— Нет, Николай Алексеевич, товарищ Кулик дорог нам с вами как память, — пошутил Сталин. И продолжал серьезно: — Переход Кулика на сторону немцев может оказать нежелательное действие на наших людей. Фигура известная. Мало кто осведомлен, что он уже не маршал. Подумают: если уж Кулик переметнулся… Он слишком много знает о наших делах, о нас с вами, а гитлеровцы умеют извлекать сведения. К тому же Кулик пьянствует, а напившись, теряет контроль над собой.
Сталин на этот раз не утверждал и не отрицал, только высказывал свое мнение. Весомое, безусловно. После того, как прозвучало еще несколько фамилий, я, воспользовавшись паузой, внес свое предложение: комкор Михаил Фомич Букштынович. Сталин, конечно, знал его. Поинтересовался:
— Где он? В лагере?
— И да, и нет, наполовину.
— Гм, — хмыкнул Иосиф Виссарионович. — Когда-то я спросил одну женщину, замужем ли она. Женщина ответила: да, замужем… но не очень.
— Вы знаете, что на севере заново формируется сейчас 28-я стрелковая дивизия. Рядовой состав рекрутируется из добровольцев-заключенных, готовых искупить вину. Так называемая штрафная дивизия. Органы сочли возможным отпустить в эту дивизию Букштыновича.
— Рядовым?
— Насколько мне известно…
— Черт знает что творится у нас в органах! Держат за проволокой человека, которого, оказывается, можно и не держать. Опытного командира, хорошего штабного работника посылают солдатом, а у нас большие штабы задыхаются без людей.
— Есть общее положение о добровольцах из числа заключенных.
— Букштынович признал свою вину?
— Нет.
— Пусть дадут ему хотя бы батальон для начала.
— Дивизия предположительно будет направлена в 3-ю ударную армию, в район Великих Лук. Букштыновичу, который находился несколько лет на Лубянке и в лагерях, немцы, безусловно, поверят.
— Они-то поверят… — задумчиво произнес Сталин. — Но фигура не та. Для немцев он не авторитет, да и наши пленные не слыхали о нем. Вокруг него не будут объединяться. И фамилия подгуляла.
— Белорусская фамилия.
— Подгуляла с точки зрения гитлеровцев. Но вы, Николай Алексеевич, не теряйте Букштыновича из виду.
— Если не погибнет в первых же боях.
— Сие от нас не зависит…[69] Кто следующий?
Пошли кандидатуры с одинаковым обоснованием: был репрессирован, некоторое время провел в заключении. Константин Константинович Рокоссовский. Перенес в тюрьме все испытания, не дрогнул на допросах, не подписал ни одной бумаги. Человек железной выдержки, честный, умный, абсолютно надежный. Прославился под Москвой… Видно было, что Сталин готов поддержать предложение, но против выступил Шапошников.
— Каких бы обходных путей мы ни искали, главное будет решаться на фронте. А Рокоссовский у нас один из лучших фронтовых генералов. Хорошо понимает современную войну. Его ни в коем случае нельзя отпускать.
Сталин промолчал. Зато сразу высказался против генерала Горбатова Александра Васильевича, тоже не сломавшегося после ареста и получившего свободу незадолго до войны.
— Прямой, как штык, — сказал Иосиф Виссарионович. — Не актер. Не сыграет.
Сомнение вызвала у меня кандидатура Кирилла Афанасьевича Мерецкова. Не слишком ли велика ставка?! Немцы, конечно, давно и хорошо знают его, хотя бы по войне в Испании. Был начальником Генштаба, заместителем наркома обороны. Арестовывался, едва не попал под расстрел. Гитлеровцы, конечно, ухватились бы за него. По существу, возразить было нечего. Но Шапошников нашелся и тут.
— Мерецков семьянин образцовый. Жена Евдокия Петровна за ним, как нитка за иголкой. Повсюду вместе. На фронте с ним и через фронт вместе или следом пойдет. Да ведь и слишком он информирован…
Сталин опять удержался от реплики, хотя несогласие его ощущалось.
Необычные возражения вызвал Андрей Андреевич Власов. Да, известность у него широкая. И наши, и немцы знают, как воевал он в районе Киева, затем под Москвой. Но с чего бы ему, боевому удачливому генералу, прославленному прессой, удостоенному наград, имеющему большие перспективы, вдруг переметнуться к противнику?!
— У Власова нет никаких причин, — усомнился Иосиф Виссарионович. — Как он объяснит немцам свое решение? Когда нам было очень трудно — сражался с противником не щадя живота. Легче нам стало — сдался врагу… Совсем неубедительно.
— Причины есть.
Взгляды устремились на помощника Андреева, на этого серого, неприметного человека, Кстати, и глаза у него были серые, цвета брони. Он заговорил ровным, без интонации, голосом:
— Генерал Власов неравнодушен к женщинам.
— Не монах, — сказал Сталин.
— Генерал Власов слишком неравнодушен к женщинам, это его слабость. В Китае имел платную наложницу. После освобождения Львова вошел в связь с местной жительницей по имени Ева, католического вероисповедания. Тридцати лет. Привлекательна. По непроверенным данным, работала на польскую разведку, а значит, и на английскую разведку.
— Не проверено вами — проверят немцы.
— Связь с Евой бесспорна. Есть донесение Особого отдела. Это козырь Власова. Скажет, узнал от преданного человека, от своего адъютанта, что началось расследование о передаче сведений польско-английской агентуре. Адъютант — особист. Расследование можно начать.
— Насколько это весомо? Смотрите, чтобы комар носа не подточил, — посоветовал Сталин.
Последней прозвучала фамилия генерала Говорова Леонида Александровича, командарма-5, недавно отличившегося в боях возле Можайска. Обоснование такое.
Говоров беспартийный. Не согласен, мол, с большевиками, но любит свое Отечество, готов сражаться против коммунистов во главе русской армии за освобождение России.
— Это пища для немецкой пропаганды, — произнес Иосиф Виссарионович. — Геббельс раструбит на весь мир, что народ не с партией, не с большевиками, народ готов поддержать немцев в их борьбе с коммунистами. К немцам переходят беспартийные генералы.
— Говоров откажется при всех обстоятельствах, лучше ему не предлагать, — добавил Шапошников. — Игра не для него, он крайне щепетилен в вопросах чести.
— Значит, у каждого названного здесь генерала есть свое «за» и свое «против», — резюмировал Сталин. — Андрей Андреевич, взвесьте все и начинайте действовать. Если потребуется, посоветуйтесь с нами еще раз.
Прежде чем расстаться, обменялись мнениями о том, как правдоподобней и в каком районе организовать переход через линию фронта. Все согласились, что на юге, в степях, провести такую сложную операцию будет трудно. На западном направлении, где у нас сейчас наибольшие успехи, не соответствует психологическая обстановка. Лучше всего на северо-западном участке, под Ленинградом. Там, среди лесов и болот, в бездорожье, изломанная линия соприкосновения, в некоторых местах сплошного фронта нет, зато в изобилии вклинения, выступы, вмятины.
Все, больше к этому разговору мы не возвращались; конкретной работой занимались, видимо, только Андреев и его помощник. Естественно — в подобных делах нужна максимальная осторожность. Лишь по косвенным признакам я мог представлять, как развиваются события. В апреле командующим группой войск Ленинградского фронта был назначен генерал Говоров. Почти в то же время 2-ю ударную армию того же фронта возглавил генерал Власов. Соседний, Волховский фронт принял генерал Мерецков. Производилось это, разумеется, не без ведома начальника Генерального штаба Шапошникова. Дальнейшее зависело от того, как сложатся обстоятельства.
3
Весной 1942 года Верховный Главнокомандующий допустил вторую (и последнюю) стратегическую ошибку, которая вновь поставила нашу страну на грань катастрофы; первая ошибка была в августе-сентябре сорок первого, когда немцы выиграли крупномасштабное Киевское сражение, сломав складывавшееся равновесие и открыв себе дорогу на Москву. Во второй стратегической ошибке, как и в первой, виноват был, конечно, не только Сталин, виноваты были Тимошенко, Хрущев, Жуков, другие генералы, некоторые генштабисты, да и автор этих строк тоже. Если уж кто и был совсем неповинен, так это дальновидный Шапошников, отстаивавший свою точку зрения до той последней черты, за которой кончалась дискуссия и начиналась суровая дисциплина, без коей армия не может существовать. Тем более, что есть давний и очень правильный моральный закон: ответственность несет не тот, кто выдвигает предложения, а тот, кто принимает решение. Да, высший руководитель обязан знать и понимать больше разработчиков, обязан соотносить их мнение со своим и брать на свои плечи тяжкий крест окончательного выбора. С готовностью отчитаться на любом суде перед народом и историей, обрести славу или проклятие.
Для понимания дальнейших важных событий нужна хотя бы краткая оценка сложившейся обстановки: в этой оценке у Генштаба и Ставки было почти единое мнение. Считалось, как только придут погожие летние дни и подсохнут дороги, немцы начнут активные боевые действия. Фашисты были просто обречены на это, оборона для них гибельна, они должны добиться успехов любой ценой, время и обстоятельства работали против гитлеровцев. Однако после больших зимних потерь немцы не имели возможности вести наступление сразу на всем советско-германском фронте, как в прошлом году. Значит, выберут одно направление, которое посчитают наиболее важным. Но какое?
