И тут до него дошло. Его захлестнула волна облегчения.
— О, так это КАРНАВАЛ? — воскликнул он. — Та самая Гала, о которой все говорят?
— Прошу прощения? — отозвалась дама в платье чисто-синего цвета. Она как раз меняла колесо на фиолетовой повозке.
— Это ведь карнавальные повозки? — спросил Ринсвинд.
Женщина скрипнула зубами, вмолотила колесо на место и отпустила ось. Повозка запрыгала на булыжной мостовой.
— Черт, ноготь сломала, — поморщилась она и бросила взгляд на Ринсвинда. — Ну да, карнавал. А ты ничего, только платье мог бы выбрать и поновее. И очень неплохие усы, а вот бородку не помешало бы подкрасить.
Ринсвинд оглянулся в сторону доков. С берега его вроде не видать, но и медлить тоже не стоит.
— Э-э… госпожа, не могла бы ты мне помочь? — решился он. — Видишь ли… за мной гонится Стража.
— С них станется!
— Возникло небольшое недоразумение. Из-за овцы.
— Случается сплошь и рядом. — Собеседница смерила Ринсвинда взглядом. — Однако ты не похож на деревенского паренька.
— Я? Да меня при виде какой-нибудь косы сразу начинает трясти.
Она пристально смотрела на него.
— Ты… ты ведь здесь недавно, а? Кстати, как тебя зовут-то?
— Ринсвинд, госпожа.
— Ну, что ж, забирайся в повозку, господин Ринсвинд. А меня зовут Летиция.
И она протянула ему довольно крупную руку. Пальцы Ринсвинда как будто сдавило прессом. Украдкой тряся рукой и дуя на пальцы, Ринсвинд последовал за Летицией.
Фиолетовую повозку украшали огромные розовые и лавандовые полосы, а также некие бумажные цветы, смахивающие на розочки. В центре на манер помоста возвышались коробки, обтянутые разноцветной материей.
— Ну, что скажешь? — спросила Летиция. — Девочки весь день украшали.
На вкус Ринсвинда, цветовая гамма грешила некоторой чрезмерной женственностью, но воспитание не позволяло ему проявить невежливость.
— Очень мило, — сказал он, забиваясь в уголок. — Весёленькие цвета.
— Рада, что ты одобряешь.
Где-то впереди заиграла музыка. Вокруг засуетились — кто-то кинулся к своим наряженным повозкам, кто-то выстроился в подобие очереди. Ринсвинд почувствовал, как повозка качнулась, и, подняв голову увидел двух дамочек в длинных перчатках и сплошь в блестках. Дамочки, вытаращив глаза, уставились на Ринсвинда.
— Какого… — начала одна.
— Дорогуша, надо поговорить, — окликнула с передка Летиция.
Женщины сгрудились в плотную кучку. Время от времени то одна, то другая поднимала голову и смотрела на Ринсвинда, словно чтобы удостовериться, что он никуда не сбежал.
«Однако забавные у них тут девушки, — подумал он. — Крупные такие. Интересно, где они покупают туфли?»
Ринсвинд был не слишком большим специалистам по женщинам. Существенная часть его жизни — за минусом того времени, когда он куда-то бежал, падал или плыл — прошла в стенах Незримого Университета. А там женщин помещали в одну категорию с обоями и музыкальными инструментами, считая их явлением хоть и по-своему интересным, а также важным для поддержания общего равновесия цивилизованной структуры, но всё же, если смотреть в корень, не столь уж необходимым.
Ну а в тех редких случаях, когда он оказывался наедине с женщиной, ему либо пытались отрезать голову, либо прикладывали немало сил, дабы убедить его совершить поступок, в результате которого голову ему отрежет кто-то другой. В общем и целом отношения с женщинами у него не складывались.
Однако сейчас некий давно и успешно игнорируемый инстинкт подсказывал ему, что здесь что-то не так, но что именно, Ринсвинд понять не мог.
Та дамочка, которую Летиция назвала Дорогушей, повернулась и направилась к волшебнику. Вид у неё был решительный и весьма агрессивный. Ринсвинд почтительно снял шляпу.
— Ты, похоже, пытаешься вешать нам на уши креветок! — рявкнула она.
— Я? Что ты, госпожа. Никаких креветок. Я всего лишь прошу немножко проехаться в вашей повозке, пару-другую улиц, не больше. Моей благодарности не будет границ! А больше мне ничего не надо.
— Но ты ведь знаешь, что здесь происходит?
— Конечно, госпожа. Карнавал. — Ринсвинд сглотнул. — Будь спок. Переодевания — это так здорово.
— Не хочешь ли ты сказать, что… Ну, мы ведь… Что ты так уставился на мои волосы?
— Э-э… просто я подумал, они у тебя так сверкают, как, интересно, тебе это удалось? Ты, наверное, актриса?
— Девочки, пора двигаться, — окликнула спереди Летиция. — И не забывайте про улыбки. Оставь его в покое, Дорогуша. Ты даже не подозреваешь, что ему довелось пережить.
Третья дамочка, которую звали Найлетта, с любопытством разглядывала Ринсвинда. Его всё не покидало ощущение, что с ней что-то не совсем в порядке. Не то чтобы её волосы выглядели паклей, вовсе нет, очень даже неплохие волосы — если, конечно, не сравнивать с прическами подруг. И накрашена она была не так сильно, как они. Одним словом, создавалось впечатление, что тут она слегка не на своем месте.
Заметив впереди стражника, Ринсвинд стремительно метнулся на пол, прячась за бортом повозки. Сквозь прорехи в досках представлялся неплохой обзор на собравшуюся по сторонам улицы толпу.
Ринсвинд посетил изрядное число карнавалов — как правило, пробегая мимо. Ему даже повезло поучаствовать в орлейском Жирном Полднике, который принято считать самым большим карнавалом в мире, — Ринсвинд висел тогда вверх ногами под днищем повозки, скрываясь таким способом от преследователей. Он уже даже забыл, кто и почему за ним гнался, а вспоминать как-то не хотелось. Хотя Ринсвинд на протяжении своей бурной жизни изрядно поколесил по Диску, воспоминания о местах, где он побывал, всегда были примерно одинаковыми: что-то сильно смазанное. Не потому, что он был таким забывчивым, а из-за высокой скорости передвижения.
Люди как люди, ничего необычного. Широко распахнутые двери трактиров только добавляли происходящему спонтанности. Слышались приветственные крики, кто-то свистел, кто-то хлопал в ладоши или приплясывал. Чуть дальше дули в рог. В свою щёлку Ринсвинд увидел, как мимо повозки в бешеной пляске пронеслись танцоры.
Оторвавшись от созерцания карнавала, он накинул на голову кусок тафты. На подобных мероприятиях Стража всегда занята по уши — вылавливанием карманных воришек и прочими важными делами в том же роде. Он дождётся, пока повозка не доедет до какого-нибудь пустыря — такие шествия всегда заканчиваются на пустыре, — и, никем не замеченный, тихонько свалит.
Он опустил глаза.
Его спутницы, видимо, большие любительницы обуви.
Сотни пар обуви, аккуратно выстроенные, выглядывали из-под груды женской одежды. Ринсвинд стыдливо отвёл глаза. Всё-таки есть что-то морально неправильное в том, чтобы смотреть на одежду женщины, когда женщины в ней нет.
И всё же некая мысль терзала его. Он снова повернулся и посмотрел на туфли. Так и есть, положение некоторых из них ИЗМЕНИЛОСЬ…
У самой его головы разбилась бутылка. Дождём посыпались осколки стекла. Где-то высоко над ним Дорогуша произнесла слово, которое он никак не ожидал услышать из уст девушки.
Ринсвинд осторожно приподнял голову. В шляпу ударилась ещё одна бутылка.
— Весельчаки развлекаются, — сквозь зубы процедила Дорогуша. — Всегда найдётся какой-нибудь шутник…
— Эй, как насчет поцелуйчика, друг? — спросил какой-то юноша, вспрыгивая на край повозки и весело размахивая пивной банкой.
Ринсвинду пару раз довелось наблюдать за работой известных бойцов Плоского мира, и подобный удар сделал бы честь любому из них. Дорогуша прищурилась, и её кулак, нарисовав в воздухе идеальный полукруг, смачно врезался в челюсть забияки. Ринсвинд проводил взглядом летящее тело — причём, когда оно скрылось из виду, верхняя точка дуги ещё не была достигнута.
— Вот чёрт! — воскликнула Дорогуша, размахивая кулаком перед носом Ринсвинда. — Мои вечерние перчатки! Они стоили целое состояние!!! В клочья! И всё из-за этой сволочи! — Мимо её уха просвистела пивная банка. — Ты заметил, кто это бросил? Заметил? Эй, засранец, я тебя вижу! Ну держись, ща я те штаны через глотку вытащу!
Толпа одобрительно-насмешливо заревела. Ринсвинд заметил впереди шлёмы стражников, пробивающихся к повозке.
— Э-э… — замычал он.
— Эй, это же он! Ринсо-разбойник! — прокричал кто-то, указывая на Ринсвинда.
— Я не разбойник! Это была всего-навсего овца!
«Интересно, кто произнёс последнюю фразу?» — задумался Ринсвинд и вдруг понял, что это был он сам.
Бежать было некуда. Стражники смотрели прямо на него. А бежать и в самом деле было некуда. Улица битком забита народом и повозками. Чуть дальше, ближе к голове процессии, разгорается ещё одна свара. И ни одного переулка поблизости, готового принять в свои объятия несчастного беглеца. А стражники пробиваются к нему через толпу, правда с большим трудом. А толпа вовсю оттягивается. И надо всем этим полощется на ветру гигантский плакат с изображением улыбающегося кенгуру, держащего в лапе банку пива.
