Можно сказать, что это жертвоприношение некоторым образом посвящено мне. То есть не мне лично, а мне как представителю бога Сомы.
– Довольно лестно, – сказал Хоб. – Как же вышло, что они избрали для этого именно тебя?
– Ну, ты знаешь, я ведь некоторым образом и заварил всю эту кашу…
Хоб ждал.
– Это ведь я изобрел «сому», Хоб. Потому я и здесь. Я, если можно так выразиться, отец-основатель этого культа в его нынешнем виде. Но, поверь мне, я не предполагал, что дойдет до такого.
– Как интересно, – сказал Хоб. – А я думал, что ты имеешь дело только с гашишем.
– Ну, раньше я специализировался только на гашише, – согласился Питер. – И гордился тем, что я – лучший торговец гашишем на острове, а может, и во всей Европе – если не во всем мире. Никто так не заботился о качестве, как я.
– Я знаю, – сказал Хоб. – У тебя была хорошая репутация. Но как вышло, что ты занялся «сомой»?
– Это долгая история, – сказал Питер.
– Ничего, у меня есть время.
– Не знаю, много ли у нас времени до того, как они захотят начать. Но я постараюсь покороче.
Он уселся в одно из кресел, и слегка охрипшим голосом принялся рассказывать историю того, как он занялся «сомой».
Питер ввязался в это дело в Карачи, в Пакистане, почти за два года до того, как Ирито Мутинами скончался в Нью-Йорке, в Чайнатауне. Питер уехал с Ибицы в деловую поездку, и направился сперва в Индию, а потом в Пакистан. Обычно он получал гашиш из Марокко, но в последнее время тамошнее сырье перестало его устраивать. Питер был фанатиком своего дела. Он использовал только сырье высшего качества, и лично наблюдал за последней стадией приготовления наркотика на своей ферме близ Джербы в Марокко. Однако в этот год качество марокканского гашиша оставляло желать лучшего. И по всему Магрибу было то же самое. И Питер решил – какого черта! Он поедет в Пакистан, где выращивают самое лучшее сырье.
Он встретился с Гасаном, своим старым знакомым, торговцем гашишем, в его уютном доме в предместье Карачи. Вдоль глинобитных стен стояли охранники с автоматами, что создавало ощущение надежности, столь важное для торговли наркотиками. Питер с Гасаном сидели в окруженном высокой стеной саду Гасана, курили изумительный гашиш, доступный лишь торговцам, через кальян, как и полагается. Прекрасные и соблазнительные женщины приносили им подносы со сладостями, ледяной шербет и настоящий индийский чай.
Они обсуждали возросшие сложности торговли наркотиками. Как хорошо было несколько лет назад! Это было занятие для истинных джентльменов. Семейное ремесло, переходящее из поколения в поколение. А теперь?
– Чем будет заниматься мой сын? – вопрошал Гасан. – Я лично не стал бы советовать ему перенимать мое дело. Это начинает становиться слишком опасным. Всякие чужаки со стороны постоянно норовят пробиться и расчистить себе место.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
