— Отметить надо! — кивая на магазин позади «уазика», я потянул Андрея за собой.
— Узнаю друга Сашку! — обрадовался Андрей. — Задиракин пусть повестки отмечает, а мы будем отмечать встречи и расставания!
Он хлопнул меня по плечу, и я чуть не взвыл от боли. Позеленел-то я определенно.
— Ты в порядке?! — встревожился Журенко, словно герой американского боевика, обнявший смертельно раненного товарища.
— Желудок что-то пошаливает, — перевел я дух.
— Так это мы исправим! — утешил меня Журенко. — Постой! Палатка же рядом с домом!
— Знаю я твою палатку. — Боковым зрением я засек в отдалении микроавтобус, весьма схожий с тем, что был снят Проявителем на Поварской. — В твоей палатке вместо вина антифризом торгуют.
Громко фыркнув, Журенко последовал за мной.
— Девушка! — бросился я к скучавшей у прилавка продавщице, лишь только переступил порог магазинчика. — Вопрос жизни и смерти! Жена рожает! Где у вас телефон?!
— Какая жена?! Что ты мелешь?! — зашипел сзади Андрей.
Но девушка, поддавшись моему паническому состоянию, уже провожала меня в подсобку.
— Извините покорно! — обернулся я к ней, набирая «03». — Интимные подробности!
— Ничего, ничего! Я понимаю! — Продавщица оставила меня одного.
— Сейчас приедут! — успокоил я, возвратившись в торговый зал, сердобольную продавщицу и Андрея, изнывавшего от неведения.
В подтверждение моих слов с улицы донесся вой сирены. К воротам прокуратуры подкатили сразу три оборудованные спецтехникой автомобиля. Высыпавший из них отряд моментально оцепил прилегающий к магазину участок улицы, и работа по обезвреживанию взрывного устройства закипела.
Обалдевший Андрей наблюдал сквозь витрину за происходящим, натурально разинув рот.
— В чем дело?! — вылетая из магазинных недр, всполошился мужчина с усами а-ля Буденный.
— Жена у покупателя рожает! — пояснила девушка за прилавком.
— Она что — противотанковую мину рожает?! — закричал усач, присоединяясь к группе наблюдателей в составе меня и Журенко.
Кутерьма за витриной стала приобретать характер целенаправленных действий. Саперные силы рассредоточились вокруг нашего вездехода, который и без того выглядел как после взрыва.
— Всем покинуть помещение! — забегая в магазинчик, скомандовал суровый парень в каске. — Воздушная тревога!
— Вы что — шутите?! — Усатый попятился к прилавку.
— Шучу! — гаркнул страж порядка. — Сколько человек у вас в лавке?
— Двое!.. Четверо! — поправился «буденовец», выгребая из кассы наличность.
— Во двор выход есть?! — спросил сапер, озираясь.
— Там! — Продавщица указала на дверь подсобки и первая, подавая пример всем остальным, потрусила из торгового зала.
За ней устремился расстроенный усач.
— Это же моя ма… — Я успел зажать Журенко рот ладонью и подтолкнул его в указанном направлении.
— Ничего не понимаю! — мрачно сказал Андрей, когда мы очутились во дворе. — Ты что-нибудь понимаешь?!
Земля под ногами неожиданно вздрогнула, и одновременно с другой стороны дома прозвучал оглушительный хлопок.
— У тебя на кого машина была оформлена? — спросил я у Андрея с сочувствием.
— На меня! — ответил он, тревожно прислушиваясь к долетавшим с улицы крикам. — По доверенности. А почему — была?
После того как мы выглянули на улицу и убедились, что машина Журенко восстановлению не подлежит, повод у нас появился веский.
Разрушенные останки «уазика» саперы погрузили на платформу и повезли анализировать. А мы, затоварившись, вернулись в тот же двор и устроились на детской площадке.
— И все-таки реально, кто хозяин «козла»? — продолжал я допытываться, открывая бутылку.
— Какая теперь разница?! — удрученно отмахнулся Журенко. — Прапорщик из Долгопрудного! Он вроде в запас ушел и куда-то на нефтяные разработки подался! Хрен его теперь сыщешь!
— Это хорошо, что хрен сыщешь, — сказал я, разливая водку в бумажные стаканчики. — Значит, машина не твоя. Пусть менты копают. Если докопаются, что твоя, — флаг им трехцветный в руки. Скажешь, что по ошибке подорвали. С бизнесменом перепутали каким-нибудь.
— Ага! — хмыкнул Андрей. — Перепутали «Запорожец» с «шестисотым»!
— А не докопаются, — я передал ему стаканчик, — сам ты с заявлением не лезь. Я тебе другого «козла» куплю.
Мы выпили за погибший рыдван.
— Так это тебя, что ль, хотели на небо отправить, Саня?! — стало постепенно доходить до Журенко. — Дела! Мне Шибанов что-то намекал такое: «Неприятности, дескать, у нашего Угарыча! Ты с ним поменьше якшайся!»
— Правильно он тебе намекал, — подтвердил я, закуривая. — Рядом со мной тебе больше появляться не стоит. Я тебя сам найду, когда все рассосется.
— Ты что?! — В голосе Журенко звучало искреннее беспокойство. — Задолжал кому?!
— Мне задолжали. — Бросив сигарету в песочницу, я встал. — Дальше мы врозь пойдем. Там у тебя книжка моя осталась, так ты ее сбереги.
«Ах, Задиракин, Задиракин! — думал я, раскачиваясь в полупустом вагоне подземки. — Не дорога тебе, Задиракин, честь мундира! Продался ты, Задиракин, людоедам позорным! И гореть тебе за это в аду! И все же интересно, как это ты, Задиракин, рассчитал, что я с Журенко встречусь, да еще и сяду в его машину?!»
Но довольно скоро я смекнул, что он ничего и не рассчитывал. Его задачей было сообщить караулившим поблизости боевикам, что я появился. А Журенко из окна его кабинета отлично было видно. Окно как раз на улицу смотрит. Во время допроса он дважды к окну подходил. То есть понял, что Журенко меня у ворот дожидается. Кого же еще, как не меня, пасет мой товарищ по алиби?! Пока я спускался вниз, он позвонил на мобильный пассажирам микроавтобуса и предупредил их о непредвиденном осложнении в лице того же Андрея. И те оперативно сменили план. Походя прицепить к «уазику» Журенко взрывное устройство с дистанционным управлением для мастеров такого уровня — плевое дело. Не сяду я в его машину — отлично. Можно подстрелить меня по дороге к метро. Такси на этой улице ловить бессмысленно. Сяду — еще лучше. Вот зачем только Задиракин мне свою осведомленность показал?! Зачем про поездку в Петербург оговорился?! А затем он оговорился, что задел я его за живое своим наглым поведением. И хотел он, Задиракин, меня уесть на прощание. Хотел чтобы я, прежде чем отнимут у меня жизнь, прикинул, кто в ней — главный, а кто — заместитель.
ГЛАВА 14
ВОКРУГ ДА ОКОЛО
Заодно с колымагой Андрея развалилась и вся постройка из моих выводов относительно методики устранения. Никакой закономерности в способах ликвидации не существовало и в помине. Наемникам было абсолютно до лампочки: взлечу ли я на воздух, провалюсь сквозь землю или утону в ближайшем пруду. Главное, чтобы я больше не путался под ногами. С подобным прогрессом в поисках утраченной истины я, чего доброго, мог лишиться и всех остальных путеводных нитей. Моего интеллекта в трезвой оценке накопленных сведений уже недоставало. Мне явно требовался свежий и независимый, а важнее, нестандартный взгляд со стороны. Подобным взглядом обладал мой когда-то наперсник, ныне же — кандидат физико-математических наук Митька Вайс. Удачливый предприниматель в Митьке легко сочетался с перспективным ученым. Но душа у него не лежала ни к науке, ни к приращению капиталов. Лежала она все больше к рыбной ловле, азартным играм и светским похождениям. Как он поспевал устраивать свои гешефты, преподавать на кафедре и нести бремя семейной жизни, одному ему было известно. Когда Вайс не рассекал под парусом Красное море, то сплавлялся на веслах по реке Урал. «Если только сбился и вдоль поплыл», — по возвращении выложил мне Митька свою версию гибели комдива Чапаева, Застать Вайса врасплох по месту жительства на Большой Ордынке было столь же трудно, как лису в курятнике. Тем не менее жена его призналась, что ожидается Митька со дня на день. Пока же я решил использовать разницу во времени и познакомиться с пресловутым «близнецом» Галембой.
Сопровождать меня вызвался Матвей Семенович Проявитель. Мы условились встретиться на Смоленской площади. В ожидании своего добровольного, но отнюдь не бесплатного помощника я созерцал массивное здание МИДа. Термитник этот, как и все прочие шесть высотных чудес эпохи сталинского домоводства, смахивал на звездолет, приготовленный к запуску. Дальновидный осетин, как и многие диктаторы Древнего Рима, стремился увековечить свое правление в камне. Верно, Кобе доводилось почитывать в семинарской библиотеке Тацита и Плутарха. Верно, знал он, что камень сохраняется дольше, чем память о военных победах. Оттого и септимонциум выбрал как наглядное пособие. Проще историю переписать, нежели снести эдакие каменные скрижали.
