– Мне сватушка Цяо тридцать лянов припас, просил замолвить за него словечко у областного правителя Ху, – стал, наконец, объяснять Симэнь. – Он хочет воспользоваться новогодними назначениями чиновных лиц для приобретения чина главы ритуальной службы в уездном управлении.[1434] Это, говорю, дело несложное. Тем более, что правитель Ху вчера прислал мне сотню календарей на новый год, а я ему еще не ответил. Погоди, говорю, вот подарки буду отправлять и кстати попрошу выделить вакансию. Тогда искомую должность и получишь. Но сватушка настоял, чтобы я взял серебро. Так, говорит, полагается. Да оно и верно. В таком деле надо одарить и другого – вряд ли десятью лянами обойдешься.
– Если он тебя просит, ты должен постараться, – говорила Юэнян. – Серебро принес?
– Он завтра пришлет, – отвечал Симэнь. – Подарки хотел покупать, но я отсоветовал. Сам пошлю правителю свиную тушу и жбан вина.
Симэнь ночевал у Юэнян.
На другой день цензор Сун устраивал прием. В дальней зале стояли ломившиеся от яств столы. Все было готово к встрече гостей. Рано утром из областного управления прибыли назначенные в услужение тридцать казенных музыкантов, два дирижера и четыре сопровождавших их солдата. Симэнь отвел им восточный флигель, который располагался у внутренних ворот и примыкал к передней зале, где они должны были оставаться в ожидании распоряжений. В примыкавшем к средней зале западном флигеле разместились актеры хайяньской труппы.
Немного погодя верхом на коне прибыл доктор Жэнь. Симэнь поспешно вышел ему навстречу и проводил в залу, где они сели и разговорились по душам.
– Вы присылали за мной, сударь, – переходя к делу, заговорил доктор. – Вчера я был занят. Домой вернулся лишь вечером. Мне подали вашу карточку. И нынче, не откладывая, я поторопился к вам.
– У моей Старшей жены внезапно началось какое-то расстройство, – объяснил Симэнь. – Хоуси, будьте добры, обследуйте у нее пульс.
Тем временем подали чай.
– Только вчера узнал от почтенного Минчуаня, что у вас радость, сударь, – вы удостоились повышения в чине, – отпив чаю, обратился к хозяину гость. – Разрешите вас поздравить, сударь. Подарки за мной.
– Что вы, что вы! И не извольте утруждать себя, – отозвался Симэнь. – Я вам очень признателен, но мне, бесталанному, вряд ли справиться с высокими обязанностями, на меня возложенными.
После чаю, когда Циньтун убрал со стола, Симэнь наказал ему:
– Иди передай матушке Старшей: господин Жэнь прибыли. Пусть гостиную приберут.
– Слушаюсь! – отозвался Циньтун и направился в дальние покои.
В покоях Юэнян сидели старшая невестка У, Ли Цзяоэр и Мэн Юйлоу. Когда Циньтун доложил о прибытии доктора Жэня, Юэнян даже не шевельнулась.
– Я ж говорила, мне его не нужно, – наконец, проронила она. – Напрасно звал. Чтобы посторонний мужчина пялил на меня глаза, щупал руки? К чему это?! Позвал бы бабушку Лю. Ее снадобья приму, авось, и полегчает. И для чего было весь этот шум подымать? Разве что удовлетворить любопытство лекаря?
– Но его уже пригласили, сестрица! – говорила Юйлоу. – Как же ты не покажешься! Не отсылать же его назад!
– Золовушка! – уговаривала ее госпожа У. – Позволь ты ему обследовать пульс. Хоть будешь знать, что у тебя за недуг приключился, откуда гневный дух поднимается и какие задеты жилы. Не следует отказываться от услуг доктора. Примешь лекарство, и наладиться обращение крови, укрепится плод. А что толку звать бабку Лю, как ты хочешь? Она же и болезней не знает, и в пульсе не смыслит. И потом нельзя время упускать.
Тут только Юэнян встала, начала причесываться и надела на голову шапочку. Юйсяо держала перед ней зеркало. Мэн Юйлоу залезла на кан и щеткой расчесывала ей затылок, Ли Цзяоэр прикалывала украшения, а Сунь Сюээ держала наготове наряды. Юэнян украсила прическу всего лишь шестью золотыми шпильками и скрепила ободком. Она не стала белиться, лишь слегка попудрилась и подрумянилась, чуть подвела полумесяцем изогнутые брови и надела золотые серьги-гвоздики. На груди у нее красовалась брошь золотая жаба. На ней были белая кофта с застежкой на спине, желтая юбка с широкой бахромой и кисейные чулки. Из-под подола виднелась пара изящных остых-преострых золотых лотосов-ножек. На юбке сбоку висели лиловый парчовый мешочек с благовониями и медные ключи. Она была препоясана расшитым поясом.
Да,
Будто Чанъэ на мгновеньепокинула Лунный чертог,Будто небесная феяВниз, по хрустальным ступенямступает соцветьями ног.[1435]
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
МЭН ЮЙЛОУ РАССЕИВАЕТ ГНЕВ У ЮЭНЯН
СИМЭНЬ ЦИН ПРОГОНЯЕТ ВЭНЬ КУЙСЮАНЯ
Трижды обдумывай замысел каждый
перед свершеньем,
Чтоб ни с бедою потом не спознаться,
ни с огорченьем.
Где еженощно грозы бушуют,
и каждодневно
То-то страшна там судьба человека,
то-то плачевна.
Итак, долго ждал Симэнь пока выйдет Юэнян, но так и не дождался – сам пошел ее поторопить. Когда Юэнян оделась наконец, доктора Жэня пригласили в ее гостиную залу и предложили сесть. Перед ним красовался позолоченный экран, по обеим сторонам стояли легкие скамеечки для отдыха. На полу лежал огромный гладкий ковер, горели жаровни.
Немного погодя из спальни появилась Юэнян, стройная, нельзя сказать, чтобы полная, но и не худая, не высокая, но и не низкая. У нее был матовый цвет лица, поразительные глаза и очаровательные брови, очертаниями напоминавшие серпики луны. Ее нежные тонкие пальчики походили на ростки молодого бамбука. Она казалась изваянной из нефрита и красотой не уступила бы наложнице Чжэнь.[1436] Ее уста источали нежный аромат. Юэнян подняла глаза и поклонилась доктору. Он же, ошеломленный ее красотой, отпрянул в сторону и склонился в глубоком поклоне. Юэнян опустилась в кресло напротив. Циньтун положил на столик парчовую подушку.[1437] Приподняв рукав, она обнажила перед доктором свою нефритовую руку до самого плеча. На подушку опустились пальцы тонкие, как стрелки молодого лука. Жэнь приступил к обследованию пульса, после чего Юэнян удалилась в спальню. Слуга вынес чай.
– Ваша почтенная супруга, – отпив чаю, начал доктор Жэнь, – страдает врожденным малокровием и слабостью жизненных сил. Пульс запястья неровен и вял. При беременности у госпожи наблюдается некоторое расстройство артериального и венозного кровообращения, отсюда повышенная возбудимость и вспыльчивость. Кроме того распален огонь в печени, что вызывает помутнение сознания и зрения. Застой в полости грудобрюшной преграды объясняет душевную подавленность и меланхолию. Приток крови в конечности недостаточен, а пневмы скапливается слишком много.
– У матушки голова болит и на сердце давит, – говорил доктору посланный хозяйкой Циньтун. – Руки онемели, боли внизу живота, поясницу ломит и пропал аппетит.
– Знаю, знаю, все ясно, – подтвердил Жэнь.
– Видите ли, дорогой Хоуси, – обратился к доктору Симэнь, – моей жене подходит срок разрешения от бремени. Раздражающие переживания, не находя выхода, теснятся у нее в груди. Буду вам многим обязан, почтеннейший доктор. Пожалуйста, постарайтесь, облегчите ее страдания.
– Не извольте беспокоиться, сударь! – заверял его Жэнь. – Сделаю все, что только в моих силах. На этот раз я дам лекарства, которые очистят плод, укрепят пневму, гармонизируют деятельность желудка, усилят артериальное кровообращение и утолят боли. Но после их принятия больная должна воздержаться от раздражающие переживаний и обильного приема пищи даже при появлении аппетита.
– Пожалуйста, спасите плод, прошу вас, почтеннейший, – умолял Симэнь.
– Не волнуйтесь, непременно помогу укрепить плод и урегулировать пневму, а также усилить артериальное и венозное кровообращение. Это в первую очередь.
– Моя третья жена жалуется на ощущение холода в животе, – продолжал хозяин. – Не могли бы вы дать пилюль для согревания?
– Извольте, сударь! Непременно пришлю.
Они встали. Во дворе перед залой собралась большая группа музыкантов.
– У вас, почтеннейший, должно быть, ожидается торжество? – спросил врач.
– Да, цензор Сун с начальниками обоих инспекторских управлений устраивает у меня пир в честь военного губернатора его сиятельства Хоу Шицюаня.
Жэнь проникся еще большим почтением к Симэнь Цину и, перед тем как сесть на коня, отвесил ему у ворот в два раза больше поклонов, нежели обычно. Симэнь, вернувшись, передал Циньтуну коробку с ляном серебра и двумя платками и послал верхом за лекарствами. Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу и остальные тем временем расставляли кушанья и чистили серебро.
– А вы, матушка, выходить не хотели, – говорила Юйлоу. – Как бы он узнал, что у вас за болезнь приключилась?
