«И вот я стою, ожидая, что мёртвые заговорят в ночи…»
Его глаза невольно щёлкнули, словно моргая.
«Феррус Манус мёртв».
Прошло уже много месяцев, но он до сих пор слышал эти слова, преследовавшие его в раздумьях и наяву. Крий не сомкнул глаз с тех пор, как они покинули Солнечную Систему, стоял на мостике «Клятвенника», когда он выходил из варпа, слушал песнь корабля, когда они плыли по миру иному. Он пытался найти покой в Канте Железа и Вычислениях Цели, но каждый раз обнаруживал, что спокойствие ускользает. Он ждал, что буря пройдёт, что холодный процесс логики возобладает и вновь сделает его прежним воином с яростью в руке, но железом в сердце. Вместо этого с каждым прошедшим месяцем, с каждым прошедшим днём Крий чувствовал, как в его сердцах растёт пустота.
«Мы не созданы для этого. Когда нас ковали, то выбили из нас то, что помогло бы против скорби…»
— Машина сильна, а логика может открыть любое измерение понимания, — из тени далёких воспоминаний донеслись слова Ферруса Мануса. — Но без рук и умов живых они ничто. Мы живём и подчиняем железо своей воле, но железо раскалывается, машины ломаются, а логика может стать ошибочной. Жизнь — вот единственная истинная машина. Если мы отсечём слишком много, то потеряем себя. Помни это, Крий.
Глаза Крия щёлкнули, фокусируясь, и воспоминание исчезло. Сзади он услышал лязг и гул.
— Двенадцать прыжков, — Железнорукий не стал оборачиваться. — Двенадцать раз мы прятались в пустоте, пока астропаты искали в эфире следы моих родичей. Двенадцать циклов безмолвия.
— Мы должны справиться, сколько бы нам не потребовалось времени. Таков наш обет.
Крий кивнул, но не ответил. Борей подошёл ближе. Легионер чувствовал на себе взгляд Кулака, но продолжал смотреть на звёзды.
— Когда придёт Гор, то для защиты Терры потребуется каждый клинок.
— А ты уверен, что он придёт?
— Так верит лорд Дорн.
— Почему?
— А как ещё Гор может надеяться победить в войне?
Крий пожал плечами и оглянулся на Борея. На него смотрели тёмные глаза: острые, непреклонные и совершенно лишённые эмоций.
— Ты так уверен, что всё это ради победы?
— А ради чего ещё?
Крий оглянулся на звёзды.
— Забвения, — сказал он. Повисла неловкая тишина.
— Лорд Крий, — по мостику разнёсся другой усиленный голос.
Легионер обернулся к капитану «Клятвенника». Кастерра был старым, но его зелёные глаза ярко блестели на лице, изъеденном временем и ледяными ветрами Инвита. Хотя он и был лишь человеком, но вот уже семнадцать десятилетий служил Имперским Кулакам, а до них десять лет Империи скопления Инвит. Сильный и крепкий старый капитан был похож на колонну, призванную выдерживать тяжести.
— Лорд, — немного помедлив, продолжил Кастерра, — астропаты что-то обнаружили.
— Какова суть послания? — спросил Борей. Кастерра перевёл взгляд с Крия на Храмовника и обратно.
— Образ горы. Великий кратер тянется с её пика к тёмному сердцу, чей огонь давно погас. Астропаты говорят, что их преследуют сны о тепле горы. Говорят, что чувствуют кремень и свинец, — Кастерра вздохнул. — Вторичным изображением стала стандартная кодовая метафора для системы в скоплении Аринат.
Крий благодарно кивнул и отвернулся. Борей молча ждал.
— Игнарак, — наконец, заговорил Железнорукий. — Так это называют рождённые на Медузе — безмолвие гор, что когда-то горели, и будут гореть вновь.
— И что это значит?
— Это призыв. Призыв на военное собрание.
Омытая светом умирающей звезды «Фетида» безмолвно висела в пустоте. «Клятвенник» остановился вдали, не заглушая реакторы на случай, если придётся бежать или сражаться. Крий смотрел на огромный чёрный корабль, к которому летел «Штормовой Орёл».
«Фетида» родилась в небесах Марса. От двигателей на похожей на молот корме её покрывали чёрные камни и неотполированное железо. Корабль был похож на полетевший к звёздам город-кузню, а его раздутый корпус вмещал мастерские, литейные и хранилища. В последний раз когда её видел Крий, «Фетида» была королевой флота меньших кораблей, а вокруг причальных палуб словно светлячки летали подъёмники и грузовые транспорты. Теперь они казались безжизненными пещерами, а возвышавшаяся на хребте крепость превратилась в лабиринт развалин. Чёрные дыры орудий, сенсорные антенны и иллюминаторы смотрели на звёзды среди неровных кратеров. Проецируемый в механические глаза Крия корабль казался трупом, плывущим в чёрных водах.
«Она одинока», — подумал Железнорукий, комбинации данных и вероятностей в его разуме приводили к неприятным выводам. Он закрыл изображение, но не открыл глаза внутреннему убранству штурмового корабля. Веки из отполированного металла закрывали линзы глаз, и тьму его мира нарушал лишь мерцающий каскад непрерывных данных. Откуда-то слева доносился скрип брони Борея, возившегося в магнитной упряжи. Фыркающее урчание двигателей отдавалось в руках и доспехах легионеров.
Крию нравилось оставаться внутри собственных мыслей. Это напоминало ему о времени, когда он ещё не знал о смерти отца, когда мир состоял из чётких граней логики и силы.
«Что происходит с легионом, когда умирает примарх? — кружили мысли воина, пока «Орёл» летел к «Фетиде» через пустоту. — Что происходит с его сыновьями без направляющей руки? Что с нами будет?»
— Крий.
Голос Борея прервал его раздумья, и легионер встряхнулся, открывая глаза. Они прибыли.
Когда они приземлились, корпус «Штормового Орла» скрипнул, а двигатели и системы вздохнули, выключаясь. На лице уже поднявшегося и смотревшего на Крия Храмовника застыло всё тоже каменное выражение, раскалывающееся лишь в гневе. Доспехи Кулака мерцали, на золотистых пластинах были ясно видны выгравированные орлиные крылья. На спине Борея висел чёрно-красный плащ, а череп на рукояти убранного в ножны меча словно подмигивал агатовыми глазами.
— Крий, ты готов? — спросил Храмовник, и на мгновение Крию показалось, что он увидел в тёмных глазах воина проблеск эмоций.
«Жалость? Вот всё, что для нас осталось?»
Он кивнул Борею, снимая магнитные крепления, и встал. Сервомоторы в ноге вздрогнули, боль и ошибочная информация пронзили тело. Крий безмолвно выругался, не позволяя ничему отразиться на лице. Сбои в аугментике участились после того, как они покинули Солнечную Систему, словно добавленный к плоти металл отражал трещины в его душе.
«Или он отвергает растущую во мне слабость» — подумал Крий, проверяя громовой молот на спине и закреплённый на боку болт-пистолет.
— Я готов, — наконец, ответил Железнорукий, и они обернулись к опускающейся рампе. На мгновение перед глазами поплыло от яркого света, а затем зрение вернулось. Штурмовой корабль стоял в центре ярко освещённого круга посреди мрачной пещеры. Крий покачал головой, вглядываясь в тянущийся повсюду сумрак. На палубе стояли другие корабли — безмолвные и холодные, покрытые боевыми шрамами. «Грозовые Птицы», «Громовые Ястребы» и штурмовые тараны сгрудились с аппаратами десятков других конфигураций. Он узнал цвета Саламандр, Повелителей Ночи, Гвардии Ворона, подразделений Имперской Армии и Адептус Механикум — все были собраны вместе, словно в лавке старьёвщика. Казалось, что порыв воздуха вырвался из открытой печи.
Их ждало двенадцать фигур. Взгляд Крия метался между ними, отмечая потрепанные доспехи и символы пяти разных кланов Железных Рук. Броня каждого выглядела так, словно её ремонтировали вновь и вновь, каждый раз делая более громоздкой. Крий не узнал никого из легионеров, но с тех пор, как его отправили на Терру, прошло почти десять лет, а за это время в легионе могли поменяться сто тысяч лиц.
— Я — Крий, — заговорил он и услышал эхо. — Бывший вождь Кадорана и Солнечный Посланник Ферруса Мануса, — он остановился, поворачиваясь к Кулаку. — Со мной Борей, Храмовник седьмого легиона. Я пришёл с известиями и приказами от Рогала Дорна, Преторианца Терры.
Железные Руки не двигались, не отвечали. Крий нахмурился.
