он мне так нравится, а я ему, вероятно, совсем не нравлюсь. Но ничто из этого не помешает мне рассказать ему об увиденном.
– Я узнала больше о «тайной жизни Райли».
Джей не выглядит особо удивленным, но я не могу сказать наверняка из-за его темных очков.
– Ну так расскажи мне!
Я нервно оглядываюсь по сторонам, точно Райли может прятаться прямо рядом нами.
– Я видела, как она входила в отель с парнем постарше, вероятно, с тем же самым, с которым мы видели ее прошлой ночью. Я не разглядела его как следует.
– Интересно, – произносит он без особого интереса. – Может быть, нам стоит поговорить. Ты не хочешь войти? – Он указывает большим пальцем в сторону своего дома.
Войти…
Я немного паникую. Его родители дома? Неужели между нами что-то произойдет? Это оно? Решающий момент моей юности, который я никогда не забуду и о котором, вероятно, – может быть, после терапии – буду сожалеть?
Я киваю, несмотря ни на что. У меня в груди всё сжимается.
Я следую за Джеем. Я бывала внутри и раньше, но тогда здесь жили Уиверы, а с тех пор, как сюда переехали Кумары, – ни разу. Дом большой и гулкий, совсем не такой, как я ожидала. В этом доме так тихо, что я почти слышу, как кровь бежит по моим венам. Стены в основном голые, ковров, заглушающих шаги, почти нет. Ни в одной из комнат, которые я вижу, нет ничего похожего на домашний уют.
– Мои родители гораздо больше увлечены своей работой, чем домом, – поясняет он.
– О, я понимаю.
Не обращая на это внимания, я направляюсь в безупречно чистую кухню. Приборы из нержавеющей стали блестят так, словно их недавно доставили из магазина. Гранитные столешницы на удивление практически не заставлены ничем. Я не решаюсь открыть шкаф, но мне интересно, найду ли я в нем еду.
– На самом деле мои родители довольно хорошие кулинары, но они так заняты, что проводят мало времени на кухне.
– Что же ты ешь? – спрашиваю я.
– Заказываю, – говорит он с напускным безразличием. – На самом деле мы не едим вместе.
По причинам, которые я не могу объяснить, откровенность Джея заставляет меня чувствовать глубокую печаль за него или, может быть, за всю семью Кумар.
– Я этого не понимаю, – недоумеваю я. – Твоя мама так хотела купить этот дом. Зачем приобретать огромный особняк, если вы даже не собираетесь его обустраивать… или использовать, если уж на то пошло?
Джей бросает на меня косой взгляд, прежде чем, наконец, снять солнцезащитные очки, которые он засовывает в карман своей модной рубашки.
– А своих родителей ты понимаешь? – спрашивает он.
– И то верно, – киваю я.
Веселость в глазах Джея сменяется тоской или задумчивостью – чем-то, что подразумевает скрываемую печаль. Осознание его уязвимости открывает мое сердце немного шире – это пропасть, в которую я могу провалиться.
Я пытаюсь сосредоточиться, прогуливаясь по просторной кухне, из которой открывается вид на тщательно ухоженный задний двор Кумаров. Трава там такого сочного зеленого цвета, что наводит меня на мысль о Фенуэй-парке, где играют «Ред Сокс».
Однажды мой отец взял меня с собой на игру. Я не знаю, почему мы больше туда не ходили, но я помню, как нам было весело в тот день. Сказала ли я ему, что хорошо провела время? Вероятно, нет. Может быть, именно поэтому мы никогда туда не возвращались. Где-то во мне есть крошечная боль – та, которая хочет, чтобы я была ближе к своему отцу, как, возможно, Джей хотел бы быть ближе к своей семье.
Я обнаруживаю, что, не спрашивая разрешения, перехожу из кухни в гостиную. Мои руки скользят по отполированному до блеска столу, который мог бы служить зеркалом.
– Ты хоть раз здесь ужинал? – спрашиваю я Джея, который теперь стоит у меня за спиной.
Я ловлю его веселое отражение в блестящей поверхности стола. Его смех приятный и теплый. Чувствую запах выпечки и кофе. Требуется мгновение, чтобы осознать, что сам Джей является источником этого соблазнительного аромата. Мне это нравится, очень, наверное, даже слишком.
Несколько хрустальных бокалов и прелестная ваза стоят на буфетном столике, который вплотную примыкает к стене с окнами. Кое-что еще привлекает мое внимание – единственная фотография, которую я обнаружила в доме. Она в богато украшенной серебряной рамке. Когда я подхожу поближе, то вижу, что на снимке семья Кумар, позировавшая на открытом воздухе много лет назад, когда все они были намного моложе.
Мэнди выглядит абсолютно великолепно в своем облегающем платье, ее светлые волосы блестят на ярком дневном солнце. Самир Кумар стоит совершенно неподвижно. Он вроде улыбается, но что-то в этой улыбке не совсем искреннее. Джей был очень милым ребенком – неудивительно, и я предполагаю, что на этой фотографии ему около четырех лет. На снимке есть еще один мальчик, стоящий рядом с Джеем. Я бы сказала, что ему около двух лет.
– Это мой брат. – Джей словно читает мои мысли.
– Он учится где-нибудь в колледже? – спрашиваю я, предположив, что сейчас ему должно быть примерно столько же, сколько мне.
– Нет, – отвечает Джей. Свет в его глазах тускнеет. – Он умер.
Он говорит это с совершенно отсутствующим выражением на лице, без следа печали или сожаления.
Это выбивает из колеи.
– Мне жаль, – говорю я ему мягким голосом, который, надеюсь, передает мое сочувствие.
– Он умер примерно через четыре месяца после того, как была сделана эта фотография, – поясняет Джей, по-прежнему без эмоций в голосе.
Я хочу спросить: «Как? Что случилось?» Но, кажется, я не могу подобрать нужных слов.
Джею не нужно шестое чувство, чтобы догадаться о моих мыслях.
– Он утонул. Упал в бассейн на вечеринке у моего дяди.
– О, боже, – выдыхаю я. – Это ужасно.
– Я тоже был там, – продолжает Джей. – Мне велели не ходить в бассейн… мама сказала, что у меня будут очень большие неприятности, если я это сделаю. Но я ее не послушал и все равно отправился туда, а Ашер последовал за мной. Я подошел к бассейну там, где было мелко, а Ашер оказался у глубокого конца. Он перегнулся через бортик, упал в воду и сразу же пошел ко дну, потому что не умел плавать. Я тоже не умел плавать и на самом деле не понимал, что такое тонуть, во всяком случае, в том возрасте. В тот момент я подумал, что у меня будут большие неприятности из-за того, что я пришел в бассейн без разрешения, поэтому попытался сам вытащить своего брата вместо того, чтобы сразу обратиться за помощью. Но что я мог предпринять? Он уже был под водой. Я просто звал его, обходя бассейн. Должно быть, я занимался этим минуту, может быть, две, прежде чем понял, что мои действия не могут помочь. Я видел неподвижное тело Ашера, плашмя лежащее на дне. Наконец я побежал за своими родителями. Отец мгновенно бросился в воду и вытащил Ашера на поверхность. Он хрипел. Лицо брата посинело. Я помню, как мой отец кричал на меня: «Джей, что ты наделал? Что ты наделал?» – Джей замолкает. Это похоже на тяжелую паузу в ключевой момент во время кульминационной сцены в пьесе, только это не спектакль. – Он делал искусственное
