Родня
(Борис Слуцкий)
Мой дядя двоюродный был богпо части починивания сапог.А дедушка, сморщенный, словно трюфель, –маг по изготовлению дамских туфель.Не дворяне и не пирожники –в моей родословной были сапожникидовольно-таки высокого класса.Обуви ими наделана масса.Ее бы хватило обуть СП,Союз композиторов и т.п.Забывать свою родню не годится,и я до сих пор не устал гордиться,что каждый мой небольшой успехобсуждал не литературный цех,а мастера каблуков и подметок,не считая двоюродных теток.Они собирались обычно в среду,чаще к ужину, реже к обедуи рассуждали весьма отменно.Все говорили одновременно.И я с тех пор за собой замечаю:чуть что нацарапаю – к ним спешу.Не люблю говорить: «пишу».Предпочитаю сказать: «тачаю».
Антипародия на автопародию
(Булат Окуджава)
Жил на свете таракан,был одет в атлас и замшу,аксельбанты, эполеты, по-французски говорил,пил шартрез, курил кальян, был любими тараканшу,если вы не возражаете, без памяти любил.В то же время жил поэт жизнью странной и тревожной,только он любовь такуюописать достойно смог,хоть давно сменил Арбат, ходят слухи, на Безбожный,безобразное названье, как не стыдно, видит бог!Все куда-нибудь идут.Кто направо, кто налево,кто-то станет завтра жертвой, а сегодня – палачом…А пока что тараканшагордо, словно королева,прикасалась к таракану алебастровым плечом.Жизнь, казалось бы, прекрасна! И безоблачна!Но тольков этом мире все непрочно, драмы стали пустяком…Появилась злая дама,злую даму звали Ольга,и возлюбленную пару придавила каблуком.Бейте громче, барабаны!Плачьте, трубы и гобои,о развязке вам поведает серебряный кларнет:значит, жили тараканы,тараканов было двое,было двое тараканов,а теперь обоих нет…
Реплика пародиста
(Сергей Давыдов)
Очень остроумного и злого
жаль мне пародиста записного,
лучшего эстрадника Москвы.
…есть в нем что-то грустное
и даже
что-то есть еще от тети Даши,
не заведшей
собственных детей.
Сергей ДавыдовПародист немало озадачен,что-то вдруг случилось,не иначе:вдруг да пожалел его поэт!..Он сравнил беднягу с тетей Дашей,видно, осознал,что в жизни нашейгорше доли пародиста – нет.Пародист усталости не знает,пишут все!А он один читаетгоры графоманской чепухи.Легче быть, наверно, землекопом,сутками сидеть над микроскопом,нежели всю жизньчитать стихи.Пародист, конечно, пишет мало.Что и говорить,душа усталаи бумагу портить ни к чему…Да, не вышло из него поэта!И, конечно, за одно за этоможно ставитьпамятник ему!
На коне
(Марк Лисянский)
Я люблю приезжать в этот город,
И бродить, и ходить не спеша.
Снова скачет надменно и гордо
Всадник Бронзовый мимо меня.
А в Большом Драматическом горько
Плачет Лебедев в роли коня.
Марк ЛисянскийЯ люблю приезжать в этот городС каждым годом сильней и сильней.В город, воздух в котором распоротРжаньем всех знаменитых коней.Я смотрю затуманенным взором,Все навеки запомнить дабы,Вижу Аничков мост, на которомКони Клодта встают на дыбы.Медный всадник по-прежнему скачет,И легенды слагают о нем.В этом городе Лебедев плачет,В БДТ притворяясь конем.На любую вступаю я площадь,Вдоль проспектов гуляю седыхИ себя ощущаю как лошадь,А порою как пара гнедых.Здесь прохлада струится за ворот,Конский запах волнует до слез.Я люблю приезжать в этот город,Ржать, и плакать, и кушать овес.
Змеи в черепах
(Юрий Кузнецов)
Я пил из черепа отца
За правду на земле…
– Скучное время, – поморщился Гёте и встал.
Взял хворостину и ею меня отстегал.
Юрий КузнецовОдин, как нелюдь меж людьми,По призрачным стопам,Гремя истлевшими костьми,Я шел по черепам.Сжимая том Эдгара По,Как черный смерч во мгле,Как пыли столб, я мчался поОбугленной земле.Еще живой, я мертвым был,Скелет во тьме белел…Из чашечек коленных пил,Из таза предков ел.Блестя оскалами зубов,Зловещи и легки,Бесшумно змеи из гробовПолзли на маяки.Я сам от ужаса дрожал(Сам Гёте мне грозит!)И всех, естественно, пужалЗагробный реквизит.Я шел, магистр ночных искусств,Бледней, чем сыр рокфор…Прочтя меня, упал без чувствЗнакомый бутафор…
