— Он хочет продать тебе эту штуковину, — сказала Стрэй.
— Я доволен своим винчестером, спасибо, — ответил Джесс. — Но, конечно, пока не трачу чьи-то патроны.
Он взял «краг» и направил через полог палатки на видневшуюся вдали группу всадников, возможно, конницу в форме, но Фрэнк не знал, что это за форма, пристреливаясь, осторожно дыша, притворяясь, что нажимает на курок: «Бам!», и вставляет в барабан новый патрон. Фрэнк мало чему смог бы его научить.
Позже Фрэнк разбирался с оружием, а Стрэй стояла на коленях рядом с ним.
— Я хотел сказать, — сказал Фрэнк.
— О, ты говорил, не волнуйся.
Он пристально посмотрел на нее, просто чтобы убедиться в выражении ее лица.
— Хорошее времечко, чтобы это обсуждать.
— Происходит что-то, о чем я должен знать? — крикнул Джесс с противоположной стороны палатки.
— Момент сейчас достаточно темный, — сказал Фрэнк, — как раз перед тем, как зажгут все огни, вот сейчас мы и выступим. Направляемся на север, нам надо добраться к той широкой лощине.
— Удираем? — испепелил его взглядом Джесс.
— Прямо в точку, — ответил Фрэнк.
— Убегают трусы.
— Некоторые — да. Иногда у них просто не хватает смелости бежать. Ты был там. Сколько трусов собираются туда убежать?
— Ты думаешь...
— Я думаю, мы можем добраться к тому сухому руслу. А потом просто опередим Линдерфельта.
— Ты не хотел бы просто проверить для нас, что там снаружи? — спросила Стрэй.
Мальчик осторожно выглянул из палатки.
— У вас две минуту до того, как они включат прожекторы.
— Сейчас начнется действительно горячая пора, — сказал Фрэнк. — Здесь больше делать нечего.
— Данн, — вспомнил Джесс.
— Где он сейчас? — Стрэй взяла пистолет и патроны, повсюду искала шляпу.
— Прямо здесь, — ответил Данн, лежавший возле плиты.
Они вышли из-под полога палатки. Небольшая группа всадников галопом проскакала мимо, наглый напор мускулов и шкуры, копыта как смертоносное оружие.
Это могли быть кто угодно — милиция штата, бригада шерифа Болдуина, ку-клукс-клан или любая из групп волонтеров-рейнджеров. Слишком стемнело, чтобы определить точно. У них были факелы. Пламя горело с густым черным дымом. Словно их целью был не свет, а тьма.
Пальба теперь не прекращалась ни на минуту. На позициях Национальных Гвардейцев в холодный воздух поднимался дым от винтовок. Мало толку было знать, где они находятся, потому что довольно скоро они окажутся здесь, в одной из своих безжалостных атак, происходивших только в темноте, когда они уверены в своих жертвах.
Джесс бежал и был уже почти в безопасности, но тут на его пути возникла фигура в лохмотьях, схватила его за руку и приставила к его голове холодное металлическое дуло револьвера 45-го калибра.
— Куда так торопишься, маленький макаронник?
— Отпустите мою руку, — сказал Джесс.
— Ты — ребенок из палатки, вечно вертишься возле лавки.
Дуло оставалось на месте. Джесс попытался подумать, как выпутаться, отделавшись лишь болью, может быть, что-то отрезать или сломать, что потом заживет.
— Ты стрелял в нас сегодня, сынок, не так ли?
— Вы стреляли в меня, — ответил Джесс.
Воспаленные глаза долго смотрели на него. Револьвер исчез, и Джесс напрягся, не зная, что будет дальше.
— Я действительно чертовски устал. Я голоден. Никому из нас не платили с тех пор, как мы приехали в это убогое место.
— Поверьте, я знаю, каково это.
Они стояли, словно прислушиваясь к стрельбе по всему железнодорожному узлу.
— Уноси отсюда свою анархистскую задницу, — наконец сказал кавалерист, — и если вы умеете молиться, молись, чтобы я не увидел ее днем.
— Спасибо, сэр, — Джесс не видел вреда в том, чтобы ответить.
— Меня зовут Брайс.
Но к тому времени Джесс уже бежал слишком быстро, чтобы назвать свое имя.
Они нашли убежище с сотнями других, по крайней мере на несколько минут, в широком сухом русле арройо к северу от города, ждали перерыва в стрельбе, чтобы найти безопасное место. Но милиция пыталась захватить металлический мост над арройо, а это отрезало бы путь к побегу на запад. Лучи прожекторов прочесывали участок, отбрасывая черные тени, которые можно было почувствовать, как дуновение ветерка, когда они проносились мимо. То и дело кто-нибудь из детей поднимался, чтобы посмотреть, что происходит в палатках, и на них кричали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Фрэнк почувствовал руку на своем плече и сначала подумал, что это Стрэй. Но, оглянувшись, увидел, что она прикрывает Джесса своим телом от летящих игл весеннего снега. Рядом с ним больше никого не было.
Словно это была рука какого-то мертвого забастовщика, дотянувшаяся сквозь завесу смерти, чтобы коснуться чего-то на Земле, чего угодно, и это оказался Фрэнк. Может быть, даже рука Вебба. Вебб и всё, что он пытался сделать со своей жизнью, и всё, что было сделано, и все дороги, которые должны были пройти его дети... Фрэнк очнулся через несколько секунд, и заметил, что его слюна капает на рубашку. Так дело не пойдет.
Стрэй и мальчик были примерно одного роста — Фрэнк впервые это заметил. Джесс спал на его коленях. Герои Компании В. Линдерлефта одну за другой поджигали палатки на расстоянии в полторы мили от них. Грязно-бурый свет прыгал и метался по небу, кавалеристы издавали звуки животного триумфа. Выстрелы разрывали гибельную ночь. Иногда между ними устанавливалась связь — между забастовщиками, детьми и их матерями, даже кавалеристами и охранниками лагеря, отстрелянными пулями и пламенем битвы, и павшими в сражении. Но они один за другим гибли в свете, к которому история будет слепа. Считать их будет только милиция.
Стрэй открыла глаза и увидела, что Фрэнк смотрит на нее. Она встретилась с ним взглядом, оба они слишком устали, чтобы притворяться, что это — не желание, даже здесь, в горниле ада.
— Когда у нас будет минутка, — начала она, потом, кажется, потеряла нить мысли.
— Фрэнк почувствовал, что это — ужасающе яркий шанс, к которому у них больше может не быть возможности прикоснуться. Последнее, о чем сейчас следует думать.
— Просто доберись с ним к своей сестре, в безопасное место, окей? — наконец сказал он. — Это — единственное, о чем тебе сейчас следует переживать, всё остальное может подождать.
— Я пойду с тобой, Фрэнк, — Джесс бормотал неразборчиво от усталости.
— Ты должен ехать с мамой, убедиться, что она выбралась отсюда в целости и сохранности.
— Но битва не закончена.
— Нет. Но у тебя уже был долгий день хорошей битвы, Джесс, а эти дамы здесь, младенцы и так далее — им нужна надежная винтовка, которая их прикроет, пока они не доберутся на то маленькое ранчо у дороги. Тут еще долго нужно воевать, всем хватит.
Фрэнк знал, что бледная клякса лица мальчика повернулась к нему, и он был счастлив, что не видит выражение этого лица.
— Теперь я знаю, как добраться в дом твоего дяди Холта и тети Уиллоу, потому что ты нарисовал для меня карту и всё такое, я приеду туда, как только мы тут всё закончим.
Они оба услышали это «мы», надеялись, что не он один, а всё это скопище теней, ходячих мертвецов, не обменявшихся и дюжиной английских слов, приклады волочатся по грязи, гуськом идут на восток к проселочной дороге на Блэк-Хилс, пытаясь держаться вместе.
— Мы будем там, — он кивнул на Блэк-Хилс, — где-то нужно раскинуть мобилизационный лагерь. Джесс, береги себя..., — и мальчик подбежал обнять его с такой неожиданной горячностью, словно мог удержать это всё: подходящую к концу ночь, убежище в арройо, удержать это всё в неподвижности и неизменности, и Фрэнк чувствовал, что он пытается не плакать, а потом заставил себя разжать объятия, отойти и вернуться в это ужасное утро. Стрэй стояла прямо за его спиной.
— Окей, Эстрелла.
Их объятия, возможно, были не столь напряженными или отчаянными, но он не смог бы вспомнить другой столь же искренний поцелуй, отягощенный такой печалью.
