лишь с закадычными друзьями. – Знакомься – это мой сын Джек, der Schauspieler![29]
Точно так же папа представлял Джека пассажирам автобуса номер 161 – он настоял, чтобы они с Джеком и доктором фон Pop отправились в Цюрих на общественном транспорте. Уильям гордился тем, как хорошо знает автобусную сеть Цюриха и окрестностей, и хотел показать Джеку, как он обычно передвигается между городом и лечебницей. И с Вальтраут, и с Гуго они ездят в город именно на автобусе, а черный «мерседес» используется только для ночных вояжей.
Большинство пассажиров знали Уильяма, и он представил Джека всем.
– Я видел все ваши фильмы, – сказал Гуго Джеку. – Мы их смотрим вместе с Уильямом. Они нам никогда не надоедают! – воскликнул он и долго тряс Джеку руку.
Джек заметил, как переглянулись фон Pop и Крауэр-Поппе, – возможно, «надоедают» тоже пусковой механизм в известных ситуациях. Но сейчас все прошло на ура, папа улыбался до ушей и пытался прыгать, правда из-за таблетки это скорее выглядело как покачивание из стороны в сторону (видимо, она начала действовать).
– Я не прощаюсь с тобой, Джек, – сказал он и обнял сына за шею, положив голову ему на грудь (голова легкая, как у ребенка).
– И не надо, Уильям, – сказала доктор фон Pop. – Скажите ему просто «bis morgen» «до завтра», ведь завтра вы его снова увидите.
– Bis morgen, папкин.
– Bis morgen, – шепнул ему в ответ отец. – Я уже вижу, как укутываю тебя на ночь, милый мой малыш, или, скорее, это ты укутываешь меня.
– Боюсь, сейчас пришла пора Гуго укутать вас на ночь, Уильям, – заметила доктор Крауэр-Поппе.
– О, как я рад! – сказал Уильям, отпуская Джека.
Тот поцеловал отца в губы – не раскрывая свои, как его научила Хизер. Уильям поцеловал Джека в ответ точно так же.
– Я знаю, чем ты занимался, сынок! Ты целовался с сестрой!
Тут Джек решил рискнуть – да, это был риск, но время он выбрал, кажется, подходящее. В конце концов, рядом Гуго и врачи, если что, справятся.
– Я тебя люблю, папкин, – сказал он отцу, не думая даже, служит или нет глагол «любить» пусковым механизмом. – Я люблю тебя, и я люблю каждый дюйм твоей шкуры! Правда-правда.
Гуго едва не замахнулся на Джека; доктора фон Pop и Крауэр-Поппе пристально смотрели на Уильяма – интересно, как он сейчас отреагирует на слово «шкура»? Сработает ли пусковой механизм, который обычно нельзя остановить, или же вдруг это слово неожиданно стало приемлемым?
– Повтори, что ты сказал, Джек, – сказал отец. – Если тебе не слабо, повтори.
– Я люблю тебя, и я люблю каждый дюйм твоей шкуры! – повторил Джек.
Уильям Бернс приложил руку к сердцу и улыбнулся Гуго и докторам, не глядя Джеку в глаза.
– Отчаянный парень. Настоящая оторва! – обратился отец ко всем присутствующим.
– Мне сложно судить, мы еще мало знакомы, – сказала доктор фон Pop.
– А я вообще занимаюсь только таблетками, – сказала доктор Крауэр-Поппе.
Уильям чувствовал себя отлично – он держал руку у сердца для того, чтобы ощущать, как оно бьется.
– Мой дорогой малыш, а я люблю тебя и каждый дюйм твоей шкуры! Пожалуйста, не забудь позвонить сестре.
И внезапно все заметили, как силы оставили Уильяма. Гуго помог ему сесть на заднее сиденье «мерседеса»; в машине Уильям показался совсем крошечным – словно семилетний мальчик, собирающийся в первый раз в первый класс. Бодибилдер пристегнул его ремнем и сел на свое место, но перед этим подошел к Джеку. Он пожал ему руку (Джек подумал, на сей раз он ему ее оторвет) и сказал:
– Он прав, вы совершенно отчаянный парень, реально без башни!
И они уехали.
– Bis morgen! – крикнула им вслед доктор Крауэр-Поппе.
– А теперь я ловлю такси и еду домой, – сказала доктор фон Pop Джеку. – Я живу на другом конце города.
Ближайшая стоянка такси располагалась на Бельвюплац, туда Джек и доктор Крауэр-Поппе и проводили доктора фон Pop. Женщины поцеловались на прощание.
– Джек, можете быть уверены, молния в меня никогда не попадала, – сказала Джеку доктор фон Pop. – Во всяком случае, в голову. Другое дело, что ваш отец, я полагаю, поразил меня в самое сердце!
Доктор Крауэр-Поппе и Джек перешли через мост Квайбрюке, направляясь в сторону отеля «Шторхен».
– Может быть, мне вас проводить? – спросил Джек.
– Во-первых, я живу рядом с вашим отелем, – сказала она, – во-вторых, вы ни за что не найдете потом дорогу домой. Улицы узкие и расходятся во все стороны.
– Сколько лет вашим детям? – полюбопытствовал он.
Какая красивая ночь, городские огни мигают им и отражаются в речке Лиммат.
– Одному сыну десять, другому двенадцать, – ответила она. – Если бы мне пришлось расстаться с ними, как вашему отцу, я бы покончила с собой или, если бы мне повезло, оказалась в Кильхберге либо в другом подобном заведении. Я имею в виду, не в качестве врача.
– Я понимаю.
– Я тоже люблю вашего отца и каждый дюйм его шкуры, – улыбнулась она.
– Ему не будет лучше?
– Он может вести себя куда хуже, чем сегодня. Для вас он вел себя идеально, лучше не бывает. Что же до болезни – ни хуже, ни лучше ему не будет. Он навсегда останется таким, как сейчас. Он не меняется, он такой, какой есть.
– Ему очень повезло, что он оказался в Кильхберге, в ваших заботливых руках, – сказал Джек.
– Это вам сестру надо благодарить, Джек. Ей и самой пришлось пойти на немалые жертвы, – сказала доктор Крауэр-Поппе. – Вы серьезно насчет купить здесь дом?
– Серьезнее некуда.
– Мой муж кое-что понимает в недвижимости, вероятно, он сможет вам помочь. Я-то всего лишь фармаколог.
А вот они уже и дошли до Вайнплац,
