Потом у заболевших начали краснеть глаза, но тревогу по-прежнему никто не бил. Что за беда от полопавшихся сосудов в глазах? Но вскоре заболевшие начали сетовать на куда большую слабость. А дней через десять после появления первых больных к жрецам Единого пришёл старик, жалующийся на кровь в моче. Бледный и отощавший, обливающийся потом, он смотрел на жрецов своими практически алыми глазами и просил хоть какой-то помощи — те средства, что дала ему знакомая знахарка, не помогли. Жрецы провели молитву и отпустили его, благословив.
Это было утром. После обеда у дверей храма Единого стояла уже дюжина стариков и старух. У одной старухи кровь сочилась из глаз, словно слёзы, вторая бормотала про вернувшуюся молодость и тряпки, которые ей пришлось брать у снохи. Кто-то из стариков жаловался на кровь в моче, кто-то — на обострившийся геморрой. Один сплевывал сукровицей и показывал алые беззубые дёсны. Кровотечение началось у всех пару дней назад, и никто из травников и знахарей не мог с этим ничего сделать. Поэтому они обращались за помощью к богам.
Валлай стоял у храмовых дверей, смотрел на собравшихся, и ему было не по себе. Он невольно радовался тому, что у него пока не проступал даже холодный пот, хотя, как поговаривали люди, этот симптом охватил уже едва ли не четверть Нового Бергатта. Жрецы сновали среди больных и осматривали их. И у троих из них были красные глаза, а по бледным лицам струился пот, несмотря на сильный холод.
— Собрать всех в храме и молиться над каждым и с каждым, — сухо сказал Настоятель, тот самый худой молодой мужчина, что приказал Валлаю оставаться в Новом Бергатте. Имени его рубака не знал, так как все называли его Настоятель и никак больше. — Валлай, пойдём за мной.
Настоятель вошёл в храм, рубака следом, держась в паре шагов позади.
— Всё это время твоя помощь мне не требовалась, но в то же время всё время ты был под рукой, и это хорошая черта для человека твоей профессии, — говорил на ходу Настоятель. — Я имел дела и с обычными наёмниками, и даже с убийцами из Храма на Гнилых болотах вроде тебя, и мало кто из них в свободное время не срывался в кутёж. Ты другой. Надеюсь, я могу на тебя положиться?
Валлай не видел выражения лица Настоятеля, но и без этого чётко уловил в его словах не только похвалу. Были в них и настороженность, и лёгкая угроза.
— Я могу делать любую работу, — спокойно сказал рубака. — Могу кого-нибудь найти или убить. А могу и быть на побегушках, если нанимателю нужно именно это. Когда ты на побегушках, меньше вероятность, что тебя убьют. Хотя и платят обычно меньше. Да и порой бывает скучно.
— Я плачу достаточно.
— Я и не говорил, что мне недостаёт денег. Скорее, о скуке.
— Мне кажется, скоро нам скучать не придётся, — пробормотал Настоятель себе под нос и продолжил уже громче: — Ты знаешь, что мы нашли в той таверне?
— Не знаю и знать не хочу.
— Что ж, придётся узнать. Мы нашли там следы пребывания какой-то нечеловеческой сущности. Считай, высшего существа. Не Единого, конечно, ибо Единый благ, а то существо — зло. Но, возможно, кого-то из тех Его ипостасей, которым Он сам объявил войну.
Они вошли в келью Настоятеля. Помещение было показательно аскетичным — лежак с циновкой, аккуратно свёрнутое тонкое одеяло в изголовье, сундук, крохотный стол с лампой. И полка с книгами, которые стоили, должно быть, как половина этого зачуханного провинциального храма.
Настоятель опустился на колени перед сундуком, открыл его и принялся что-то искать.
— И ты думаешь, что это может быть связано с болезнью? — спросил Валлай, когда пауза слишком затянулась.
— Кто знает? Мы не знаем, кто это, и откуда оно пришло, знаем лишь, что оно было в Новом Бергатте, и здесь, вернее, в том самом вшивом трактире, его материальная оболочка как будто бы приняла смерть. Если это, конечно, было именно оно, а не кто-то из его спутников или заезжих торговцев. Но возможность этого крайне мала. Мы обращались за помощью к магам, однако они не заинтересовались в исследованиях. Недальновидно посчитали, что раз один из их старших учеников, даже не прошедший полное обучение, убил это существо, то дело того не стоит. Однако мы практически уверены — существо выжило. И, возможно, разозлилось. Это так… по-божественному, бродить в облике обычных людей и устраивать им всякие испытания…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Типа наслать на весь город болезнь за то, что какой-то сопляк-маг не просто заткнул сказителя, обличающего всю его братию, а показательно сжёг изнутри?
Настоятель нашёл, наконец, то, что искал. Крохотный клочок пергамента, который он положил на стол, а затем уселся на лежак и взглянул, наконец, на Валлая. Он был обеспокоен. Возможно даже, боялся. Но попытался скрыть этот страх за горькой усмешкой.
— Мы все слышали в детстве подобные легенды, их не счесть, — медленно произнёс он. — Мать в образе нищенки с младенцем на руках пришла в город, где, по слухам, жили её самые верные приверженцы. Но её выгнали за стены, после чего она наслала на всех женщин бесплодие до тех пор, пока те не искупили вину, совершив паломничество до Лысых гор и обратно. А ведь Мать — одно из самых милосердных проявлений Единого. Так разве не иронично было бы на глазах у всего мира уничтожить целый город? — задумчиво спросил жрец, словно разговаривал сам с собой. И сразу, будто встрепенувшись, продолжил: — Но, насколько я знаю, зараза не коснулась ни одного из магов. А это странно, ведь именно маг убил того сказителя. Если же предположить, что оно не при чём, может статься, происходит нечто, возможно, гораздо худшее. Возьми пергамент и иди на ближайшую конюшню. Там возьмёшь двух лучших коней и во весь дух поскачешь в сторону Полой Горы по старому тракту. У подножия будет сторожевая башня. Ты должен постучать в двери три раза и вызвать Ингура. Покажешь ему пергамент и спросишь, стабилен ли «Гнев Низвергнутого». Когда узнаешь ответ, во весь опор скачи ко мне. Всё запомнил?
— Конечно, — кивнул Валлай, взял со стола пергамент и, не читая, сунул в кошелёк.
Настоятель слабо усмехнулся и произнёс:
— По-прежнему ничего не хочешь знать. Твой выбор. Ступай.
Сам жрец вышел следом, поймал одного из проходящих мимо жрецов и заговорил:
— Найди пять послушников пошустрей и прикажи оббежать город. Пусть узнают, у скольких людей симптомы болезни. И, главное, кого из них больше — стариков или детей. Пусть посчитают тех, у кого началось кровотечение. И смотри, чтобы у тех, кого ты отправишь, не было ни красных глаз, ни пота.
Летом на доброй лошади до сторожевой башни можно было бы добраться за час-полтора хорошего галопа, имея минимальный риск загнать животину. Там поговорить, сменить лошадь и скакать назад. Но проклятый снег покрывал старый тракт довольно толстым слоем, лошади Валлаю достались неплохие, но не более того, потому он добрался до башни за два с половиной часа. А назад приедет уже затемно. Если загнать лошадей, конечно, получится быстрей, но полчаса сэкономленного времени вряд ли стоили жизни несчастных животных.
Уже в дороге Валлай понял, что не успел пообедать, а голодать он не любил с самого детства. К тому же, сегодня, как назло было чертовски холодно, и от этого холода не спасал ни толстенный тулуп, ни варежки, ни шапка, ни шарф, намотанный на лицо в четыре слоя. Поэтому к башне он прискакал не то чтобы в добром расположении духа. Когда же он трижды постучал в дверь, а ему не то что никто не открыл, но даже не ответил, рубака малость разозлился. Постучав ещё трижды, он уже собирался как следует приложить дверь ногой, как в двери, наконец, открылось зарешёченное окошко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Кто такой? — недружелюбно поинтересовался часовой, выглянув лишь на миг.
— Мне нужен Ингур, — ответил Валлай.
— Ты оглох? Кто такой, спрашиваю?
— Мне нужен Ингур. Важное дело.
— Если ты мне, блядь, не скажешь, кто ты такой, я пущу тебе арбалетный прямо в рожу.
— Я посланник, — пожал плечами Валлай. — Мне нужен Ингур по очень важному делу. Открывай.
