Стало быть, настало время. Время для Знаменитой Последней Схватки.
— Ну уж нет! — воскликнул он вслух. — Знаменитая Последняя Схватка всегда может подождать!
Он повернулся к Летиции.
— Большое спасибо, что пытались помочь мне, — сказал он. — Первый раз встречаю настоящих дам. Приятно было познакомиться.
Дамы переглянулись.
— А нам-то было как приятно, — откликнулась Летиция. — Настоящие мужчины сейчас такая редкость — верно, девочки?
Ногой, обтянутой чулком-сеткой, Дорогуша пнула ещё одного забияку, желавшего вскарабкаться на повозку. Удар каблуком-шпилькой моментально обеспечил эффект, для достижения которого, как правило, требуется пару недель пить чай с бромом.
— А то, мля, — кивнула Дорогуша.
Ринсвинд соскочил с повозки, приземлился на чьё-то плечо и тут же совершил ещё один прыжок, завершившийся посадкой у кого-то на голове. Получилось. Теперь главное — не останавливаться. Пару раз его чуть было не схватили, да раз-другой швырнулись вслед пивной банкой, но были и одобрительные крики навроде «Зыкински, парень!» и «Так держать!».
Наконец он завидел неподалеку переулок. Спрыгнув с последнего услужливо подставленного плеча, Ринсвинд переключил ножную передачу и на всех парах влетел в узкую щель меж домами, на противоположном конце которой его жда… ждал тупик. И несколько стражников, забредших сюда, чтобы в тишине выкурить самокрутку-другую.
Стражники наградили его теми особыми стражничьими взглядами, которые недвусмысленно сообщали: всякий человек, нарушивший покой их краткого перекура, непременно В ЧЁМ-ТО да виноват. Вдруг лицо сержанта просияло:
— Да это же он!
И в тот же самый момент со стороны улицы опять донеслись вопли, только на сей раз веселостью в них и не пахло. Судя по крикам, там, на улице, кому-то было очень больно. Да и всё равно пути назад не было — выход из переулка закрывали плотно сомкнутые спины.
— Я всё объясню, — начал Ринсвинд, краем уха прислушиваясь к нарастающему позади шуму. — Ну… почти всё. Кое-что уж точно. К примеру, насчёт овцы…
Что-то сверкающее пролетело над его головой и приземлилось на булыжники между ним и стражниками.
Предмет походил на стол в вечернем платье, и у него были сотни ножек.
На высоких каблуках.
Ринсвинд свернулся в комок и закрыл голову руками. Плотно прижимая ладони к ушам, он стал ждать, когда утихнет шум.
* * *
У самой кромки воды вспенился прилив, волны лизнули берег. Отхлынув, приливная волна обтекала расщеплённое бревно.
Прячущиеся за бревном крабы и песочные блошки, выждав пару мгновений, покинули своё убежище и заторопились к берегу, стремясь успеть до следующей волны.
Дождевые струи яростно колотили по пляжу и, стекая в море, прорывали в песке миниатюрные песочные каньоны. По ним-то и карабкались крабы, этакие золотоискатели, спешащие забить себе участок на бескрайнем, девственном берегу.
Двигаясь вдоль просоленной, усеянной водорослями и ракушками полосы прибоя, крабики толкались и лезли друг через друга, ведь там, впереди, их ждал сладкий песок свободы, где всякий краб может ходить с гордо поднятым панцирем.
Быстро исследовав серую, насквозь промокшую и опутанную водорослями остроконечную шляпу, крабики поспешили дальше, к выглядевшей куда более перспективно груде одежды, полной многообещающих дыр и складок.
Один крабик — самый предприимчивый — попытался залезть Думмингу Тупсу в нос, но был бесцеремонно вычихнут.
Думминг открыл глаз. Осторожно повертел головой — вода в ушах громко забулькала.
История последних нескольких минут была крайне запутанной. К примеру, он помнил, как его несло по трубе из зелёной воды, — но может ли такое быть? Также в памяти отпечатались несколько моментов, когда воздух, море и сам Думминг очень тесно переплелись. Сейчас он чувствовал себя так, будто кто-то тщательно прошёлся по его телу молотком, не пропустив ни единого клочка кожи.
— Пошёл вон!
Думминг извлёк из уха очередного краба. Только тут до него дошло, что очки куда-то потерялись. Наверное, катаются сейчас где-нибудь на дне морском, пугая омаров, подумал Думминг. Итак, подытожим ситуацию. Он жив, но лежит на каком-то неведомом, чужом берегу. И перспективы вырисовываются достаточно чётко, невзирая на то что все остальное видится каким-то размытым…
— Всё? Надеюсь, теперь-то я умер? — донесся откуда-то неподалеку голос декана.
— Ты ПОКА жив, — сообщил Думминг.
— Проклятье. А ты в этом уверен?
Послышалось ещё несколько стонов. Валяющиеся неподалеку кучи водорослей на поверку оказались волшебниками.
— Ну, мы все здесь? — спросил Чудакулли, пытаясь встать ноги.
— Я точно не весь, — простонал декан.
— А где… госпожа Герпес? — осведомился Чудакулли. — И казначея тоже не видно…
Думминг сел на песке.
— Вон там… О боги… Только посмотрите туда… Там казначей…
В море набирала силу гигантская волна. Нависая, загораживая небо, она становилась всё выше и выше. И на самой её верхушке сидел казначей.
— Казначей! — завопил Чудакулли. Крохотная фигурка встала на семечко и замахала руками.
— Он стоит, — констатировал Чудакулли. — Но разве на семенах можно стоять? Он ведь не должен на нём стоять, верно? Бьюсь об заклад, он не должен там стоять. ТАМ НЕЛЬЗЯ СТОЯТЬ, КАЗНАЧЕЙ! Но как… Этого ведь не может быть?!
Волна завилась барашком, но казначей уже скользил вниз, катился, подпрыгивая, по гигантской водной зелёной стене, словно лыжник по горному склону.
Чудакулли повернулся к остальным волшебникам.
— Но это невозможно! Он нагло разгуливает по волне, как по Университету. Как это может быть? Волна закручивается, а он скользит по… О нет…
Пенящийся гребень накрыл набирающего скорость волшебника.
— Вот и всё, — произнёс Чудакулли.
— Э-э… нет… — возразил Думминг.
Казначей вылетел из водной трубы, как стрела из лука, а вслед за этим на берег яростно обрушилась волна, словно хотела отомстить пляжу за некое нанесённое ей оскорбление.
Семечко повернуло, поплавало немного по медленно утихомиривающимся водам и застряло в песке.
Казначей ступил на берег.
— Ура! — произнёс он. — А вот и я. Что за прелестный лесок! Самое время выпить чаю.
Подняв семечко, он всадил его острым концом в песок и двинулся прочь.
— Как ему это удалось? — воскликнул Чудакулли. — Я про то, что… Он ведь чокнутый, как дурностай! Хотя казначей, надо признать, отменный.
— Быть может, разум и есть то главное, что мешает нам поддерживать себя в форме? — утомлённо предположил Думминг.
— Ты так считаешь?
— Откровенно говоря, нет, аркканцлер. Я сказал это, просто чтобы что-нибудь сказать.
Думминг стал разминать затекшие ноги в попытках вернуть в них жизнь. «Раз, два…» — начал он про себя отсчёт.
— Интересно, тут есть какая-нибудь еда? — спросил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
— Четыре, — сказал Думминг.
— Прости, не понял?
— Что? О, не обращай внимания, я просто считал про себя. А насчет еды сильно сомневаюсь. В море, вероятно, водятся рыба и всякие омары, но сам берег, по-моему, довольно бесплоден.
Это и в самом деле было так. Далеко-далеко на самом горизонте высились туманные горы, но все остальное был красноватый песок. И сероватая морось. Единственным зеленоватым пятном в этом пейзаже было лицо декана. Впрочем, нет, не единственным: плавательное семечко казначея успело выпустить парочку зеленых листочков. Дальше дело пошло значительно быстрее — вот уже появились веточки, на которых с легкими хлопками расцвели крохотные цветочки.
— Что ж, по крайней мере у нас будет ещё одна лодка, — заметил главный философ.
— Вряд ли, — возразил Думминг. — В области размножения бог так и не преуспел.
И в самом деле, на глазах набухающий плод по своей форме не слишком-то напоминал лодку.
— А знаете, я по-прежнему считаю, что всем нам предоставлена ценнейшая возможность, — заявил Чудакулли.
— Что верно, то верно, — буркнул декан, усаживаясь. — Не всякому выпадает шанс умереть от голода на унылом и бесплодном континенте за тысячи лет до собственного рождения. Нам ни в коем случае нельзя опозориться.
— Я имел в виду, что борьба со стихиями непременно пробудит в нас самые лучшие качества. В результате мы сплотимся в энергичный, не знающий преград коллектив, — пояснил Чудакулли.
Однако его оптимизм остался неразделённым.
— И ВСЁ-ТАКИ не может быть, чтобы здесь вообще не было еды, — бесцельно озираясь, пробормотал заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Обычно хоть что-то да найдётся.
— В конце концов, для таких, как мы, никаких пределов не существует! — воскликнул Чудакулли.
