— Откуда вам это известно?
— Кампешевые чернила имеют пурпурно-фиолетовый цвет. Они изготавливаются с добавлением металлических солей. Если к ним добавить щавелевой, а затем соляной кислоты, то они обесцветятся. А стоит капнуть нашатыря — снова обретут прежний цвет. Я проделал эту манипуляцию и с чернилами из «Паркера», и с теми, что были в чернильнице. Несмотря на разницу цвета, все — кампешевые. Логично предположить, что и подписи тоже должны были быть выполнены тем же составом. Но оказалось, что это не так. Как я уже сказал, адресованное мне письмо написано анилиновыми чернилами; они не содержат железа и потому не обесцвечиваются. Получается, что преступник отпечатал на машинке два письма. Первое зачем-то подписал Тер-Погосян, а второе было подделано злоумышленником уже после того, как он убил свою жертву.
— Все равно возникает неувязка: если в вечном пере Тер-Погосяна находились кампешевые чернила, то почему убийца не воспользовался им, а расписался собственным, заправленным анилиновыми? — Нижегородцев перестал крутить вертела и посмотрел на адвоката.
— А вот на этот вопрос я ответить пока не могу. Преступник, безусловно, заранее знал, что Тер-Погосян подписывает важные бумаги черным «Паркером» и потому на всякий случай приготовил собственное вечное перо, заправленное черными чернилами. Дальше, как можно предположить, все получилось примерно так: коммерсант зачем-то, по какой-то непонятной мне причине, поставил подпись под строкой: «В моей смерти прошу никого не винить». Сразу после этого злоумышленник убивает его, затем надевает перчатки (либо просто он их не снимал), достает второе письмо, адресованное мне, и копирует подпись жертвы. Но вот почему он это делает собственным вечным пером — для меня загадка. — Присяжный поверенный взял острый нож и отрезал от одного куска тонкую полоску подгоревшего мяса. — Единственное, что я могу предположить, — это то, что убийца растерялся и не воспользовался «Паркером» купца. Но даже если бы он расписался им, все равно бы мы об этом догадались.
— И каким же это образом? — доктор озадаченно наморщил лоб.
— Злодей использовал метод срисовывания путем обводки. А он достаточно легко распознается. Для этого надобно только совместить подписи. Если они совпали, значит, одну наложили на другую и обвели.
— Стало быть, не соверши он этих двух оплошностей — с собственным вечным пером и обводкой, — мы бы ни за что не догадались, что это не суицид?
— Это далеко не все промахи злоумышленника. Во-первых, с самого начала у меня вызвал подозрение тот факт, что письма отпечатаны на машинке. Согласитесь, это не совсем подходящий случай, что бы использовать машинопись. Прощальное письмо — крик души, и уходящий на тот свет человек пишет его не столько рукой, сколько сердцем. О каком уж тут «Ундервуде» говорить? А во-вторых, в книжном шкафу у Давида Робертовича стояла откупоренная, но абсолютно полная бутылка шустовского коньяку. А на блюдце ждал своего часа порезанный дольками и присыпанный сахарком лимончик.
Ардашев побрызгал из бутылки на разгоревшийся пламенем уголек и, повернувшись к Нижегородцеву, сказал:
— Вот и подумал я тогда: неужто будет угрюмый самоубийца сибаритствовать, как истый гастроном?
— Согласен, не похоже.
— Вот и я так думаю. Сдается мне, что Тер-Погосян, перед тем как пойти домой, решил отведать «Шустова», да не успел, помешали.
— А что собирается предпринять следователь?
— После того как Леечкин ознакомился с заключением эксперта по чернилам и подписям, он с радостью прекратил дознание в отношении меня по подстрекательству к самоубийству. А затем поручил Поляничко отыскать ту самую единственную печатную машинку, на которой были набраны прощальные послания.
— Да ведь это почти невыполнимая задача! — воскликнул доктор. — Он что, соберет со всего города «Империалы», «Юнионы», «Адлеры» и притащит их в участок? Их же наверняка около сотни, а то и больше!
Клим Пантелеевич внимательно посмотрел на приятеля и продолжил крутить вертела. Возникла неловкая пауза. Наконец адвокат сказал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Дорогой мой Николай Петрович, иногда вы меня настолько удивляете, что я просто теряюсь. А впрочем, — Ардашев извинительно улыбнулся, — с какой стати вы должны разбираться в тонкостях судебно-следственных экспертиз? Это ведь не симптомы коклюша или грудной жабы. Хорошо, я объясню: для того чтобы определить, на какой печатной машинке был набран текст, вовсе необязательно доставлять железных монстров судебному эксперту. Достаточно настучать два злосчастных предложения и заверить образец подписью того лица, кому машинка принадлежит. А затем останется только сравнить их с оригиналом. Вы не хуже меня знаете, что со временем буквы расшатываются и меняют угол наклона. Причем каждая по-своему. Это целиком зависит от особенностей письма и тех слов, которые чаще всего встречаются в текстах.
— Спасибо за науку. И все-таки, неужели расследование зашло так далеко, что вам понадобился второй пистолет? Нет-нет, вы не подумайте, я, конечно же, дам вам его, но…
Присяжный поверенный взглянул на доктора: тот стоял с таким лицом, будто его уже приговорили к бессрочной каторге за то, что из его оружия убили человека.
— Не волнуйтесь, ваш револьвер понадобится мне всего на несколько дней. И я надеюсь, что применять его не придется. — Ардашев хитро прищурился. — А если и прикончу кого-нибудь, то скажу, что выкрал наган у вас, пока вы жарили шашлык по-карски. Так что не переживайте.
Доктор приободрился и даже попытался улыбнуться. Клим Пантелеевич молча взял нож, аккуратно отрезал кусочек мяса и положил его в рот. Закрыв от удовольствия глаза, проронил:
— Великолепно. Баранина готова. Наступает самый приятный момент — украшение и подача кушанья. Готов уступить это право хозяину.
— С удовольствием! — согласился доктор и принялся священнодействовать. На один конец овального блюда он разложил нарезанный кольцами репчатый лук, а на другой — снятые с вертелов почки и помидоры. Посередине царственно возвышался шашлык и дольки лимона, а по бокам — зеленый лук.
— Роскошество, да и только! — восторженно проговорил присяжный поверенный. — Ну что ж — пора подавать! Публика ждет-с!
Николай Петрович чинно прошествовал с блюдом к накрытому закусками столу. Дамы, уставшие от ожидания, зааплодировали, будто в театре.
Вечер тек своим неспешным чередом. Разговоры точно щебетанье воробьиной стаи за окном: они были совсем рядом, но пролетали мимо адвоката. Он что-то поддакивал, улыбался, наполнял бокалы сантуринским, но мысли его снова возвращались к таинственному вечеру второй пятницы сентября.
Придя домой, Клим Пантелеевич тотчас же уединился в собственном кабинете. Он положил на стол наган доктора и долго смотрел на него. Затем вынул из каморы один патрон. После короткого раздумья присяжный поверенный крутанул барабан, взмахнул кистью и — нажал на спусковой крючок…
7
Игрок
Галактион Нифонтонович Кампус был возраста неопределенного — приблизительно между тридцатью и сорока годами. Аккуратные, слегка закрученные кверху усы, пытливый и всегда готовый к любой неожиданности взгляд, выдававший в нем человека образованного и воспитанного. Выросший в небогатой дворянской семье, он хорошо знал цену деньгам. Да их, по существу, у него никогда и не было в достатке. Окончив Санкт-Петербургский горный институт, он, движимый желанием разбогатеть, поехал в Сибирь.
Свое первое пристанище Капмус нашел в Енисейской губернии. В Ачинский округ, на медеплавильный завод, стоявший на реке Печище, давно требовался горный инженер. Здесь, в таежной глуши, он энергично принялся за работу. Первый месяц дел было невпроворот, но постепенно трудности улеглись, и медный рудник начал бесперебойно поставлять сырье. Тысячи пудов меди гужом потекли в Томск, а оттуда — в Москву.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Неподалеку от завода, всего в восьми верстах, раскинулось озеро Шира. Решив однажды искупаться, Галактион заметил, что его дно, выстланное сланцевыми плитами, сплошь усыпано шлифом (черным железистым песком) — верным спутником золота. «Значит, — рассуждал Кампус, — драгоценный металл должен быть где-то совсем рядом». И не ошибся. Неподалеку, всего в каких-нибудь тридцати саженях, были найдены куски колчедановой руды. На вид они напоминали собой железную охру. Набрав в карманы образцов, счастливец вернулся в контору и провел анализ. Результат был ошеломляющий: содержание золота оказалось настолько высоким, что добыть тридцать-сорок пудов желанного металла за сезон не составило бы большого труда. Это богатейшее месторождение, запрятанное в лесу, представляло собой не россыпь и даже не жилу, а редко встречавшееся в природе рудное напластование. Галактион, не раздумывая, обмерил рулеткой площадь участка и, как требовал Горный устав, вкопал явочные столбы. Теперь оставалось лишь подать заявку в Иркутское горное управление, дождаться разрешения и приступать к разработке. «Допустим, — размышлял Галактион, — под каким-либо благовидным предлогом я смогу выбраться из этих дебрей и отправлю прошение. И, положим, мне повезет: я получу «добро». А что дальше? Где я возьму деньги на рабочих, лошадей, инструменты, провизию? А что, если рассказать обо всем хозяину медеплавильного завода и, договорившись о долях, вместе приступить к разработке?»
