– Она нарочно войлочные туфли обувает, – пояснила Сюээ. – Ступает как приведение, чтобы шагов не слышали. А вспомните, когда она к нам пришла. Сколько мне крови попортила! И чего только про меня не наговаривала! Из-за нее меня хозяин не раз бил. А вы тогда, матушка, меня винили.
– Ей человека живьем закопать – дело привычное, – подтвердила Юэнян. – Теперь она меня доконать решила. Видала, как она головой об пол билась, истерику закатывала? Это она чтоб хозяин узнал, чтобы меня унизить.
– Напрасно вы так говорите, матушка, – заметила Ли Цзяоэр. – Ей свет не перевернуть.
– Плохо ты ее знаешь, – продолжала Юэнян. – Это же оборотень, лиса девятихвостовая. С такой, как я, она в два счета разделается, не таких приканчивала. Ты вот сама из певиц и у нас не первый год, а подобных выходок себе не позволяешь. Врывается вчера ко мне и заявляет хозяину: «Ты идешь или нет? Я пошла». Как будто хозяин только ей одной и принадлежит. Захватила его и ни в какую. Так это меня разозлило! Он после поездки в столицу ни разу в дальних покоях не был. Даже к той, у кого день рождения, идти не дает. Ей палец в рот не клади – всю руку отхватит.
– Крепись, золовушка, – уговаривала ее госпожа У. – Слабая ты и болезная. Зачем так к сердцу принимаешь? Пусть делает, как знает. А будешь за других стараться, себе врагов наживешь.
Юйсяо накрыла на стол, но Юэнян даже не коснулась еды.
– Голова у меня болит и тошнота подступает, – сказала она и велела Юйсяо постелить на кане: – Я прилягу. – Она обернулась к Ли Цзяоэр: – А ты покушай со сношенькой за компанию.
Барышня Юй собралась домой. Хозяйка велела положить ей в коробку сладостей и наградила ее пятью цянями серебра.
Симэнь Цин после допроса грабителей вернулся к обеду. Только он переступил порог, как от коменданта Цзина явился слуга за ответом.
– Передай батюшке мою сердечную благодарность за ценные подношения, – наказывал слуге Симэнь. – Но к чему было тратиться? Забирай-ка их назад. Когда удастся дело сделать, тогда другой вопрос.
– Нельзя мне с подарками домой являться, – умолял слуга. – Мне батюшка такого наказа не давали. Пусть уж у вас полежат, батюшка.
– Ну ладно! – согласился Симэнь. – Поблагодари от меня хозяина.
Он передал слуге ответ и лян серебра в награду, а сам прошел в покои Юэнян.
Юэнян спала на кане. Симэнь не раз окликнул ее, но ответа не последовало. Горничная и служанки тоже не решились рассказать о случившемся. Тогда он проследовал в передние покои к Цзиньлянь. Она тоже спала, обхватив руками подушку. Волосы у нее были всклокочены. И она голосу не подала. Симэнь еще больше встревожился и направился к Юйлоу. Она не смогла скрыть и рассказала ему, как поругались утром Юэнян и Цзиньлянь. Симэнь был вне себя. Он вернулся к Юэнян и поднял ее на руках.
– Тебе в таком положении совсем не надо обращать внимание на эту потаскушку, – говорил он. – И к чему ты с ней связываешься?!
– То есть как это связываюсь? – недоумевала Юэнян. – Кто с ней ругался?! Спроси любую, я к ней пришла или она ко мне. Я как ни в чем не бывало чай приготовила. Матушку Пань пригласила, а она гонор выказала. Взяла да выпроводила мать родную. А потом заявилась и давай ругаться. Головой об пол билась, волосы у нее растрепались. Кричит – как монарх на престоле. Не знаю, как она меня не избила. Если б не уговорили, в драку бы полезла. Ни за что человека оскорбить у нее в натуре. Думала, я ей покорюсь. Только и твердит: «раз тебя, мол, по всем правилам выдавали, а меня нет, возьму разводную и уйду». Ей слово, а она тебе десять. Целые потоки обрушивает, как река Хуай в половодье. Куда мне с ней тягаться! От такой нахалки и грубиянки меня как подкосило. В жар бросило. Где там ребенка ждать! Будь принц наследный, и того в утробе загубит. Я была ни жива ни мертва. Думала, выкину. И лучше б очиститься, чтобы на тот свет брюхатой не идти. А ночью бы веревку да в петлю. Тогда уж вы с ней делайте, что хотите. А то она меня в гроб вгонит, как сестрицу Ли вогнала. Да и тебе невтерпеж: надо ж каждые три года по одной жене хоронить.[1433]
Не услышь такого Симэнь Цин, все бы шло своим чередом, а тут он прямо из себя вышел.
– Сестрица! Дорогая моя! – обнимая Юэнян, говорил он. – Не ставь ты себя на одну доску с этой потаскухой. Она ж понятия не имеет, что высоко, а что низко, что благоуханно, а что зловонно. Успокойся! Ты же мне дороже всех. Ну такого я ей не прощу! Я ей сейчас покажу.
– Да ты ей слова сказать не посмеешь. Она тебя тут же на цепь посадит.
– Пусть только попробует. Она у меня пинков отведает. Ну а ты как себя чувствуешь? Ела?
– Какое там! Утром чай приготовила, матушку Пань ждала, а тут она на меня набросилась. У меня под ложечкой распухло, живот опустился и боли поднялись. Голову разламывает, и руки онемели. Пощупай руку. До сих пор не отпускает.
Симэнь переминался с ноги на ногу.
– Так что же делать? – раздумывал он. – Надо немедленно позвать доктора Жэня. Пусть осмотрит и даст лекарства. Пока не стемнело, а то не пойдет.
– Разве этим поможешь? – говорила Юэнян. – Какого доктора ни зови, ежели судьба, и так выживешь, а нет все равно на тот свет пойдешь. Вот уж тогда с облегчением вздохнете. Какая ни будь жена, даже сама хорошая, – все равно как кирпич в стене. Упал один, вставят другой. Когда я умру, ты ее Первой женой сделай, ладно? Такой умной только хозяйством и править.
– И не надоело тебе говорить про эту потаскушку? Брось ты дерьмо ворошить! И на что она тебе сдалась. Надо Жэнь Хоуси звать, а то не вселился бы гнев тебе в нутро. Младенцу может повредить.
– Тогда бабушку Лю позови, – предложила Юэнян. – Она снадобьем напоит. А может, иглоукалыванием головную боль остановит.
– Пустое не говори! – возразил Симэнь. – Знает ли эта проходимка, как лечить беременных? Нет, пусть слуга седлает коня и едет за доктором Жэнем.
– Ну и зови, если хочешь, только я к нему не выйду, – заявила она.
Однако Симэнь ее не послушался. Пройдя в переднюю, он крикнул Циньтуна.
– Скорее седлай коня! – приказал хозяин. – Скачи за городские ворота за доктором Жэнем. Да обожди его. Вместе с ним возвращайся.
– Слушаюсь! – ответил слуга и умчался стрелой.
Симэнь вернулся к Юэнян и наказал служанке приготовить рисовой кашицы. Как он ее ни потчевал, она есть не стала. После обеда воротился Циньтун.
– Доктор Жэнь несет службу в управлении, – докладывал он. – Приглашение я передал. Доктор будет завтра утром. От нас не надо никого посылать.
– Раз лекарь придет завтра, сходил бы ты к сватушке Цяо, а то уж вечереет, – посоветовала Юэнян, напомнив о настоятельных приглашениях, неоднократно от того поступавших. – Обижаться будет.
– А за тобой кто посмотрит?
– Уж на грех не наводи! – Юэнян улыбнулась. – Ступай, ничего со мной не случится. А я немного погодя встану. Может, со сношенькой и поем. Так что не волнуйся!
Симэнь крикнул Юйсяо:
– Старшую невестку пригласи. Пусть с матушкой побудет. А где барышня Юй? Позови ее. Пусть матушке споет.
– Барышня Юй давно домой ушла, – сказала горничная.
– Кто ж ей позволил уходить? – спросил Симэнь. – Погостила бы еще денек-другой.
Он подскочил к Юйсяо и дал ей пинка.
– Увидала, как мы ругаемся, и ушла, – заметила Юэнян. – Ну, а горничная тут при чем?
– Кто певицу Шэнь обругал, ту вы пальцем не тронули, – сказала Юйсяо.
Симэнь сделал вид, что не слышал ее. Он оделся и отправился пировать к свату Цяо.
Еще не начали отбивать ночные стражи, когда он воротился домой и проследовал в покои хозяйки.
Юэнян сидела с невесткой У, Юйлоу и Ли Цзяоэр. Заметив Симэня, госпожа У удалилась во внутреннюю комнату.
– Тебе полегче стало? – обратился к хозяйке Симэнь.
– С невестушкой поела немного, – отвечала Юэнян. – Под ложечкой опухоль вроде опала. Только голова все болит, и в пояснице ломит.
– Уж как-нибудь потерпи. Завтра Жэнь Хоуси даст лекарства. Гневный дух выгонит, и плод успокоится.
– Как я тебя просила – не зови его, а ты все свое, – говорила Юэнян. – Хочешь, чтобы посторонний мужчина на меня глаза пялил? Не покажусь я ему, вот увидишь. А сватушка Цяо по какому случаю приглашал?
– По случаю моего приезда из столицы целое угощение устроил, – объяснил Симэнь. – Постарался. Стол ломился. Две певицы пели. Просил об одолжении. Потом мне в компанию пригласил цензора Чжу. Но я все о тебе беспокоился, не до веселья мне было. Выпил немного и поспешил домой.
– Вот болтун! Слушать не хочется твое краснобайство. Так уж обо мне и беспокоился! Будь я живым Буддою, для меня не нашлось бы места в твоем сердце. А умру, и вовсе не вспомнишь. Ты ведь меня не выше разбитого горшка ценишь. Ну, а о чем же тебя просил сватушка?
– Мне сватушка Цяо тридцать лянов припас, просил замолвить за него словечко у областного правителя Ху, – стал, наконец, объяснять Симэнь. – Он хочет воспользоваться новогодними назначениями чиновных лиц для приобретения чина главы ритуальной службы в уездном управлении.[1434] Это, говорю, дело несложное. Тем более, что правитель Ху вчера прислал мне сотню календарей на новый год, а я ему еще не ответил. Погоди, говорю, вот подарки буду отправлять и кстати попрошу выделить вакансию. Тогда искомую должность и получишь. Но сватушка настоял, чтобы я взял серебро. Так, говорит, полагается. Да оно и верно. В таком деле надо одарить и другого – вряд ли десятью лянами обойдешься.
