— Как мы узнаем об этом, мадам? — спросил ирландец. — Как мы узнаем, что Лондон созрел?
— Я не уверена, мистер Квилинан, но, насколько я понимаю, здесь должны возникнуть определенные метеорологические условия, прежде чем город станет приемлемым. Кроме того, есть некие вопросы относительно населения. Однако я знаю, что мне уже не суждено это увидеть.
Последовали подобострастные возражения.
— Можете мне не льстить, господа. Когда Левиафан вернется, я давно уже буду мертва. Но вот что касается фирмы Холворма, Квилинана и Килбрета… они останутся.
— Мадам, — спросил шотландец, — что вы имеете в виду?
— Левиафан благословил всех вас. Ваша служба короне продлится гораздо дольше, чем вы могли когда-либо мечтать. Вы будете его глазами и ушами на земле. Вы, джентльмены, не вкусите смерти — только уже в самом конце.
Лицо Холворма побелело.
— Мадам, на что вы намекаете?
— Вы будете постоянными стряпчими на службе Левиафана на срок, гораздо больший, чем естественная продолжительность жизни.
Онемев от ужаса, они смотрели на нее.
— Ну-ну, джентльмены, пожалуйста, не благодарите меня. Вы же знаете, как легко я заливаюсь румянцем.
— Ваше величество… — Квилинан выступил вперед, его трясло, голос у него охрип. — Пожалуйста…
— Нет, мистер Квилинан. Этого достаточно. Я вам завидую. Вы будете здесь, когда Левиафан явится во всей своей славе. Вы будете свидетелями того, как он благословит жителей этого города.
Стритер хлопнул в ладоши, и в зале снова стало светло.
Артур понял, что весь взмок от пота.
— Это время наступает? Вот почему вы мне показываете это. Город созрел.
— Лондон созрел в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, шеф. Левиафан тогда и вернулся.
— Он уже был на земле?
— Именно. Но какие-то хитрожопые негодяи заманили его в ловушку.
— Заманили в ловушку? Как это — заманили?
— Левиафан здесь. Неподалеку. В заключении где-то в городе. Но не огорчайся. Все под контролем. Мы абсолютно уверены, что его освобождение — вопрос нескольких дней.
— Это невозможно. Здесь что-то не так. Боже мой, Стритер… моя собственная семья…
— Спокойно, — пробурчал Стритер. — Не дергайся.
Принц продолжал потеть. Теперь его трясло — он дрожал, как бродяга-алкоголик.
— Меня мучит жажда. У вас есть еще чай? Можно мне капельку, прежде чем мы расстанемся?
Принц не обратил на это внимания, но едва заметная улыбка торжества мелькнула на губах Стритера.
— А почему бы и нет? — проворковал он. — Капелька чая не повредит.
15
Мисс Морнинг жила с монстром.
И все же при одном взгляде на этот мрачный богемный дом становилось совершенно очевидным ее одиночество. Здесь не чувствовалось присутствия никакой другой жизни, кроме ее собственной. Холодильник, в который я случайно заглянул, был заполнен полуфабрикатами и закусками быстрого приготовления на одного. Когда она открыла мне дверь, я едва узнал ее — на ней было просторное платье, длинные волосы на прерафаэлитский манер лежали на ее плечах, а руки были покрыты чем-то, показавшимся мне глиной.
Когда я вошел в дом и мы направились в его глубины, я выпалил:
— Вы совсем другая.
Единственным ее ответом была улыбка — так мать улыбается сыну, который только что узнал правду о Санта-Клаусе. Мы прошли по прохладному коридору, через полупустую кухню и дальше — в большую светлую пристройку, выступавшую из тыльной части дома. В этом помещении со стеклянными стенами было тепло и приятно, как в гигантской оранжерее или в тропических залах в Кью.[45] Здесь было уютно, почти по-домашнему… пока я наконец не увидел эту бестию. Помещение было заполнено глиняными скульптурами, каждая из которых изображала отдельную часть тела какого-то диковинного, неправдоподобного монстра. Тут были щупальца и усики, обтянутые черной кожей зубы, клыки и когти, а у окна — гигантский глаз, молочно-белый, со щербинками, словно оставленными долотом.
— Я и не знал, что вы художница, — пробормотал я.
— Да какая там художница — любительщина. Это хобби, которым я увлеклась, уйдя со службы. Что вы об этом думаете? — задала она опасный вопрос.
— Что-то сверхъестественное, — сказал я, стараясь быть тактичным. — Много черного. Много щупалец.
Она кивнула.
— Я, похоже, могу воссоздавать свой объект только по частям.
— Это какая-то аллегория? Что-то современное и сложное?
— Напротив, Генри. Это с натуры.
Прежде чем я успел спросить что-то еще, нечто маленькое, серое и очень знакомое вбежало на мягких лапках в комнату, посмотрело на меня и мяукнуло.
— Привет, — сказал я, чувствуя себя до нелепости разочарованным тем, что не получил ответа. Я произвел тот странный высокий шипящий звук, какой мы все производим, когда хотим привлечь кошачье внимание, и зверек послушно подбежал ко мне и позволил почесать ему подбородок.
— Он вас узнает, — сказала мисс Морнинг.
Я согласился, и, должен признаться, настроение у меня при этом улучшилось — чуть-чуть, но улучшилось.
— Удивительно, что он вас нашел, — сказал я.
— Вы ведь знаете, что он такое?
— О чем это вы?
— Этот кот — агент вашего деда в неусыпном мире. Его близкий друг.
Я отдернул руку от зверька, словно получил удар электрическим током.
— Вы мне хотели что-то сказать? — любезно спросила мисс Морнинг. — По телефону ваш голос показался мне взволнованным.
Боязливо поглядывая на кота, я понизил голос чуть ли не до шепота.
— Вы уверены, что здесь говорить безопасно?
— Я два раза в день проверяю это место на присутствие прослушивающей аппаратуры. Мы здесь в такой же безопасности, как Дедлок — в «Глазу». А может, в еще большей.
Я глубоко вздохнул, прежде чем на едином дыхании выложить ей правду.
— Директорат, видимо, позволит Старостам привести нас к Эстелле. И это произойдет очень скоро.
Старушка мрачно посмотрела на меня и пробормотала:
— Ни один дурак не может сравниться со старым дураком. По такой мерке этот старик просто полный болван. Но почему вы пришли с этим известием ко мне?
— Мне необходимо знать, что случилось с Эстеллой.
Мисс Морнинг засеменила к громадному клыку, оперлась о него и испустила долгий, тяжелый вздох.
— Вам лучше присесть, — сказала она наконец.
Я опустился на маленький деревянный стульчик, словно украденный из классной комнаты.
— Ваш дед любил Эстеллу, — начала мисс Морнинг. — Он ее обожал. Он был единственным, кто любил ее не за ее прекрасную фигуру, а за ее сущность. Но все же он позволил этому случиться с ней.
Я неловко заерзал на стуле.
— В конце шестидесятых мы, по сути, проигрывали войну. Во время полевых маневров на Малверн-Хиллс[46] была уничтожена целая дивизия. Левиафан наступал, и у нас не было средств, чтобы его остановить. Ваш дед впал в отчаяние. Он начал рассматривать самые крайние способы. Даже этот… Невзирая на возражения и его собственные сомнения, четвертого апреля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года он вызвал Старост. Он рассказал им все. Умолял их о помощи. Они подумали-подумали — Хокер почесал в затылке, Бун пососал лимонные леденцы — и сказали ему, как остановить эту тварь. В качестве платы они хотели только одного, просили только… Ну, я уверена, что они сами поспешили сообщить вам об этом.
Под ложечкой у меня засосало, и я подумал о последних, ужасных мгновениях жизни моего отца, как он хватал ртом воздух на обочине шоссе.
— За это Старосты рассказали вашему деду о Процессе.
— О Процессе?
— Вы уже слышали это слово раньше?
— Да, от Старост. И еще оно было в дневнике деда. А что? Что это такое?
— Процесс представляет собой высокую науку и низкую магию. Он искривляет время и сжимает материю.
— Я не имею об этом ни малейшего представления.
— Процесс преобразует человека в сосуд. Превращает его в живую тюрьму. Нам нужен был доброволец. Человек сильный. Физически крепкий. Процесс требует некоторой подготовки… Над сечения мозга… А потом его нужно было доставить в место силы.
— Что это такое — место силы?
— Какое-нибудь древнее святилище, насыщенное духовной энергией. Помеченное определенными знаками и символами.
— И что потом?
— Нужно было вызвать у него кровотечение, Генри. Нужно было располосовать его запястья, чтобы жизнь вышла вместе с кровью. Пока он не опустеет. Пока не останется одна оболочка.
— Это же убийство.
— Нет. Это не вполне убийство. В том-то весь и фокус.
— И вы пошли на это?
— У нас не было иного выхода. Догадываетесь, кого они выбрали в качестве сосуда?
Ответ напрашивался сам собой.
