стоят на пороге отеля «Шторхен», только доктор Крауэр-Поппе не уходит, кажется, хочет что-то ему сказать, но не уверена, уместно ли это, ведь они почти незнакомы.
– Анна Елизавета, вы передумали идти домой? – спросил Джек.
Она закрыла лицо руками; какой девчачий жест для такой серьезной (и такой красивой!) женщины.
– В чем дело?
– Я не хочу вмешиваться, у вас есть свой психиатр.
– Нет, уж теперь рассказывайте, – потребовал Джек.
– Я думаю, для начала вам надо завершить свою хронологическую терапию, – сказала доктор Крауэр-Поппе, – но когда вы покончите с ней, вам стоит попросить вашего врача кое-что вам выписать. Не стоит принимать это, пока вы пересказываете вашу жизнь в хронологическом порядке.
– Вы имеете в виду какое-то лекарство?
– Разумеется. Нечто подобное мы даем вашему отцу, только этот препарат новее и немного отличается от золофта. Называется эскиталопрам, вроде серопрама, которым мы потчуем Уильяма, но в этом лекарстве другое активное начало; начинает действовать быстрее, не через две-три недели, а через одну, плюс оно мощнее, так что нормальная доза не двадцать, а десять миллиграммов.
– Это что, антидепрессант?
– Разумеется, – кивнула она. – В Штатах его продают под маркой «лексапро», уточните у доктора Гарсия, у нас он называется ципралекс. У эскиталопрама вроде бы меньше побочных эффектов; впрочем, некоторые исследования показывают, что это не так. Понижается якобы либидо, возможны импотенция и задержки эякуляции, это, пожалуй, вам не слишком понравится. Но что вам особенно не понравится, так это возможные побочные эффекты, сказывающиеся на способности пересказывать что бы то ни было в хронологическом порядке. Поэтому прежде следует завершить работу с доктором Гарсия. А потом – попробуйте это лекарство.
– Вы считаете, у меня депрессия?
– Что за вопрос! – рассмеялась доктор Крауэр-Поппе. – Разумеется! Человек, который вынужден вспоминать все, от чего радовался, от чего плакал, от чего приходил в бешенство, а потом восстанавливать четкую хронологическую последовательность этих событий и пересказывать их вслух, – такой человек, если он делает все это добросовестно, не может не страдать от депрессии! Я, признаться, удивлена, что вы сами не находитесь в Кильхберге или подобном месте.
– Но как мне понять, что терапия завершена? Покамест ей конца не видно, – сказал Джек.
– Вы сразу это поймете, – сказала она. – Как только вы захотите сказать доктору Гарсия спасибо за то, что она вас выслушала, – тут терапии и конец. Он наступит тогда, когда вам захочется рассказать все то, что вы рассказывали ей, кому-то другому – не психиатру, я имею в виду.
– Вот оно что.
– Gott![30] – воскликнула она. – Кто бы мог подумать, что манера говорить «вот оно что» передается с генами!
Доктор Крауэр-Поппе пожала Джеку руку и пошла прочь, немного покачиваясь на высоких каблуках; обернувшись, она крикнула:
– Я заберу вас завтра на этом же месте и провожу в церковь! А Уильяма захватит доктор Хорват.
– Bis morgen! – крикнул ей в ответ Джек, вошел в отель и позвонил сестре.
На следующее утро он нашел у телефона листок бумаги из блокнота, где его собственным почерком было написано:
Ципралекс, 10 мг.
В Штатах называется лексапро (?).
Уточнить у доктора Гарсия.
Как там говорил профессор Риттер? «Ваш отец пережил много утрат»? Задрожишь на старости лет от холода, пережив такое! Пожалуй, татуировки тут вовсе ни при чем.
Разговор с Хизер прошел на ура, Джек ее разбудил, но она все равно была рада его слышать.
– Ну вот, наконец-то я с ним увиделся. Долго же мне пришлось ждать! Я провел с ним несколько часов, – начал Джек. – Мы с докторами фон Pop и Крауэр-Поппе сводили его на ужин в «Кроненхалле», еще я встретил Гуго, ну и всех остальных.
– Просто скажи, что я тебя просила! – закричала сестра.
– Я люблю его! – тут же выпалил Джек.
– Вот и все, больше ничего не надо говорить, – сказала Хизер и зарыдала.
– Я люблю его и каждый дюйм его шкуры, – сказал Джек.
– Боже мой, надеюсь, ты не произнес при нем слово «шкура»? – спросила Хизер.
– Произнес, но я признавался ему в любви, и, видимо, в этом контексте оно не работает, – сказал Джек. – Папа сказал, что я отчаянный парень.
– Пожалуй, ты в самом деле отчаянный парень! – воскликнула Хизер.
– Было несколько «эпизодов», ничего особенно страшного, – сказал он.
– Они всегда будут, Джек, не нужно мне про них рассказывать.
– Ты не против проституток? – спросил он сестру.
– А ты?
Джек сказал, что не против, в сложившихся обстоятельствах.
– С ним Гуго, а с Гуго папа ни в какие неприятности не попадет, – объяснил он.
Они обсудили, стоит или нет рассказывать про проституток Каролине Вурц. Джек-то хотел сразу выложить ей все, Хизер предложила погодить с историей про проституток, оставить это на другой раз.
Потом они поговорили про Гуго и про то, что нет ничего более нелепого, чем вставлять золотое кольцо в оставшуюся мочку.
– Как думаешь, он пытается привлечь внимание к откушенному собакой уху? – спросила Хизер.
– Наверное, нет, – ведь он мог бы носить кольцо в верхней части пострадавшего уха, а в нормальном не носить ничего, – предположил Джек.
Хизер спросила, а не стоит ли Джеку попробовать найти проституток, к которым ходит папа, – ну, например, через Гуго.
– Проверить, что это за женщины, какой у них характер, попросить их быть с папой поаккуратнее.
– Знаешь, у него ведь и так совсем-совсем мало личного пространства, – сказал Джек.
Они согласились, что близким, даже если ты за них беспокоишься, нужно немного доверять и оставлять им зону, куда никому не позволено входить.
– Они такие милые! Я имею
