Диана Ильязовна, молодая интеллигентная учительница и урод на «Дауте» кирпичного цвета, что их может объединять? И объединяет ли? Может девушка в беду попала, потому и просила проводить.
— Не суйся не в свое дело, — пробубнил себе под нос. И даже согласился с данным утверждением, но стоило прозвенеть последнему звонку, и я заковылял в сторону знакомого кабинета.
Пока поднимался по лестнице, обратил внимание на новые украшения, появившиеся в школе. Розовые ленты змейками скользили по стенам, обвивали колонны и уходили под самый небосвод — гигантский прозрачный купол атриума. На окнах появились причудливые цветки с лепестками из бархатной бумаги и стеблями свитыми из специальной гофры. Постаралась малышня начальных классов. Весь последний месяц они только и делали, что корпели над поделками, подготавливаясь ко Дню всех Влюбленных, что б его…
До двадцатого ноября еще целый месяц, а они все стены испохабили. Нет, против самого праздника лично я ничего не имел, а вот к украшательствам были обоснованные претензии, потому как посрывают цветы со стен, покидают на пол — дети же, а Василию Ивановичу выковыривать куски гофрированной бумаги из забившихся фильтров.
«Время, когда влюбленные сердца соединяются», — гласил лозунг на гигантском электронном табло. На заднем фоне маячили силуэты парня и девушки в брызгах конфети. Интересно, кому первому пришла в голову идея проводить подобные мероприятия в школе?
Толком и не вспомнишь, когда это все началось. В бурных пятидесятых было не до любви — на дворе царил экономический кризис, а потом я надолго покинул родные края.
За это время рождаемость в стране катастрофически упала, а средний возраст вступающих в первый брак перевалил отметку за тридцать. Лишних денег на стимулирование молодых родителей в бюджете, как это водится, не нашлось и тогда государство решило пойти на иные меры. Их было много… этих мер, но наиболее действенной и популярной оказалось празднование Дня всех Влюбленных.
Старожилы поговаривали, что раньше его отмечали в другой день и с иным размахом, но разве теперь кто вспомнит валентинки.
В современно мире все было иначе. В первых числах ноября выпускники двенадцатых классов, а также студенты ВУЗов заполняли специальную форму, отвечая на многочисленные вопросы: «кем видите себя в будущем», «что считаете главным в семейном счастье» и «какое количество детей мечтаете завести». Но самый главный вопрос был в конце анкеты и звучал следующим образом: «кто тебе нравится — фамилия, имя, отчество». Ну или что-то вроде того, сам я опросников не видел и уж тем более не заполнял.
Анкетирование проводилось в специальных закрытых кабинках, чтобы лишний раз не смущать молодежь. Ответы обрабатывались, и отправлялись для изучения и анализа в федеральную социологическую службу — все, кроме последнего. Вопросами объединения любящих сердец занимались местные службы. В случае совпадения интересов молодых людей вызывали в кабинет школьного психолога и… совет вам, да любовь.
Разумеется, о браке или других обязательствах, речи не шло. Государство вам помогло, свело вместе, а дальше как-нибудь сами.
И это «дальше» моментально отразилось на статистике — кривая грождаемости пошла вверх. Чиновники рапортовали об успехах, а Президент выдал пространную речь о спасении нации. Красиво звучало, с пафосом и влажным блеском в глазах. Жалко только, что никто не говорил о росте количества разводов и брошенных детях, распиханных по многочисленным интернатам.
— Вечно один негатив видишь, — втолковывал мне как-то Док. — Все государство тебе виновато, а государству для выживания нужен людской ресурс.
— Поэтому малолеток сводить надо?
— Во-первых, не малолеток… К примеру, у меня к девятнадцати годкам уже третья девчонка была. А во-вторых, жениться надо пока молодой и глупый, иначе потом хрен раскачаешься, — Док замолчал, что с ним крайне редко случалось. Вытер со лба пот и уставился в небо — сквозь ветви акации пробивалось палящее солнце. — Была у нас в классе одна симпатичная девчонка — ухажеров тьма тьмущая, а у меня вся рожа в угрях. Сам понимаешь, куда я такой красивый, да в Калашников ряд. Любовался со стороны, а сердце кровью обливалось. Потом наши пути разошлись: у меня армейка, пять лет службы по контракту, а она выскочила за муж за дельца одного и укатила в столицу. Сколько воды утекло с тех пор, а девчонка та все из головы не выходит. Мысль одна поганая засела и грызет: я ведь ей нравился. Она на переменах ко мне подкатывала с разговорами, а я все стремался, с пацанами убегал. Сердце тогда бухало, знаешь, как трехсотки по местности работают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это у тебя возрастное, — прервал я товарища. — Мне тоже порою кажется, что мог бы стать невъебенным футболистом. Играл бы сейчас в Манчестере, и колотил бы по двадцать мячей за сезон. По юности такая обводка была, за раз мог троих накрутить.
— Да ну тебя, — обиделся Док и снова умолк, но надолго его не хватило. — Если бы тогда все сладилось, женился не раздумывая, и деток завел, а не торчал бы в этой богом забытой саванне, где даже негры дохнут от жары.
Миновав украшенный бумажными цветами коридор, я остановился перед дверью кабинета программирования и уже собрался войти, когда услышал:
— … обязательно должны извиниться.
— Не буду я.
— Никита, ты взрослый человек и должен взять на себя ответственность.
— Почему сразу я? Вон пускай Сабуров извиняется, у него язык хорошо подвешен.
— Вячеслав новенький, поэтому плохо знаком с Галиной Николаевной и ребятами.
— Ага, как же, — голос Синицына зазвучал резко и зло. — Именно из-за этого козла все переругались, из-за него Галина Николаевна отказывается быть классной.
— Никит, ты сам себя слышишь? Или действительно веришь, что один человек способен за месяц разрушить дружный коллектив?
— С какого перепуга он вдруг стал дружным? Диана Ильязовна, не беритесь судить о том, чего не знаете.
— Сужу не только я, но и многие другие. Галине Николаевне удалось создать хорошую атмосферу в классе. Праздники отмечали вместе…
— Вот именно, что отмечали, пока не приперся Сабуров и не устроил элитную вечеринку для своих.
— Никита, ты не прав. Вячеслав имел полное право…
— Мудак и гнида ваш Вячеслав.
— Синицын, что ты себе позволяешь?! Попрошу не выражаться в присутствии учителя.
— Да пожалуйста.
Послышались шаги, и я благоразумно отошел в сторону.
— Никита, подожди!
Дверь резко распахнулась и в проеме показался пацан: злой и взъерошенный, словно дворовый пес, искупавшийся в луже. Засунув руки в карманы, он зашагал прочь, даже не посмотрев по сторонам.
— Василий Иванович, не стойте на пороге, — следом на пороге появилась Диана Ильязовна. Заметив меня, пригласила войти.
— Да я вот думаю, может попозже.
— А вы не думайте, проходите, — девушка вздохнула. — Одни проблемы с выпускниками. Представляете, довели до слез Галину Николаевну, этого замечательного педагога. Устроили чёрт-те что в кабинете и сорвали урок. А ведь она в свое время отказывалась становиться классным руководителем, говорила, куда я с таким характером. Директор лично уговаривала: просила, грозила увольнением… вы же знаете про положенные квоты. Каждый учитель при достижении определенного стажа обязан принять класс. И Галина Николаевна была вынуждена взять шефство над этими обалдуями. Семь лет их вела, да так что окружающие нарадоваться не могли. Даже вечно воюющих Синицына с Соломатиным умудрилась усмирить. И тут такое…, - девушка двумя пальцами помассировала переносицу, словно носила очки. — Простите, Василий Иванович, вывалила на вас свои проблемы. Вы что-то хотели?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да я, собственно, мимо проходил. Дай, думаю, зайду.
— Совсем не умеете врать.
— Правда?
— Правда, — она грустно улыбнулась. — Говорите уже, зачем пришли. И не стесняйтесь, я девушка крепкая: одной заботой больше, одной меньше.