История эта произошла в 1882 году. Восемь лет дом пустовал. А потом турки устроили там больницу, только умирали пациенты, и ее закрыли — больные категорически отказывались в ней лечиться. Феномен проклятых домов известен каждому иерусалимцу: ни один человек не согласится жить в таком доме или открыть в нем дело. И тогда муниципалитет перевел туда отдел, ведающий регистрацией смертей. Он так там и работает по адресу: улица Яффо, 86.
А еще Иерусалим — это город грязных и запущенных районов, куда не ходят туристы и где пахнет гашишем, марихуаной, нищетой, будничным ожиданием чуда и такой же будничной безнадежностью. Это город, где лихие палестинцы воруют машины, чтобы, разобрав их на территориях, продать на запчасти; город, где взрываются мусорные баки, урны (оттого, наверное, их так мало, и все бросают мусор прямо себе под ноги), машины и самоубийцы-шахиды. Город, в котором крови было пролито больше, чем в любом другом; город, который пропах смертью, город фанатиков разных конфессий, готовых на все, чтобы восторжествовала их и только их истина. Это город нищих, которые, звеня своими банками и склянками, настырно требуют справедливости в ее денежном эквиваленте, а заодно и дают тебе возможность исполнить Божью заповедь о подаянии. Это город, в котором, по выражению одной тель-авивской уроженки, учившейся в Иерусалимском университете, живут только чудаки и сумасшедшие, где в университете ставят опыты великие ученые, где бродят по улицам великие поэты, где звучат инструменты великих музыкантов. Это город, где живут, уживаются и не могут ужиться евреи и арабы, христиане и мусульмане, где сошлись и стонут от этого союза Восток и Запад; город, где продается все — религия, честь, совесть — и где ни за какие деньги нельзя купить спокойствие, мир, терпимость.
Это — «…город оливковых гор… Город ветра. Город вдохновений…»
Строчка эта — из стихотворения Иегуды Амихая, человека, с которым нам посчастливилось выпивать, закусывать и разговаривать. Он был плоть от плоти этого города, в жилах его текла кровь многих поколений иерусалимцев, хотя, по паспортным данным, родился он в Германии, но это совершенно не имеет никакого значения, ибо не люди выбирают этот город, а этот город выбирает себе людей. Невысокий, круглоголовый, с ясными удивленными глазами провинциала, он ходил по его улицам с авоськой, и никто не сказал бы, что это великий поэт. Он был похож на обычного иерусалимского чиновника в своих клетчатых рубашках и стоптанных сандалиях. И он был таким же парадоксальным и простым, неожиданным и знакомым, обыденным и таинственным, как город, в котором он жил, как город, который жил в нем, как город, который он однажды назвал гаванью на берегу вечности.
Его дом стоит в квартале Ямин-Моше, под мельницей, которую, чтоб выманить евреев Старого города на неосвоенные просторы, построил известный еврейский филантроп, подданный британской короны сэр Мозес Монтефиори.
Мельница эта никогда не молола муки,она молола ветер и птицжеланий Бялика, она мололаслова и время, она мололадождь и даже орудийные снаряды,но никогда не молола муки.Теперь она обнаружила наси каждый день мелет наши жизни,чтобы приготовить из нас муку мира,чтобы испечь из нас хлеб мирадля поколений грядущих.
Перевод А. Воловика
И быть может, именно здесь, в Иерусалиме, но возможно, и в другом месте земли Израиля, вы ощутите живое дыхание истории. Один из авторов случайно был свидетелем короткого бытового разговора двух развозчиков хлеба. Дожидаясь кого-то возле своей машины, они закурили, и один из них сказал другому:
— А дурак был все же царь Давид, что построил город с этой стороны горы; построил бы с другой, и мы б сейчас с тобой в теньке сидели.
А впрочем, это ведь у всех по-разному и в разных приключается местах. К одному из авторов пришло это чувство во время службы в армии, в войну. Однажды командир подразделения, в котором он служил, сказал, что на конец недели они могут вызвать жен, чтобы совместно праздновать субботу. И жены, разумеется, приехали. Большой компанией они сидели при свечах, раввин уже прочел субботнюю молитву, они выпили субботнее вино, и ровный шум негромких разговоров витал над столами. И вдруг рассказчик — даже не подумал, а скорее ощутил, что точно так же некогда в пещере пировали, празднуя субботу, воины Бар-Кохбы или Маккавеев.
А второй соавтор испытал такое же примерно чувство, оказавшись в Риме возле арки, некогда воздвигнутой в честь Тита, взявшего когда-то Иерусалим. Там по верху идет изрядно стертая резьба, изображая длинную колонну то ли римлян, то ли пленных иудеев (до сих пор рассказчик это в точности не знает), несущих трофеи из Иерусалимского Храма. И при виде этой каменной картинки остро ощутил рассказчик свою кровную причастность к побежденным.
А еще нам хочется тут рассказать одну историю, без которой вполне можно обойтись, но поскольку она вспомнилась, то мы ее расскажем.
Это произошло много лет тому назад. Мы, тогда зеленые иммигранты, только-только взошедшие в город Иерусалим, познакомились с Ициком Авербухом (впоследствии — нашим близким другом), и он, человек широкого сердца и такой же души, пригласил нас и еще нескольких таких же новых граждан в свой дом на одной из улочек Старого города. Именно тогда мы имели несказанное удовольствие впервые лицезреть его жену Тали, красавицу йеменского происхождения. Эта вечеринка, затянувшаяся на всю ночь, запомнилась нам двумя событиями местного масштаба. Первый шок приключился, когда кто-то подсел к роялю и красавица йеменитка на чистом русском языке запела: «За окошком свету мало, белый снег валит-валит…» А за окошком в воздухе был разлит нежный аромат жасмина, мерцали отраженным лунным светом старинные камни еврейского квартала, и до Стены Плача было пять минут пешком… И все было замечательно, пока, под утро уже, не появился растерянный Ицик и не сообщил, что из стола пропала изрядная сумма денег. Не очень-то нам хочется тут раскрывать подробности, но в результате человек, бессовестно укравший деньги, был обнаружен (вот и зови к себе полузнакомых бывших соотечественников!), но, как понимаете, настроение у всех было испорчено, и народ начал расходиться.
Мы жили тогда на южной окраине далеко от центра. Понурые, с мерзким вкусом во рту, плелись мы вслед за таким же понурым Ициком к его автомобилю. Молча ехали мы по пустой Хевронской дороге на юг, как вдруг, ни слова не сказав, Ицик резко развернул машину и помчался назад. Не снижая скорости, объехали мы Старый город, пронеслись мимо арабских гаражей в Вади-Джоз, проскочили через Кедронскую долину и еще через несколько минут стояли на вершине Масличной горы. Перед нами в сумрачной предрассветной тишине лежал Иерусалим. А потом… Наше перо не способно описать чудо, совершившееся на наших глазах. Да, это был восход. И первые лучи взошедшего за нашими спинами солнца. И сразу вспыхнувшие золотым светом иерусалимские камни. И этот свет, и этот чистый засиявший город в одно мгновение смыли с наших душ липкую грязь, унижение и обиду.
На этом мы бы и закончили главу, когда бы не одна давно волнующая нас идея. Дело в том, что в Иерусалиме нет реки. А нам не известен ни один истинно великий город без реки. Конечно, можно утешительно сказать: мол, все они с рекой, а этот без реки не менее великий. Но только это слабый довод. Поэтому мы предлагаем вместо центральной улицы Яфо прорыть канал, чтобы шел он вокруг Старого города, где протекал некогда Кедронский поток, и низвергался далее в ущелье, ведущее к Мертвому морю. А от того канала чтобы в разные стороны отходили канальчики. И вместо улицы Кинг-Джордж, и вместо улицы Давид а-Мелех, и вместо многих других. А по каналам пусть плывут гондолы: это вид общественного транспорта, не требующий электричества, без выброса вредных газов, дешевый, к тому же красивый и даже романтичный.
Мы не сомневаемся, что, выставь мы с такой программой свою кандидатуру в мэры Иерусалима, наше избрание было бы неизбежным, а Венецию стали бы называть Северным Иерусалимом. К сожалению, мы не можем позволить себе занять эту должность. У нас другие заботы.
Глава 12
Итак, Давид захватил Иерусалим. Сделал он это хитроумным способом, о котором вам непременно расскажет гид на экскурсии в город Давида — через дорогу от раскопок под южной стеной Храмовой горы. Там много разных камней, нагроможденных друг на друга, и все они исторические. Мы лишь намекнем, что в качестве подсобного средства Давид использовал водопроводную систему. Правда, недавно выяснилось, что она построена на пару веков позже этого события, но это, как вы понимаете, не существенно. Кроме того, буквально только что (книга уже почти ушла в типографию) раскопали новый (то есть еще более старый) туннель вполне подходящей давности — судя по всему, это именно тот, через который проникли в город воины Давида. Во всяком случае, именно таковым он будет считаться, пока не раскопают что-нибудь еще более древнее.
