В этой атмосфере Хараламбос чувствовал себя как рыба в воде.
Рассматривая висевшие перед ним туши, он терпеливо ждал, пока освободится мясник. Карманы его были набиты образчиками тканей, а на дне застряли хлебные крошки. Он перебирал все это в пальцах, но никак не мог отыскать хотя бы мелочь на автобус. А сегодня он едва стоял на ногах.
— Да мы их сбросим в море, этих макаронников! — отсчитывая сдачу, сказал Толстяк Яннис, и его лунообразная физиономия расплылась от гордости. — Всех сбросим в море!
— Почему ты получил с меня двадцать драхм?
— Мясо опять подорожало. Вот тебе крест! Такие цены на рынке.
— Катитесь вы все к черту! — выругался покупатель.
Толстяк Яннис дружески похлопал его по плечу и проводил любезной улыбкой.
— Вот так, босые, безоружные, голодные, и все-таки мы их обращаем в свою веру. Видишь, что мы за люди? — с пафосом говорил он.
* * *
Из-за плоскостопия мясника не взяли в армию. «В конце концов у меня жена, ребенок, лавка, и то, что так получилось, только к лучшему», — рассуждал он. Обрадованный, пришел он домой и, показав Клио белый билет, объявил:
— Так сказать, небольшой изъян, но зато… А ну, включи-ка радио, послушаем последние известия, — прибавил он.
Увидев, что муж взял на руки ребенка, Клио истерически закричала:
— Ты его застудишь, а мне потом мучиться! Раз ты, такой счастливчик, не пошел в солдаты, смотри лучше за своей лавкой!
Ну попробуй поговори с этой женщиной!
* * *
Покупатель ушел, унося в сетке кусок мяса, а Хараламбос по-прежнему стоял перед тушами. Ему не надо было ни о чем напоминать зятю, тот с сердитой физиономией уже рылся в ящике. Чуть ли не целый час перебирал он в руке монеты. Старик прислушивался к их звону.
Толстяк Яннис готов был проклясть своего тестя. Чуть ли не каждый день повторялась та же самая история, и терпение у него давно уже лопнуло. Ну и тесть ему попался! Наконец он нашел пятидрахмовую монету и сердито сунул Хараламбосу в карман.
— Как поживает Клио? — спросил старик, ощупывая пальцами монету. «Пятерка! Вот негодяй! Чем дальше, тем больше скаредничает. Я не нищий», — подумал он. — Хорошо она себя чувствует, сынок?
— Прекрасно, а теперь убирайся отсюда! — пробурчал мясник, легонько подталкивая его в спину.
— Ухожу, ухожу, — сказал старик.
* * *
Хараламбос шел по улице сгорбившись, мелкими, неверными шажками. Во рту он чувствовал горький привкус, его все время мутило.
Вот он опять в центре города; его ждут образцы тканей, новые цены, изнурительная беготня. Мимо него проходили сотни людей, и все они были равнодушные, чужие, погруженные в свои мысли и переживания.
Он зашел в какой-то магазин, как вдруг у него начались страшные боли. Ухватившись руками за живот, он упал на скамью.
Владелец магазина, представительный седовласый мужчина с траурной лентой на рукаве, с любопытством посмотрел на него.
— Вы страшно побледнели. Не пойти ли вам домой и лечь в постель? — сказал он.
— Я жду одного знакомого. Мы договорились пристроить вместе партию тканей.
Хозяин, поджав губы, с сожалением покачал головой.
— Конъюнктура плохая. Уже два месяца как не было заключено ни одной стоящей сделки. Видите ли, во всем неопределенность. Последнюю сделку, насколько я помню, заключили еще до того, как погиб на фронте мой сын. — Лицо его болезненно передернулось. — Что скажешь? Кризис, кризис, — прибавил он.
У Хараламбоса так сильно кружилась голова, что он плохо понимал, о чем ему говорят. Он видел, как хозяин опять сокрушенно покачал головой, но о чем же шла речь: о его сыне или о кризисе? «Почему лицо у него сразу помрачнело?» — недоумевал он.
— Ужасный кризис, — пробормотал Хараламбос, вытирая рукавом вспотевший лоб.
36
Илиас увидел во тьме далекие вспышки. Он придержал первого мула за повод.
— Уже близко, — сказал он другому солдату, высокому парню.
— Осторожно. Скотина злая, — предостерег его тот. Мулы были нагружены мешками с продовольствием и шли к передовой. Случалось, что груз перевешивал на одну сторону и животное летело в пропасть.
На Илиасе под солдатской курткой был надет шерстяной свитер, связанный матерью. Воспоминания о прошлом казались ему сном. Впереди, на некотором расстоянии от них, разорвался снаряд.
— Приятель! — подойдя к Илиасу, испуганно окликнул его высокий солдат.
— А-а?
— Чудной ты.
— Почему?
— Бьешь скотину прямо по морде. Ослепнет она.
Илиас молчал.
Тяжело нагруженные мулы медленно продвигались по тропе, протоптанной в снегу. Как только доносился свист снаряда, оба солдата падали ничком на землю. Илиас попросил у товарища сигарету.
— Последняя? — спросил он.
— Бери, приятель. Попроси у меня хоть глаз, и тот отдам тебе, — засмеялся солдат.
— Клянусь, и я такой же здесь, в горах, — сказал Илиас.
— Мы все здесь родные.
— А там, внизу?
— Где?
— В мирной жизни, как говорится. Отдал бы ты мне свой глаз? — Илиас обнял товарища за плечи. — Пойми меня только правильно.
— Здесь нельзя понять неправильно, приятель. Вот ты, к примеру, упрямый, и я за тебя боюсь. А если пуля в тебя угодит? Что со мной будет? Здесь все мы родные. Еще один снаряд разорвался на дне пропасти.
— А мулы?
— Что?
— И мулы родные?
Некоторое время они шагали молча.
— Приятель, у тебя есть мать? — спросил вдруг высокий солдат.
— Есть.
— Любишь ты свою старуху?
— В данный момент я люблю тебя.
— Чудной ты, право… — Солдатские ботинки тонули в снегу. — Из какой части тебя прислали?
— Из резервов.
Уже рассвело. Мулы шли друг за дружкой. Внезапно один из них, увлекаемый своей ношей, покатился в пропасть. Солдаты смотрели сверху, как животное дрыгало внизу ногами. Слышен был его душераздирающий рев, которому весело вторило горное эхо.
— Пошли.
— Подожди, — сказал Илиас.
— Ладно, приятель. Понятно.
— Клянусь, не могу я так его бросить! Слышишь?
— Осторожно, не свались сам. — Вокруг разрывались снаряды. — Целься ему прямо в голову.
Илиас спустился в пропасть. Подошел к мулу, который одним глазом уставился на него. Тут же, не мешкая, Илиас выстрелил ему в морду.
— Больно ты чувствительный, приятель, — крикнул ему сверху солдат, приставив руки ко рту, но ответа он не услышал…
* * *
Лежащие на носилках раненые тяжело стонали. Возле полевого госпиталя сновали люди. Высокий солдат волок на спине своего раненого товарища.
— Подставь руку… Так, хорошо, — сказал он санитару.
— Погоди, закроем его получше.
По тропке, ведущей в лес, шагала рота. Уставшие солдаты пели патриотическую песню. Где-то впереди среди деревьев пряталась батарея.
— Как его фамилия?
— Не знаю.
— Пошарь в карманах… Вот и открытка. Что там написано?
— Солдату Илиасу Саккасу. Полевая почта.
— Ну давай, отправляйся теперь в свою часть.
— Есть, господин сержант. Одну минутку. Не всегда можно так сразу… Есть, как говорится, и всякие чувства. — И солдат постоял немного, глядя на курчавую голову своего товарища.
— Ну, всего, приятель… — прошептал он и пошел не торопясь по тропинке.
37
В полдень Хараламбос доплелся до кофейни, где должен был встретиться с провинциальным торговцем. Два месяца обрабатывал он его, чтобы тот раскошелился и они купили сообща по сходной цене партию тканей. Хараламбос исподволь, не спеша готовил эту сделку. Верная прибыль чистоганом больше тридцати процентов.
Но торговец был хитрый и жадный. Он изводил Хараламбоса бесконечными вопросами «как» и «зачем», изворачивался, словно угорь, прежде чем решился наконец вступить с ним в компанию. Но насчет этой партии тканей, о которой недавно разнюхал Хараламбос, у него не было никаких возражений.
Торговец явился свежевыбритый. Усевшись за столик, он занял сразу три стула и стал перебирать свои четки.
— Ну что, согласен? Сбегать мне договориться окончательно? — спросил Хараламбос.
— Давай еще подумаем.
— Упустим случай.
Бусины четок мелькали в пальцах торговца. Так-так-так!
— По пять восемьдесят пойдет, — после некоторого раздумья сказал он.
— Да это невозможно! Что они, сумасшедшие — уступить так дешево?
— Тогда в чем ты тут видишь выгоду?
— Прикину драхму и тут же сбуду всю партию. Чтоб провалиться мне на этом месте! — воскликнул Хараламбос.
Всячески старался он уломать торговца. Он говорил и говорил, брызгая слюной; беспрестанно крестился, клялся костями своей матери и жизнью Илиаса, которого на каждом шагу подстерегала на передовой смерть. Какого черта, неужели он обманет человека?
