— Но ведь он наш единомышленник! — возмутился Арно.
— Я знаю, — покачал головой воин, — Но мы не можем позволить себе поставить под угрозу успех нашего дела.
— Он прав, — подтвердил Фирс, — Карстмеер пригодился бы нам… Но к сожалению, он стал действовать самостоятельно. Максимум, что мы можем сделать, это попробовать отбить его, если люди короля возьмут его живым.
— Вы полагаете, что они так поступят? — осведомился Тэрл.
— Слишком мало информации для анализа. Я вижу три возможных варианта развития событий. Вариант первый: они устроят карательную акцию. Все население Стерейи будет показательно уничтожено, а пепелище засеяно солью.
Элиас и Арно содрогнулись. Остальные остались бесстрастными.
— Вариант второй: графа захватят в плен. У меня есть сведения, что один из адептов владеет магией, позволяющей изменять сознание других людей. Если это так, то вскоре после этого Карстмеер признает королевскую власть и божественность Владычицы.
— Этим можно воспользоваться, — заметил граф Ольстен, степенно оглаживая бородку.
— Несомненно, — серьезно кивнул Фирс, — Но есть и третий вариант. У графа Карстмеера нет сына. Наследует ему дочь Селеста, которой семнадцать. Мне известно, что безземельный барон Маврон Карно не так давно сватался к ней, но был выставлен её отцом. Мне известно также, что он очень активно выражал приверженность «новой знати».
Тэрл задумчиво кивнул.
— Вы думаете, что адепты организуют графу Карстмееру «несчастный случай». После чего устроят брак Маврона с Селестой. Тогда Маврон станет новым графом Стерейи.
Фирсу не требовалось ничего говорить. Очевидно было, что несмотря на отказ отправлять войска, заговорщикам все равно придется что-то делать. Иначе Орден Ильмадики завоюет решающее преимущество.
— Господин Фирс, у вас еще есть лояльные агенты в Стерейе? — уточнил старший Ольстен, — Мы не можем позволить варианту номер три исполниться. В идеале нам нужно предотвратить покушение на Карстмеера. Как запасной план… Нужно вывезти его дочь и спрятать её в безопасном месте.
— Будет сделано, — ответил Фирс, — Что по поводу второго варианта?
— Необходимо пустить слухи об использовании «новой знатью» ментальной магии. Это заставит её осторожничать и ограничит в использовании таких средств. Можно задействовать раскольников в Церкви: слишком подозрительно то, что случилось с Архиепископом и Великим Инквизитором.
— Хорошо, — склонил голову бывший глава разведки.
— А что вариант один? — подал голос Арно.
Фирс и старший Ольстен переглянулись и хором ответили:
— В этом случае нам не нужно делать ничего.
Жестокость — важный политический инструмент. Подчас необходимый. Но пользоваться им нужно с умом и осмотрительностью. Аристократы учились этому десятилетиями. Оставался шанс, что Орден Ильмадики, где настоящим аристократом был лишь сам король, не понимал этого в должной мере.
Нанеся полномасштабной удар по Стерейе, он вырыл бы себе могилу.
— Еще одно, — добавил Тэрл, — Я получил письмо от графа Рогана Д’Висса, иллирийского посла.
— Мне стыдно за родное ведомство, — хмыкнул Фирс, — Что стоило смениться руководству, как они упустили столь опасного врага.
— В любом случае, нам это на руку, — не стал заострять внимание на скользком вопросе гвардеец, — Он не пишет о том, где скрывается и сколько у него людей. Но призывает меня прислушаться к аргументам против «новой знати». Он пишет, что вся новая знать состоит из магов — таких же, как те, против кого они призывают бороться. Он пишет, что их божество — последняя из уцелевших Владык. Он пишет, что Амброус убил своего отца.
Тэрл развел руками:
— Не то чтобы в его письме было что-то, о чем мы не знали. Но оно значит, что он может стать нашим союзником. И насколько я его знаю, будет нам полезен.
— И даже более того, сэр Адильс, — подтвердил Фирс, — С ним наши шансы повышаются в разы. Даже не говоря о том, что через него мы можем связаться с Иллирией и согласовать свои действия.
Этот фактор Тэрл тоже учитывал. Но думать о нем командующему идаволльской гвардией совсем не нравилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ладно, — сказал он, — Что по поводу ситуации здесь?
— Мои корабли успешно сорвали доставку подкреплений Халифату, — сообщил Ольстен, — Морские пути между Халифатом и Миссеной полностью блокированы. Фактически, все, что нам остается, это блокировать оставшиеся силы черных на руинах Миссена-Лиман.
— Хорошо, — кивнул воин, — Потянем время. Чем дольше продолжается эта осада, тем больше у нас возможностей наращивать силы и укрепляться, не вызывая подозрений. Оптимально будет выступить, когда король стянет большую часть войск к границе с Иллирией. Если все пройдет по плану, дело решится одним быстрым ударом по столице.
— А как же сама Владычица? — подал голос молчавший до сей поры Элиас, — В хрониках говорится, что Владыки бессмертны.
Эти слова вызвали гнетущее молчание. До тех пор, пока речь шла о войне и политике, заговорщики могли чувствовать себя более-менее уверенно. Но когда дошло до магии, вскрылась их уязвимость, слабость перед искусством, против которого когда-то оказались бессильны их предки.
— Не бывает полностью бессмертных существ, — твердо сказал Тэрл, — Любого можно убить — так или иначе. В конце концов, как-то она убила остальных Владык.
— Да, но мы не знаем, как, — заметил Элиас, — К тому же, не все, что доступно Владыкам, доступно и нам. Наша наука — варварские пляски у костра в сравнении с их знаниями.
— Значит, ответ нам дадут не ученые, — ответил Ольстен, — Похоже, союз с Иллирией превращается в насущную необходимость. Если кто-то и знает, как победить магию, то только маги.
Проснувшись наутро, Лана прислушалась к ощущениям. Хотя она не выспалась, чувствовала себя разбитой, а ноги все еще чесались после исцеления вчерашних ожогов, но…
Но в целом, сегодня мир не казался настолько дерьмовым местом, как вчера.
Пережив травмы и потрясения прошлого дня, чародейка нашла в себе силы переключиться на позитивный тон. Оптимизм, всегда выручавший её в тяжелых жизненных ситуациях, не подвел и на этот раз.
Итак, она была все еще жива. Жива, не покалечена и не изнасилована. Она спала на мягкой кровати в теплом доме, могла есть нормальную пищу и, что особенно приятно, была до какой-то степени защищена от предстоящей войны.
Вот только мысли о том, какой ценой это все давалось, подвергали её оптимизм тяжелым испытаниям.
Несомненно, никто не посмеет тронуть собственность придворного псионика. Несомненно, она может жить в его доме.
Вот только покинуть его не может.
— Мир, зачем ты так со мной? — спросила чародейка.
Мир, разумеется, не ответил. Но каким-то шестым, седьмым, десятым чувством Иоланта Д’Исса все же уловила правильный ответ.
Ответ, заставивший её расхохотаться.
— Ты шутишь.
Иоланта всегда скептически относилась к наивным дурочкам, верившим в свое высшее предназначение: «исправить» какого-нибудь урода, да еще, вдобавок, «спасти» его. Она не смеялась над ними, не осуждала и не презирала, но такая позиция казалась ей довольно глупой и наивной.
Поистине, над чем посмеешься, тому и послужишь.
Килиан нуждался в её помощи. Именно за этим Мир подтолкнул её к этой ситуации. Она должна была помочь ему выбраться из той ямы, в которую он зарывался все глубже, даже не замечая этого.
Но не исправлять и не спасать, о нет. Нельзя исправить другого человека. Исправить можно только себя. И главная работа все равно должна лечь на плечи ученого.
Лана может подать ему руку, но принять ли её — лишь его выбор.
— Имей в виду, — предупредила чародейка, — Если он причинит мне боль, я тотчас же прекращаю всякие попытки.
На этом свою молитву она закончила. Как странно. Люди вечно думают, что молитва непременно должна быть чем-то серьезным и пафосным. Что молиться нужно на коленях у алтаря, а не развалившись на постели; с благочестивым лицом, а не улыбаясь.
