той же станицы Буранной, что и отец Махина) и представителями уральцев — и договорился с ними о мерах против Дутова[376]. Свержение Дутова, одним из первых признавшего Колчака, для оппозиции могло стать символом скорой победы и над самим Колчаком.
Таким образом, заговор стал складываться как минимум с 25 ноября. Такого же мнения придерживался и М. Чокаев, утверждавший, что «переворот этот мог быть задуман только после прихода к власти адмирала Колчака»[377]. Однако в мемуарах Валидова есть фраза, относящаяся уже к неудачному исходу заговора, которая дезавуирует предыдущее высказывание: «Так за несколько часов провалился план, который готовился в течение нескольких месяцев»[378]. Следовательно, начало формирования заговора можно отнести к периоду августа-сентября 1918 г. — времени наиболее острого противостояния между Комучем и атаманом Дутовым, а приход к власти Колчака лишь способствовал консолидации левой антиколчаковской и антидутовской оппозиции. К сожалению, любые заговоры, особенно неудачные, оставляют после себя минимальное количество источников. Поэтому нельзя точно сказать, когда начал формироваться этот заговор.
Известно лишь, что уфимские эсеры активно участвовали в переговорах со своими сторонниками на Южном Урале еще до омского переворота. В ноябре 1918 г. М.А. Веденяпин вел с полковником Махиным переговоры по прямому проводу, сам факт участия в которых был служебным проступком со стороны Махина — армия не должна вмешиваться в политику. Есть данные о том, что эти разговоры были регулярными, однако сохранились тексты только двух из них.
6 ноября между Уфой и станцией Ак-Булак Ташкентской железной дороги, на которой находился Махин, состоялся первый документально подтвержденный разговор: «Веденяпин: Здравствуйте, Федор Евдокимович, привет Вам от всех нас. Я Вас слушаю.
Махин: Доброе здоровье, Мих[аил] Александрович. Во-первых, я хотел ответить на Ваш вопрос [о] посредничестве [в] деле Майстраха с Петровичем[379]. Прибыть лично для переговоров не могу, говорить только по аппарату, во 2-х, узнать от Вас об общем положении.
Веденяпин: Вас запросил, потому что Майстрах указал на Вас, сделал это только для формалистики, знал заранее о неосуществимости суда. Общее положение таково. Временное правительство на днях издаст акт о ликвидации всех областных правительств, в том числе и нашего Совета. Сибирский аппарат министров и административный переходят в распоряжение Вр[еменного] правительства], другими словами, Сибирское правительство становится Всероссийским (здесь и далее — подчеркнуто в документе. — А.Г.). [В] настоящее время на этом сосредоточено все внимание. [В] настоящее время положение [для] нас значительно ухудшилось. Съезд в Екатеринбурге приступил к работам. В Уфе нас четыре человека: [В.Н.] Филипповский, [И.П.] Нестеров, Климушкин и я. На фронте у нас только добровольческие части Каппеля, Фортунатова, батальон имени Учредительного собрания и русско-чешский полк и Ваши части. Есть приказ ген[ерала] Болдырева о прекращении формирования добровольческих частей и о роспуске имеющихся. Ижевск все еще борется, туда сегодня поехали Былинкин[380] и Несмеянов[381]. Донской[382] шлет Вам привет и очень просит Вас приехать к нему в Советскую Россию. Прибыл курьер из деникинской армии, который сообщает, что якобы армия насчитывает до 120 тысяч штыков.
Махин: Собственно на моем Ташкентском фронте мы заставили противника перейти к обороне. Менее успешно идут дела на Самарском фронте. Там инициатива в руках противника. Перспективы пока трудно там наметить, ибо они в значительной степени будут зависеть от числа союзнических войск, которые будут находиться в России. Лично я продолжаю пока не верить в близком будущем союзной помощи с их стороны, но твердый курс политики Временного правительства заставляет думать, что у него есть большая реальная сила, вероятно, таящаяся где-либо в Сибири. Где генерал Галкин. Тогда трудно объяснить (на этом документ обрывается. — А.Г.)»[383].
11 ноября Веденяпин в связи с распоряжением Омска о роспуске областных правительств беседовал с оренбургским представителем башкирского правительства: «В Омске Сибирское правительство восторжествовало. Мы боимся, что не только будет ликвидирован Совет управляющих, но будут также ликвидированы (здесь и далее — подчеркнуто в документе. — А.Г.) договорные обязательства Комитета, в частности и договор между Комитетом и Малой Башкирией и Алаш-Ордой. Поэтому необходимо нам солидарно действовать, чтобы наш договор не был нарушен. Считаю необходимым приезд Вашего представителя в Уфу»[384]. Башкиры отправили своих представителей в Уфу, однако были слабо осведомлены о положении в Омске.
16 ноября Веденяпин беседовал с начальником штаба Махина: «У аппарата начальник штаба полковника Махина. Командующий войсками полковник Махин дня три не получает от Вас информаций. Поэтому поручил мне с Вами переговорить и справиться, когда последний раз Вами передавалась очередная информация, и, если есть что-либо новенького, будьте добры передать, я запишу.
Веденяпин: Очередная информация передавалась каждый день. Вчера последний раз была отправлена в 10 часов вечера. Сегодня мы справимся, куда делись посланные Вам телеграммы. Сейчас же абсолютно нет времени и трудно сообразить, что Вам в настоящее время передать. Вечером мы постараемся Вам все сообщить. Сердечный привет Федору Евдокимовичу.
Начальник штаба: Благодарен. Последние сведения были получены от Вас от 13 числа. Очевидно, они где-нибудь задерживаются, поэтому я просил бы Вас передавать нам сведения по прямому проводу. Сведения нам крайне необходимы, т. к. мы издаем газету “Ташкентский фронт” и нуждаемся в материале.
Веденяпин: Постараемся. Провод часто бывает занят военными депешами, и это лишает нас возможности передавать непосредственно. Сейчас приму меры, чтобы Вы получили сведения.
Начальник штаба: Очень благодарен. Счастливо оставаться»[385].
Связь Махина с Уфой не прекратилась и после омского переворота.
19-20 ноября он вновь беседовал с Веденяпиным. Махин заявил: «Теперь на нас лежит большая задача спасти Россию и восстановить границы, как Франция восстановила в семьдесят первом году.
Веденяпин. — Приезжайте к нам, Вас ждем. Все Вам шлем привет, в настоящее время на Самарском фронте развивается наше наступление и можно ожидать большой трепки большевикам (подчеркнуто в документе. — А.Г.)».
Махин ответил на это: «Ура. Будем стараться, только дальше от всех тех самарских авторитетов, которые в верхах творят здания военной мощи России. К Вам постараюсь приехать. Держите крепко свое знамя. До свидания»[386].
В ночь с 1 на 2 декабря 1918 г. (по другим данным, 5 или 6 декабря[387]) заговорщики провели свое первое и последнее совещание в Оренбурге, в здании Караван-Сарая — резиденции башкирского правительства. Случайность или нет, но незадолго до совещания 19 ноября 1918 г. комендант зданий Караван-Сарая Такиулла Алиев был произведен из подпоручиков в поручики и тем же приказом из поручиков в штабс-капитаны[388]. На совещании, по воспоминаниям одного из его участников, М. Чокаева, присутствовали: Валидов, Чокаев, Махин, Каргин и Чайкин
