и я знаю, что наши чувства достигают ее. Я доверяю Майн.
Почему-то мне показалось, что Тули разбиралась и понимала в происходящем намного больше меня. Похоже, это я как раз недостаточно верил в Майн. Она сказала, что, как бы ни было больно, она будет счастлива, пока у нее есть книги, и что она всегда будет вкладывать все силы в их получение. Мне просто нужно было делать книги, чтобы она могла продолжать выкладываться по полной в благородном обществе — чтобы она могла чувствовать себя довольной, независимо от того, насколько все вокруг плохо. Мне просто нужно было выполнить обещание, которое я дал ей.
— Такое чувство, что с моих плеч свалился огромный груз, — сказал я. — Но, знаешь ли… Я, похоже, всегда показываю тебе странности моего характера, а?
— Все в порядке. Твои странности и странностями не назвать в сравнении с причудами характера Майн, а я все же её старшая сестра. Это моя работа — убирать за ней и помогать ей.
Услышав это, я почувствовал облегчение. Я не мог говорить со своей семьей о Майн, так что было хорошо, что у меня был кто-то, кому можно было полностью выговориться.
Немного успокоившись, я на следующий день отправился в мастерскую. Я хотел убедиться, что с Майн все в порядке. Не успел я встретиться взглядом с Гилом, как он жестом пригласил нас выйти на улицу.
— Фриц, я собираюсь проверить инструменты с Лютцем, — сказал Гил. — И расспрошу его, как выглядит лес.
Некоторые из тех, кто случайно услышал слово “лес”, бросили свою работу и подбежали. Они явно умирали от желания выйти на улицу после того, как так долго работали в приюте.
— Мы скоро пойдем в лес? — Спросил один мальчик. — Если так, то мы можем помочь!
— У вас у всех есть обязанности, которые вам нужно научиться исполнять до поездки Гутенбергов, — сказал Фриц, приказав сиротам продолжать свою работу. — Я разберусь с этим, Гил.
Фриц позволил нам выйти на улицу, скорее всего, догадавшись, что на самом деле происходит. Мы с Гилом взяли из мастерской кое-какие инструменты для посещения леса и стали осматривать их под холодным небом, ища сколы на ножах или дыры в корзинах.
— Привет, Гил. Как поживает леди Розмайн? — Спросил я. Он служил Майн с тех пор, как она была послушницей синей жрицы, и часто сопровождал нас в потайную комнату в качестве сопровождающего; он знал, насколько она по разному держала себя внутри и снаружи потайной комнаты.
— Она потом заперлась в своей другой потайной комнате в покоях Верховного епископа, но она улыбалась, когда потом вышла, так что я думаю, что с ней все в порядке. Хотя её здесь больше нет. Она уже уехала в замок.
— Это хорошо…
Она плакала, как я и ожидал… но в конце концов она нашла в себе силы уехать в замок, ведя себя как дворянка. Я боялся, что она свалится в обморок, но похоже, она справилась.
— Как только эрцгерцог даст свое разрешение, её вассалы тоже начнут бывать в храме, — сказал Гил. — Многое изменится — например, все документы сначала будут проходить через её чиновников и все остальное в этом роде.
— Я слышал про это от Хозяина Бенно. Он сказал, что мы больше не сможем обмениваться письмами.
— Верно. Я представляю, как вам будет тяжело, ребята, — сказал Гил, кивнув. Затем он посмотрел на меня своими фиолетовыми, почти черными глазами. — Но так как я слуга её храмовой свиты, как только её вассалов не будет рядом, я смогу немного рассказать ей о вас, ребята, в своих вечерних отчетах.
— Гил…? — Я удивленно моргнул, понимая, что, хотя все остальные сдались, он все еще пытался сохранить нашу связь. Он ответил противоречивым взглядом — смесью неловкости и разочарования.
— Письма оставили бы бумажный след, плюс их нужно было бы где-то хранить… так что любые сообщения будут доставляться только устно…
— Ты же не хочешь вызвать недовольство, верно? Зачем тебе ради нас заходить так далеко? — Тут же, не подумав, спросил я.
Гил задумчиво посмотрел на нижний город.
— Мне там внизу понравилось. Мне нравилось сопровождать сестру Майн домой, с тобой и Франом. Повсюду запах готовящейся еды, и на обратном пути мы говорили обо всем, что произошло в течении дня, помнишь?
Воспоминания нахлынули на меня — воспоминания о том времени, когда Майн была всего лишь послушницей синей жрицы. Тогда, после работы в храме я шел домой пешком с Франом и Гилом.
— О да. Фран иногда нес её на руках, когда она не могла идти сама, верно?
— Точно, точно. И к тому времени будет уже так поздно, что прилавки на главной улице продавали свою еду по дешевке, чтобы избавиться от непроданного товара. Однако мы не могли есть слишком много, иначе семья сестры Майн накричала бы на нас за то, что у нее не осталось места для ужина…
Я не проводил так много времени, гуляя по нижнему городу с Гилом и Франом, так как Майн была не очень долго послушницей синей жрицы… но даже похожие воспоминания тут же начали приходить мне на ум одно за другим. Мы смеялись и болтали о прошлом, и не успели мы опомниться, как наши щеки смочились слезами.
— Правда в том, что тогда я ненавидел то, что сестра Майн всегда возвращалась к своей семье, независимо от того, как усердно я работал, служа ей. Путь туда был веселым, но прогулка обратно в храм с Франом всегда казалась такой одинокой. По крайней мере, мне нравилась улыбка облегчения, которой сестра Майн одаривала нас, когда возвращалась домой и все выходили встретить её, — сказал Гил, раскрывая секреты, которые, без сомнения, хранил в себе годами. Сколько бы раз он ни вытирал слезы, они продолжали литься. То же самое происходило и со мной.
— Я тоже ненавидел ходить в храм. Мне казалось, что дворяне медленно но верно забирают ее
