Нашла палку, и мы со Снежком перетягивали ее друг у друга. Я смеялась, а пес вилял хвостом так, что, мне казалось, он взлетит.
Мы дошли до магазина, где уставшая, злая продавщица обслуживала меня, разговаривая сквозь зубы и не понимая причину моей улыбки.
Она не поймет. Никто не поймет, что счастье — просыпаться по утрам, готовить завтрак любимому мужчине, гулять с собакой. Просто жить. Без чувства вины, без оглядки на прошлое и страха будущего. Сегодня. Здесь и сейчас. Моментом. Находить в каждой секунде свой кусочек счастья, а не гнаться за ним в надежде, что завтра станет лучше.
Не станет, я знаю.
Накупив целый пакет провизии, я вышла и сразу же нашла взглядом Снежка. Он ждал меня, с надеждой глядя на дверь магазина. Словно не верил, что я вернусь.
— Пойдем домой? — предложила я. — Я для тебя корм купила.
На обратном пути я снова шла по сугробам, ногой подкидывая в воздух снежинки, которые Снежок с радостью ловил, по самую морду утопая в сугробах.
Довольная, мысленно потирая ладони, я зашла в комнату Марата, стараясь не шуметь и шикая на Снежка. Заперла дверь, обернулась и вздрогнула, а потом не смогла сдержать счастливой улыбки.
Марат стоял в одних боксерах, сложив руки на груди и тоже улыбался:
— Нагулялась?
— Угу, — кивнула я, отставляя пакеты, — в магазин ходила.
— Я видел, — согласился Марат. — Боже, Маша, ты как ребенок, все сапоги в снегу.
Он потрепал Снежка по холке, дернул плечами и пошел помогать мне раздеваться. Снял сапоги, высыпал из них снег прямо на пол и покачал головой.
— Штаны тоже снимай, они мокрые.
Я стянула куртку, шапку и штаны прямо там, в прихожей. Марат забрал их и повесил на батарею сушиться, а я, нисколько не стесняясь, понесла пакет к холодильнику.
— Снежок, сидеть, — попросила я, когда пес сунул нос в пакет.
— Снежок? — Марат удивленно обернулся.
— По-моему, ему идет, — пожала я плечами.
— Снежок так Снежок, — легко согласился Рат, — это пес моей мамы, я ночью съездил, забрал.
— А на меня ругался, что я мало сплю, — выговаривала я, вытаскивая покупки. — Может, отдохнешь еще немного, а я завтрак приготовлю?
— Не, мне на работу нужно.
— Тогда иди в душ, я приготовлю.
Я сама пошла к нему, обняла за талию и прижалась теснее, оказываясь в крепких объятиях. Сердце Марата билось очень быстро, но он никак не показал, что чем-то обеспокоен.
Он гладил меня по голове, уткнувшись носом в макушку, и никуда не торопился.
— Какие у тебя на сегодня планы? — нарушил он молчание.
— Нужно начать искать работу.
— У тебя отпуск, — отрезал Асманов.
— А деньги? Я не могу…
— Можешь. Я заработаю, а ты отдохнешь и отоспишься. Месяц. Потом будешь искать работу. Живешь ты у меня, на днях заберем твои вещи. Возражения есть? Возражений нет.
— Лихо ты все решил. Марат…
— Я в душ, а ты обещала завтрак.
Он взял меня за подбородок, поцеловал быстро, но так горячо, выдохнул и ушел в комнату.
А потом в душ, оставляя меня в растерянности осознавать то, что Марат уже все решил за нас.
И, судя по всему, возражений он не примет.
Глава 30
Глава 30
Маша
За Маратом закрылась дверь, а из меня словно кто-то невидимый вытянул всю радость. Взамен утренней эйфории снова пришла безнадега.
Что он делает? Зачем приносит себя в жертву, зная, чем все закончится? Меня не вылечить, даже если я найду где-то деньги. Только отсрочить неизбежное.
В висках застучало, а я полезла в сумку за таблетками, которые прописал мне врач, уже зная, что за этим придет новый приступ головной боли.
Проглотила сразу две и упала на диван, смотря в стену. Я не понимала себя, не понимала его, не понимала, как мне жить дальше.
И почему так вышло, что мое счастье, подобно электрической цепи, замкнулось на Марате?
Я легла на подушку, прижала колени к груди и прикрыла глаза. Боль нарастала медленно, волнами. Кислорода не хватало, а в груди словно образовалась дыра.
Больно. Мне было больно. Болела не голова, а душа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я не могла принять его решение пройти этот пусть со мной. Он не понимал, на что соглашался. Не осознавал всего. Возможно, как и я, Марат влюбился. Нас тянуло друг к другу, это очевидно. Я чувствовала его желание, знала, как смотрит мужчина, который влюблен.
Но что с нами будет завтра? Не возненавидит ли он меня за то, кем я становлюсь?
И как это случится? Я буду долго мучиться, теряя себя? Забывать слова, родных и свое имя? Или просто перестану дышать?
Боже, как же мне страшно! Настолько, что ноги ослабли и пальцы онемели, а челюсти свело. Панический страх смерти окутал тело, забирая даже зрение. В глазах потемнело, а я закусила губу и зажмурилась.
Пришла в себя от холодного прикосновения к щеке. Открыла глаза и увидела Снежка, который тыкался носом мне в щеку и смотрел… Как будто все понимал.
Я протянула руку, погладила пса по голове и запретила себе раскисать. Нужно собраться. Встать и приготовить завтрак.
Таблетка подействовала: головная боль отступала. Так же медленно, как и приходила.
Превозмогая себя, я достала продукты из пакета, разложила их в холодильнике, нашла старую тарелку и, за неимением ничего другого, положила Снежку еду в нее.
Пес ел, виляя хвостом, а я автоматически жарила яичницу и ждала, пока разморозится курица, чтобы сварить бульон для мамы Марата.
Я не буду бесполезной! Я не стану той, кто плачет и ждет неизбежного. Я обещала Марату.
Я выключила плиту, посолила яичницу и вздрогнула, когда пиликнул мой мобильный.
Протянула руку, взяла и взглянула на экран. Вадим прислал сообщение!
Дрожащей рукой открыла и перестала дышать:
«Нагулялась? Домой зайти не хочешь? Агата скучает!»
— А он дерзкий, — услышала я над ухом и выронила телефон.
Марат поймал его в полете и неодобрительно покачал головой.
— Когда ты вошел? — ахнула я.
— Когда ты окаменела, читая сообщение, — пояснил он. — Это нормально?
Марат потряс мобильным в воздухе.
— Что?
— То, что он охуел, Маш, вот что! — выдохнул Марат и напрягся. — У вас что-то было?
— Нет.
— Но он хотел, да? — Асманов криво ухмыльнулся.
— Если и хотел, то мне не говорил, — соврала я.
Говорить Марату о том, что случилось тогда в кухне, было чревато.
— Я ему челюсть вынесу, если он еще что-то подобное напишет, — предупредил Марат и со свистом выдохнул.
— Прекрати, — попросила я, — Агата ни в чем не виновата. И я ей нужна. Кто будет с ней сидеть? Мила? Ей придется бросить институт, и что? Мы зря потратили деньги на ее обучение?
— Бля, Маша, ты правда такая наивная? Думаешь, она туда ходит? Я тебе в две минуты докажу, что нет.
— Давно? — нахмурилась я.
— Не знаю, — Марат запустил обе ладони в волосы и отвернулся к окну.
— Говори как есть, — потребовала я, — что ты знаешь? Я выдержу.
Асманов медленно обернулся, поправил полотенце на бедрах и пристально посмотрел мне в лицо:
— Маш, она с августа почти каждый день ко мне в сервис утром прибегала. То еду приносила, то еще что-то, по ночам в клубе тусила, в том, куда тебя Тимур привез. Не уперлась ей твоя учеба…
— Ясно, — кивнула я, — давай завтракать.
— Маш?
— Что? Я сегодня съезжу домой, — решила я, — хватит с меня.
— Скажи им.
— Нет, — отрезала я, — мне не нужна жалость. И ты молчи.
— Отвезу, — решил Марат, поцеловал меня в висок и взял тарелку.
Положил себе и мне по порции яичницы и выдал мне мою тарелку и вилку.
— С тобой все в порядке? — напряженно уточнил он.
— Да, — отрывисто бросила я и сосредоточилась на еде.
Розовые очки разбились окончательно. К сожалению, стеклами внутрь. Иллюзия, что у меня есть семья, рушилась на глазах. У меня не было семьи, были лишь три человека, которым удобно жить вместе, и Агата.
Я слишком долго делала вид, что все хорошо. Пришло время взглянуть правде в глаза, пусть это и было очень больно.
