— Да. Я хотел пойти с Валерией, а после… всего сказал, что пойду с Полли.
— Чтобы ей досадить? Тонкий, изящный ход. Плум тоже был с вами?
— Нет, не был.
— Что же он делал в клубе?
— Понимаете, он зашел на Малборо-стрит, чтобы заплатить за меня штраф, вот я его и прихватил.
Мартышка немного оживился.
— Штраф? Тебя что, арестовали?
— Да. Вышла неприятность, все из-за Рикки.
— А кто это — Рикки? — спросил граф.
— Аларих Гилпин, мой кузен.
— Пишет стихи, — объяснил Мартышка. — Такой мордатый, рыжий. Это он познакомил Хореса с Полли. Для танцев.
— А что же там вышло?
— Оказывается, Рикки и Полли любят друг друга. Он запретил ей идти со мной на бал. Пришел, а мы там… Вы его сейчас не видели?
— Вроде бы, нет.
— Он собирался зайти и сломать мне шею.
— Разве поэт может ломать шею?
— Рикки — может. Он как-то избил трех лотошников в Ковент-гардене. Пошел туда за вдохновением, чтобы написать стихи о природе, а они привязались. Ну, он их мигом превратил в цветную капусту.
— Как это не похоже на жизнь покойного Теннисона! Так что же случилось на балу?
— Понимаете, часа через два Полли вышла, я закурил, а тут идет Рикки. Говорит, кто-то дал ему билетик, и он взял напрокат костюм Фаунтлероя.[29] Ничего такого, наоборот — просил пятьсот фунтов, на кафе, где продают луковый суп.
Лорд Икенхем покачал головой.
— Пощадите сельского жителя, — сказал он. — Мы не поспеваем за бурной городской жизнью. Что это за кафе?
— Там продают луковый суп, — объяснил Мартышка. — Их теперь очень много, все у Пиккадилли-сёркус. Открыты до утра. Туда ходят, когда напьются. Золотое дно.
— Вот и Рикки так говорил. Какой-то американец открыл одно на Ковентри-стрит, зашибает две тысячи в год. А теперь собрался в Америку. Продает за пятьсот фунтов. Рикки просил у меня эти деньги, но вдруг…
— Постойте, я угадаю. Он увидел Полли.
— Именно. Он меня гладил по плечу, а тут покраснел, вскочил… в общем, изменился. Ну, сами знаете, что бывает в таких местах, если кто-то орет. То-се… В общем, я зря это сделал.
— Что?
— Ткнул его копьем. Я не хотел, я просто не рассчитал, смотрю — он схватился за живот и как-то странно на меня смотрит. Я опять ткнул. Тут и началось. Меня бы не арестовали, но он ухитрился заехать мне в зубы.
— Вы спутали, мой дорогой, — поправил его лорд Икенхем. — Наверное, все было иначе. Ни один полицейский не арестует человека за то, что его ударили.
— Нет, не спутал. Он дал мне в зубы, а я потерял голову. Ничего не помню. Глядь — а я бью какую-ту Марию-Антуанетту. Я очень удивился. Я еще думал, почему Рикки такой мягкий и так верещит.
— Очень неприятно.
— Не без того. Кавалер Антуанетты позвал полицию. А Рикки куда-то исчез. Кажется, его оттащили. Полицейский пришел и видит: я — с копьем, на всех кидаюсь… Трудно было его убедить. Да и судью тоже. Вообще-то я их не убедил. Рикки точно нету?
— Мы не заметили.
— Тогда я оденусь и пойду к Полли.
— Зачем?
— Чтобы она объяснила Рикки. Я же ничего плохого не делал! Сейчас он думает, что я… этот… как его… Дон..
— Дональд Дак? — подсказал Мартышка.
— Нет, Дон Жуан. Если Рикки не объяснить, что мы с Полли — просто друзья, он на все способен. Вы бы посмотрели вчера! Как сумасшедший.
— А если он тоже придет к Полли?
Хорес, направлявшийся в спальню, остановился.
— И то правда! Вы думаете, лучше позвонить?
— Ну, что вы! Разве можно решать по телефону такие деликатные дела? А язык взглядов? А незаметные, но незаменимые жесты? Тут нужен посол. Поручите это Мартышке.
— Мартышке?
— Златоуст! Да, да, понимаю. Вы думаете, он не захочет, ведь вы отказали ему в деньгах. Дорогой мой, Мартышка — истинный рыцарь. Да, собственно, почему бы не дать такую малость?
— Двести фунтов!
— Двести пятьдесят, вы не расслышали.
— Это же очень много!
— За собственную жизнь? Я замечаю в вас какую-то мелочность. Боритесь с ней.
— Почему все одалживают у меня?
— Потому что у вас есть деньги. Надо же платить налог за прапрапрабабушку, которая не могла отказать Карлу II. Дорогой мой, — обратился он к Мартышке, — расскажи мне подробней про этого Рикки. Он сильный, да? Быть может, очень сильный?
— Очень, дядя Фред.
— И ревнивый. Так, так…. К тому же вспыльчив. Неприятное сочетание свойств. Я встречал людей этого типа. Помню, был такой Кирпич Восток. Избил своего приятеля из-за одной девушки, а потом места себе не находил. Чуть свет — он у больницы, под окнами, дрожит, как лист. Я ему сказал: «Дрожать, как лист, надо было раньше, когда ты еще его не душил.»…
— Двести пятьдесят хватит? — спросил Хорес
— Да. Спасибо, старик.
— Значит, ты пойдешь к Полли?
— Только сперва поем.
— Я дам тебе адрес. Она очень умная, схватывает на лету. Ты уж постарайся.
— Будь спокоен!
— И поторопи ее, а? Пусть объяснит сегодня. Что ж, надо одеться.
Когда дверь за ним закрылась, лорд Икенхем взглянул на часы.
— Смотри-ка! — заметил он. — Мне тоже пора, меня ждет Эмсворт. Видишь, как все удалось. Встретимся у Плума, я потом зайду к ним. Кланяйся Полли и не играй в карты с Пудингом. Прекрасный человек, светлая личность, но любит одну игру, называется Персидский шах. Огонь поедающий,[30] иначе не скажешь! В общем, не играй.
Глава 6
Поскольку лорд Эмсворт повторял несколько раз наименее важные части своих рассказов, только к концу трапезы гость его узнал обо всех злоключениях. Хозяин же поправил пенсне и поглядел на него с надеждой.
— Что вы посоветуете, Икенхем? — спросил он. Лорд Икенхем вдумчиво съел сырную соломку.
— Необходимо предпринять некоторые шаги, — отвечал он. — Вопрос лишь в том, какие именно.
— Да, да, да.
— Что у нас есть? — продолжал гость, орудуя хлебом, ножом и редиской. — Одна свинья, одна сестра, один герцог.
— Да, да.
— Герцог стремится к свинье.
— Да.
— Сестра его понимает.
— Да.
— Свинья, без сомнения, предпочла бы держаться в стороне. Прекрасно. Что же отсюда следует?
— Не знаю, — сказал лорд Эмсворт.
— Вот что: центр, сердцевина, суть этого дела — свинья, и никто другой. Устраним свинью, и все уладится. «Как, нет свиньи?» — спросит герцог и, после естественного, но неглубокого разочарования, переключится на… ну, на что-нибудь, чем занимаются герцоги. Следовательно, дорогой Эмсворт, выход один — спрятать свинью в надежном месте и держать там, пока герцог не уедет.
— Как же ее спрятать? — робко поинтересовался граф. Лорд Икенхем поглядел на него с одобрением.
— Я ждал этого вопроса, — сказал он. — Ваш ясный разум не мог упустить самой сути. Отвечу: это нетрудно. Ночью, с сообщником, вы грузите ее на какую-нибудь повозку (один — толкает, другой — тянет) и везете ко мне, а у меня за ней будут ухаживать, как за любимым ребенком. Да, от Шропшира до Хэмпшира далеко, но можно кормить ее в пути. Проблема одна: кого взять в сообщники. Кому вы доверяете в замке?
— Никому, — отвечал лорд Эмсворт.
— Вон как… Это осложняет дело.
— А вы бы не могли приехать?
— Я бы рад, но жена строго-настрого запретила мне уезжать из Икенхема. Замечу, что она верит в неограниченное единоначалие.
— Но вы же не в Икенхеме!
— Да, ее нет, и я сбежал. Но она часто упоминала о дружбе с вашей сестрой. Если я приеду в Бландинг, леди Констанс меня выдаст. Напишет, как скрасил я тоскливую сельскую жизнь… В общем, вы понимаете.
— О, да! Да, да, да, да, да.
— И тем не менее, — продолжал гость, поедая редиску, сыгравшую роль леди Констанс, — выход есть. Он есть всегда. Мы поручим все это Пудингу.
— А кто такой Пудинг?
— Мой близкий друг. Он любит немного подработать. Я как раз собирался к нему Не пойдете?
— С превеликим удовольствием. Он далеко живет?
— Совсем близко. Возле Слоан-сквер.
— А то, знаете, я должен в три часа быть у сэра Родерика Глоссопа. Конни сказала, чтоб я пригласил его сюда, но это., это… нет! Вы его знаете?
— Недавно сидел с ним рядом на банкете.
— Говорят, очень талантливый человек.
— Да, так он мне и сказал. Он себя очень ценит.
— Конни хотела, чтобы я его привез, для герцога. Надо пойти к нему, а я хочу к Пудингу. Мы успеем до трех?
— Вполне. Выпьем кофе и пойдем. Вероятно, там будет мой племянник. Очень приятный, вам он понравится.
Мартышка прибыл к Плуму примерно тогда, когда графы вышли на улицу, и сразу попытался занять десять фунтов. Конечно, Хорес обещал куда больше, но, пока что, с деньгами как-то спокойней.
Однако он быстро обнаружил, что перед этим сыщиком сам Пуффи Проссер снял бы цилиндр. Начавши со слов, которыми Полоний[31] напутствует Лаэрта (известных, как ни странно, людям, и не читавшим Шекспира), мистер Плум сообщил, что, расставаясь с деньгами, он испытывает неприятное чувство, словно гладит бархат против ворса, а Мартышке не дал бы в любом случае, ибо слишком ценит их дружбу.
