20 октября он выехал к новому месту службы на железнодорожную станцию Ак-Булак Ташкентской железной дороги, расположенную на участке между Илецкой Защитой и Актюбинском[329]. Одновременно Махин назначался командующим Ташкентской группой Юго-Западной армии. Должности офицеров штаба дивизии и Ташкентской группы совмещались. Вместе с Махиным в Ак-Булак приехали и его прежние сотрудники. Целый ряд постов заняли сотрудники штаба Самаро-Бузулукского района. Начальником штаба Махина стал его соратник по борьбе в Поволжье капитан М.Н. Руссет (ранее — офицер для поручений при штабе Самаро-Бузу-лукского района), позднее — штабс-капитан Л.Л. Касаткин. Бузулукскую группу возглавил полковник А.С. Бакич. К месту назначения Махин ехал через Оренбург, в который прибыл не позднее 22 октября[330].
О мотивах назначения Махина на неизвестное ему и второстепенное направление можно только догадываться. Судя по всему, они не имели отношения к его качествам как командующего, а скорее обусловлены политическими причинами, интригой полковника А.С. Бакича и, возможно, опасениями атамана А.И. Дутова, видевшего в Махине вероятного соперника. Впрочем, последнее — лишь предположение. Очевидно, что подобное волюнтаристское распоряжение Дутова и отрыв от боевых товарищей, с которыми Махин воевал в Поволжье с июля 1918 г., не могли не задеть Федора Евдокимовича. Тем более что все это почти совпало с понижением из командующих фронтом в командующие группой и начальники дивизии. Не исключено, что подобные действия Дутова способствовали вовлечению Махина в заговор против оренбургского атамана, сложившийся в конце 1918 г.
К сожалению, документов о деятельности Махина на новой должности почти не сохранилось. Известно лишь, что Ташкентская группа Махина после перегруппировки должна была перейти в решительное наступление и взять город Актюбинск, приготовившись «к безостановочному продвижению на Ташкент»[331].
Возможно, с этим периодом связано свидетельство эмигранта Г. А. Малахова, пересказавшего рассказ вдовы Махина: «В одной из уральских станиц карательной экспедицией против сторонников белой армии руководил местный большевик. По его приказу было убито несколько казаков — “врагов народа” с их женами и детьми.
Сразу же после этого варварства станицу занял отряд Ф.Е. Махина. Большевику с женой и детьми удалось бежать. Но отряд Махина нагнал его. Большевик, его жена и дети стали на колени и просили о пощаде, но Ф.Е. Махин их не простил и приказал всех расстрелять.
Эту историю мне рассказала вдова Ф.Е. Махина, Надежда Георгиевна, когда я посетил ее в Земуне (часть Белграда) в 1958 году перед отъездом в Россию.
— Всю жизнь мужа мучила совесть за этот расстрел, — сказала Надежда Георгиевна»[332]. Впрочем, достоверность этого рассказа вызывает вопросы.
В связи с новым назначением Махин оказался оторван от деятелей Комуча. Тем не менее связь вскоре установилась по прямому проводу.
Из его штаба, по-видимому, в Уфу сообщали: «У аппарата Майстрах[333]. Полковник Махин срочно выехал на фронт. Нам очень хотелось получить К.[334] Полковник Махин назначен командующим Ташкентской группой… возможно… желал бы [быть?] хоть на вашем[335] фронте. Не знаю, считает ли он более важным оставаться на своем месте. мне же кажется, что он имеет основания думать о том, что его забыли. Сам же он этого не высказывал, не теряем надежды снова с вами увидеться, хотя в дебри забрались мы порядочно. На нашем фронте наступила зима. Противник активен. Возможно в ближайшем будущем серьезное столкновение; чувствуем себя оторванными; не имеем сведений о происходящем. Прошу сообщить об общем положении, о союзниках и ваших планах действий.»[336] К сожалению, подобные переговоры, где часть сведений подразумевается или зашифрована, вызывают больше вопросов, чем дают ответов.
Войсковой старшина Н.Н. Лесевицкий вспоминал, что по возвращении из Бузулука в Оренбург «был послан в штаб Южного отряда полковника Махнина (здесь и далее — так в документе. — А.Г.), мне было очень нужно и интересно туда поехать, т. к. в это время я был назначен нач[альником] артил[лерии] I Оренбургского казачьего корпуса, и наш корпус должен был занять как раз этот боевой участок. Махнин был С.Р.[337], поэтому Дутов ему не доверял, и он вскоре принужден был уехать в Сибирь»[338].
18 ноября 1918 г. в результате переворота в Омске к власти пришел адмирал А.В. Колчак, ставший Верховным правителем и Верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России. Временное Всероссийское правительство прекратило свое существование, а часть его членов, принадлежавших к ПСР, была арестована и выслана за границу. Это событие консолидировало белый лагерь Востока России, существенно его укрепив. В то же время переворот повлек за собой попытки противодействия со стороны эсеров.
ЦК ПСР объявил адмирала А.В. Колчака «врагом народа» и заочно вынес ему смертный приговор[339].
Реакция политических и военных деятелей Востока России на омские события оказалась неоднозначной[340]. Психологически фронт к появлению диктатора был готов — слухи о готовящейся диктатуре муссировались еще с лета 1918 г.[341] Одним из первых военно-политических лидеров Востока России 20 ноября 1918 г. признал верховную власть Колчака и вошел в его оперативное подчинение атаман А. И. Дутов. Оформлено это было Указом Войскового правительства Оренбургского казачьего войска № 1312[342]. Неофициальное подчинение, вполне возможно, произошло уже 18–19 ноября.
Дутов к тому времени пользовался значительным авторитетом в белом лагере. Во многом принятое им решение повлияло на выбор остальных. Как впоследствии отмечал помощник Дутова генерал-майор И.Г. Акулинин, «поддержка атаманом Дутовым той или другой стороны в те дни имела первенствующее значение»[343]. Как вспоминал видный сибирский политический деятель, товарищ министра народного просвещения Директории Г.К. Гинс, «претендовать на звание Верховного правителя он (Дутов. — А.Г.) не собирался. Это связало бы его как человека, любящего, прежде всего, независимость атамана[344]. Он сразу признал адмирала, но от имени войск Оренбургского и Уральского он сделал запрос адмиралу по поводу отношения его к Учредительному собранию, так как войска якобы волновались ввиду конфликта между адмиралом и Учредительным собранием»[345].
Не смирившись с потерей власти, эсеры предприняли несколько попыток взять реванш. Одной из наиболее опасных для белых можно назвать попытку захвата власти в Оренбурге. Именно там возник военный заговор против Войскового атамана Оренбургского казачьего войска и командующего войсками Юго-Западной армии генерал-лейтенанта А.И. Дутова, а следовательно, и против Колчака. Одним из активных участников заговора оказался и Махин.
В лице полковника Ф.Е. Махина партия эсеров имела своего верного сторонника, чего нельзя было сказать о других старших офицерах, ранее служивших в Народной армии, которые, как писал современник, «вели политику, для Комитета вредную, направляя свое внимание и усилия к укреплению Сибирского правительства, отвечавшего их привычкам и
