изнасиловал американский солдат. Она забеременела. Она всячески пыталась прервать беременность, но ей это не удалось, и девочка, будущая мать Клары, родилась. Бабушка Клары жестоко обращалась с дочкой, сейчас они не разговаривают, а когда общались, то бабушка называла дочку исключительно хитрюгой.
Мать Клары тоже была совсем юной, когда забеременела. Попытка сделать аборт подпольно не удалась, и Клара все-таки родилась. В детстве мать подвергала Клару насилию, как физическому, так и моральному.
На консультации Клара пожаловалась на ночные кошмары и бессонницу, которые ее мучают, в основном когда она остается ночевать в доме матери. Там ее терзает страх насильственной смерти.
Она пришла на консультацию из-за случившегося несколькими днями ранее происшествия: ее дочь выронила из рук какой-то предмет, тот разбился, и Клару это настолько разозлило, что она ударила кулаком и разбила окно в кухне. После нескольких сессий терапии Клара, которой сорок лет, поехала в отпуск к матери. Вернувшись из поездки, она призналась, что пережила там свой детский страх: она не могла спать без ночника, ей представлялось, что мать поднимется в ее комнату с ножом и убьет ее во сне.
На этом примере мы видим, как влечение к смерти передается от одного человека другому, от одного поколения другому. Продолжая встречаться с психотерапевтом, Клара постепенно освободилась от своих страхов. Сейчас она занимается воспитанием дочерей, у матери и у детей дела идут хорошо. Освободившись от семейной схемы, она помогла будущим поколениям: освободила их от негативных влечений, которые больше не будут переноситься в будущее.
Повторюсь: зачастую, чтобы освободить других, освободиться нужно нам самим.
От проекции до дистанции
Вернемся к проекции: если вы желаете творить добро вокруг, начните с себя. Caritas bene ordonata incipit a se met ipsos[53] (Далай-лама называет это альтруистическим эгоизмом).
Термин «проекция» не совсем удачный: когда член профсоюза, о котором мы говорили выше, осознаёт, что занят смещением влечения, он продолжает свою деятельность в профсоюзе, меняет внутреннюю цель и работает на достижение общественного благополучия. Когда мы осознаём свои исконные мотивации и интегрируем их во внутренний мир, мы начинаем испытывать истинное сочувствие и истинный альтруизм, не отказываясь от наших личных потребностей во имя самопожертвования. Здесь речь идет уже не о проекции, а о дистанцировании, которое невозможно совершить иначе, чем ценой долгого отказа, своего рода запоздалого преодоления эдипова комплекса. Тут мы снова убеждаемся, что человек рождается много раз: приходит в мир в момент биологического рождения, затем в себя и в свой образ в возрасте полутора лет, потом в общество после преодоления эдипова комплекса и в свою подлинную натуру на протяжении всей жизни (зачастую в кризисные периоды).
На этом уровне стоит рассмотреть происхождение слова «паранойя» — черту, ярко характеризующую нарциссических первертов всех типов (расистов, сексистов и т. д.). Корень «нойя» означает «рождение», «пара» выражает идею помехи. Перверту мешали перерождаться, зачастую, как мы убедились, родители — для обеспечения своего комфорта.
Андре Грин говорит: «Следует полагать, что готовность человека сомневаться в себе, подразумевающая самоанализ, лишает описание субъекта плохих характеристик»[54].
Зачастую мы судим о других с позиции наших ошибок. Разумеется, когда мы изучаем перверсивные защитные механизмы отдельно взятого человека, то сразу же приходим к выводу, что, прежде чем стать мучителем для других, он сам был жертвой.
Задача этой книги — предоставить читателю картографию перверсивных защитных механизмов. Каждому из нас следует поработать над собой, определить, кто из нашего окружения представляет для нас опасность, защититься от них или хотя бы отойти на безопасное расстояние. Когда мы в безопасности, то уже бесполезно и даже вредно проецировать наши мнения.
Для жертвы главное — вылечиться, восстановиться, а затем обороняться. Тогда, если произойдет чудо прощения, она сможет пережить метанойю, новое рождение.
Перед тем как сделать выводы, я хочу передать слово Хуану, который после долгой аналитической работы над собой и длительного горевания написал длинное признание. В нем читатель увидит суть теории, которую мы сейчас и рассматриваем.
Любовь и наказание: признания Хуана
Когда мы с Андреа познакомились, она уже семь лет встречалась с мужчиной, которого, по ее утверждению, не любила, поэтому регулярно изменяла ему. Я же состоял в бесперспективных романтических отношениях: моя избранница была несвободна.
Мы с Андреа быстро нашли общий язык. Она призналась, что всю жизнь ждала меня: «Мне кажется, будто я ждала тебя тысячу лет». Мне тоже казалось, что мы родственные души. Наши романтические отношения были волшебными: сложными и близкими и оттого такими сладостными, как ни с кем другим. Андреа оказалась странной, ее настроение резко менялось. Иногда мне казалось, что у меня роман с молодой уверенной в себе девушкой, иногда — что я опекаю пугливую девочку. Перемены были заметны и по письмам: некоторые были очень складными, без ошибок, другие напоминали путаные сочинения школьницы.
Я не рассказал ей о том, что прекратил прежние отношения. Думал, что нужно дать ей время порвать ее связь. Она закончила прежний роман — и вот мы зажили, наслаждаясь нашей любовью без утайки.
Своей прежней подруге я сказал, что хочу разорвать отношения, не уточнив, что встретил другую. Так что она надеялась, что я к ней вернусь. Когда же я попросил ее не питать иллюзий, она погрузилась в депрессию. Я и не думал, что могу так сильно кого-то расстроить.
Некоторое время я переживал, и Андреа заметила мои страдания. Я чувствовал, что обязан повидаться со своей бывшей и утешить ее. Сказать, что я разорвал отношения не из-за того, что не любил ее, а из-за того, что они не имели будущего, и я должен был так поступить. Мы встретились, и, выплакав горькие слезы, она весело рассмеялась и ушла от меня с чувством облегчения. Я был счастлив, ведь я помог ей прийти в себя. Однако радовался я недолго: я совершил ошибку, рассказав об этой встрече Андреа.
С того дня наши отношения полностью изменились. Андреа начала обвинять меня в изменах, говорила, что я обязан смириться с тем, что она не может оставаться со мной. Я чувствовал себя виноватым, ведь из-за собственной глупости я потерял женщину своей жизни. По этой причине я приумножил доказательства своей любви к ней и готовности к компромиссам. Я говорил ей, что ничуть в ней не сомневаюсь и что именно с ней я хочу разделить свою жизнь. Она же, напротив, заявляла — иногда прилюдно, — что сомневается в правильности своего выбора и подумывает вернуться к бывшему. От этих слов я приходил в бесконтрольную ярость — чувство, ранее мне незнакомое. Я продолжал
