Ответом послужила сухая улыбка. Чарлз ухмыльнулся и погладил ее щеку.
– Вернусь к ужину.
Пенни наблюдала, как он надменной походкой направляется к конюшням. На этот раз ее улыбка была искренней. Теперь, когда она знала его маршрут, можно быть уверенной, что их дорожки не пересекутся.
После раннего обеда она поехала в Фауи, оставила кобылку в «Пеликане» и снова спустилась в гавань. Убедившись, что рыбачья флотилия в море, она поднялась по узкой тропе к домику матушки Гиббс.
Та приветствовала ее кудахчущим смешком и тут же поискала взглядом обещанный соверен, зато оказалась верна слову, и когда Пенни двадцать минут спустя вышла из дома, все, что они слышали и предполагали о деятельности Николаса, вполне подтвердилось.
Она вышла из узкого переулка и оказалась на причале. И столкнулась с Чарлзом. Снова.
Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: теперь он знает, почему она выспрашивала, куда он направляется. Пенни кокетливо улыбнулась.
– Должно быть, ты мчался как ветер.
– Должно быть, – сдержанно подтвердил он, точно помня, что запретил ей посещать матушку Гиббс одной. Стиснув локоть Пенни, он поспешно повёл ее вдоль пирса.
Стараясь не обращать внимания на его явное раздражение, она спокойно смотрела перед собой.
– Что ты узнал?
Чарлз долго молчал, прежде чем смилостивиться.
– В Лостуителе – почти ничего. Никто из местных жителей не мог сказать, кого Гренвилл называл другом. Что же до Тайуордрита, там его знают только по репутации, но он никогда не ходил с ними в море.
– В таком случае вряд ли он забирался дальше Тайуордрита.
– Я тоже так думаю. Здесь и без того много шаек, а «рыцари Фауи» – лучшие, поэтому от добра добра не ищут.
Они свернули в сторону и направились к Хай-стрит.
– Интересно, почему я ничуть не удивлен? – вздохнул он.
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– Остановился поболтать со старшим конюхом в «Пеликане» и увидел твою кобылу. Остальное было легко. Итак, что узнала ты?
Она честно все рассказала.
Чарлз слушал, соглашаясь в душе, что матушка Гиббс – идеальный источник сведений. Пенни просто молодец, что нашла ее, пусть он и не одобрял ее визиты в этот дом.
– Николас определенно пытается утвердиться в роли заместителя Гренвилла и особенно подчеркивает, что все связные, которые ищут Гренвилла, отныне должны обращаться к нему.
– Это означает, что он ждет этого связного, – заключила Пенни. – Но зачем это ему? Война окончена. Французам больше не за что платить, не находишь?
– Да, военные секреты потеряли ценность. Но Николас служит в министерстве иностранных дел., а они занимаются торговыми договорами и тому подобным, – пояснил он и, немного подумав, добавил: – Я спрошу Далзила.
Пенни отняла руку, сжала его запястье и заставила остановиться.
– А ты можешь расспросить его, не упоминая имен?
Он прикусил губу, прежде чем, в свою очередь, поймать ее руку и честно признаться:
– Я уже рассказал Далзилу о Николасе, но, поверь, тебе ничто не угрожает. Тринадцать лет я доверял ему свою жизнь. Ни для тебя, ни для твоих родных никакой опасности нет.
Она молча смотрела на него. И лицо, и взгляд были непроницаемы. Он многое бы отдал, чтобы прочитать ее мысли так же легко, как это происходило с другими женщинами. И наконец он невольно взмолился, хотя вовсе не был уверен, что это такой уж мудрый шаг.
– Доверься мне.
– Х-хорошо, – нерешительно согласилась она и снова взяла его под руку.
Хорошо? И это все? Никаких вопросов? Она так просто доверила ему фамильную честь?
Он отвел ее в «Пеликан», растроганный искренней простотой, с которой она приняла его слова.
Забрав лошадей, они отправились в Эбби.
Когда они вышли из конюшни, навстречу бросились Кассий и Брут, тычась в ноги лохматыми головами, очевидно, прося, чтобы их погладили. Пенни засмеялась и принялась ласкать собак.
– Пойдем погуляем, – попросил Чарлз. – До ужина еще есть время, а этим двоим не терпится побегать.
Собаки, поняв, о чем идет речь, радостно залаяли.
– Пойдем, – улыбнулась Пенни.
Они дружно зашагали к укреплениям и поднялись на поросший травой верх, любуясь прекрасными видами: зелеными полями, темными лесами и серебристо-голубой водой дельты, сверкавшей под солнцем.
Подул довольно резкий ветер, вырывавший пряди волос из туго свернутого узла, ерошивший черные локоны Чарлза. Псы гонялись друг за другом, то вынюхивая что-то на земле, то возвращаясь к хозяину.
– Интересно, как здесь было во время войны? – спросил Чарлз, широким жестом обводя окружающий пейзаж. – Что-то изменилось?
Она поняла, о чем он спрашивает.
– Почти ничего. Правда, в гавани было больше судов: военные корабли и наши местные добровольцы. На балах и званых ужинах только и говорили о положении на фронте. Но в основном все оставалось прежним. Все те же повседневные заботы: поля, урожай, рыбная ловля. Кто на ком собирается жениться. Словом, жизнь продолжалась.
Ее так и подмывало узнать, почему он спрашивает, но она лишь заметила:
– Если бы эти перемены действительно происходили, ты, приезжая так редко, наверняка бы их заметил. Как по-твоему, что-то стало другим?
Он остановился, оглядел поля, теперь принадлежавшие ему, море и, набрав в грудь воздуха, покачал головой:
– Нет.
Они повернулись и пошли дальше.
– Если хочешь знать, самым глубоким желанием сражавшихся на фронте было сохранить эту и другие частички Англии. Сохранить для грядущих поколений. И ты не представляешь, как утешительно видеть, что все осталось прежним. – Она откинула со лба непокорную прядь. – Ты провел за границей много лет. Часто ли думал о нас?
Он повернулся к Ла-Маншу, на другом берегу которого он провел все эти годы. Ей показалось, что во взгляде его светится тоска.
– Каждый день.
У нее перехватило горло. Слишком хорошо она знала, что он чувствует к этому месту: полям, небу, морю. Чем можно его утешить? Объяснить, что она яснее других сознавала, как велика его жертва? Неудивительно, годы закалили его, ожесточили душу.
– Почему ты не вышла замуж?
Вопрос застал ее врасплох. Правда, она едва не засмеялась: до чего же типично с его стороны сразу переходить к сути вещей, откровенно презирая все условности.
Чуть приподняв губы в улыбке, она пожала плечами:
– Уверена, что матушка все тебе рассказала. У меня были – четыре абсолютно удачных сезона, но никто из джентльменов не привлек моего внимания.
– Зато, как я слышал, ты привлекла внимание многих. Едва ли не целого эскадрона. Так что же тебе в них не понравилось? Не могли же они все как один оказаться прыщавыми?