– Насколько я помню, ни один, – засмеялась она.
– Так почему же ты оказалась столь разборчивой? Чего он добивается?
– Похоже, ты не собираешься сдаваться?
Чарлз замялся, но все же выпалил:
– Только не в этот раз.
В голосе откровенно прозвучали стальные нотки, и Пенни удивленно на него уставилась, не понимая, в чем причина. Он поймал ее взгляд, небрежно пожал плечами.
– Я был совершенно убежден, что уж тебя-то наверняка не застану, когда вернусь домой.
Пенни вовсе не была обязана ничего объяснять, и все же вряд ли кто-то считал это государственным секретом.
Она продолжала идти. Он шагал рядом и не пытался настаивать.
– Я не приняла ни одного предложения, потому что ни один из джентльменов не мог дать мне того, чего я хотела, – выговорила она наконец.
Она едва ли не с детства знала, чего желает от брака, и когда дело дошло до выбора, поняла, что не готова принять хоть и достойную, но все же замену.
Он не стал допытываться. Все ее поклонники терялись в догадках, что же ей нужно. Она сомневалась, что он способен понять лучше, чем они. Впрочем, это не важно.
Они дошли до конца укреплений и в последний раз обернулись полюбоваться видом.
Ее лицо вспыхнуло за секунду до того, как она ощутила прикосновение его руки к своей талии… почувствовала, как он обнимает ее сильно и уверенно, притягивая к себе.
Она уперлась руками ему в грудь, но не попыталась его оттолкнуть. Просто воспользовалась старым женским трюком: низко опустила голову, чтобы он не сумел ее поцеловать. Но он продолжал держать ее, не сковывая движений. Просто тихо засмеялся и склонил голову набок, так что его дыхание овеяло ее щеку.
– Пенни…
Она отважно боролась с искушением посмотреть на него, вскинуть голову, дать ему возможность, которую он так искал. Ее пальцы впились в лацканы его сюртука… пока его губы и кончик языка неспешно ласкали ее ухо.
И тут он сделал то, чего она так боялась. Перешел на французский, язык его предков, язык любви, язык, на котором говорил во время их свидания много лет назад, язык, который, помоги ей Господи, она так хорошо понимала.
Язык, которому он ее научил.
– Моп ange…
Так он назвал ее однажды. Своим ангелом. Она не слышала этих слов тринадцать лет, и все же они произвели на нее то же воздействие. Произнесенные тем же глубоким мурлычущим тоном. Скользнувшие по ней как ощутимая ласка. Боже, как же они близки! Как он был искренен, когда предупреждал ее! Когда речь шла о нем, она не имела сил противиться. Не могла – обороняться.
Чуть приподняв голову, она взглянула в сторону и встретила его взгляд. В его синеве не было коварного торжества. Только непонятная ей напряженность.
Этого крошечного движения было достаточно, чтобы он медленно наклонил голову. И когда она не отстранилась, коснулся губами ее губ. Легко. Искусительно. Соблазняюще.
О, он хорош, так хорош, что она сдалась без боя. Обвила его шею и запрокинула голову.
Именно этого приглашения он ждал.
Несколько долгих минут она просто плыла по течению, позволяя ему делать все, что пожелает, и жадно принимала в свое одинокое сердце все наслаждения, которые он готов был ей дать.
Да, тут кроется опасность, но опасность, которую она готова встретить лицом к лицу. Они стояли на укреплениях, на виду у всякого, кто мог случайно взглянуть в их сторону, и не важно, что, каким бы своевольным и буйным он ни был, каким бы распутным его ни считали, дальше поцелуя он зайти не сможет.
С этой стороны ей ничто не угрожает. Опасность кроется не здесь.
Она и сама не знала, где и в какой форме находится эта опасность.
Когда он наконец поднял голову и, глядя на нее из-под длинных ресниц, скользнул пальцами по груди и ощутил ее неизбежную реакцию, почувствовал, как набухли и отвердели ее груди, она внезапно растеряла всякую уверенность в себе.
Он изучал ее слишком пристально. Да, он предупредил ее и отправляет домой, чтобы не обольстить, и все же…
Она судорожно сжала кулаки.
– Чарлз, послушай меня: мы больше никогда, никогда не пойдем этой дорогой.
На этот раз она сумела его оттолкнуть. Он отпустил ее, но решимость во взгляде не ослабла. Он поймал ее руку, поднес к губам и поцеловал.
– Ошибаешься, пойдем. Только не так, как в прошлый раз.
Она посчитала его тон слишком самоуверенным и хотела уже возразить, но он отвернулся и свистом позвал собак. Те прибежали, весело помахивая хвостами. Чарлз взял Пенни за руку и повел к дому.
– Нам пора.
Она молча подчинилась и не отняла руки, пока они шли к дому под косыми лучами заходящего солнца. Что бы он себе ни воображал, во что бы ни верил, то, что было однажды, никогда больше не случится. Скоро он поймет свою ошибку.
Глава 7
Позже, за ужином, она втайне гадала, уж не поцеловал ли он ее, чтобы отвлечь от вечерней поездки? А может, просто хотел, чтобы она испугалась возвращаться домой вместе с ним, насторожилась и вообще передумала его сопровождать? Но так или иначе, ничего у него не выйдет!
Они поднялись из-за стола и пошли в библиотеку. Пенни выбрала сборник стихов и уселась у камина.
Чарлз мрачно оглядел ее, схватил книгу, оставленную на пристенном столике, грациозно растянулся в кресле и тоже принялся за чтение. Волкодавы немедленно улеглись у его ног двумя мохнатыми ковриками.
Она заметила, что книга раскрыта почти на середине, но с этого расстояния не смогла прочесть заглавие. Сама она вот уже десять минут пыталась понять смысл какой-то оды и, вконец отчаявшись, спросила:
– Что ты читаешь?
– Новейшую историю Франции, – пробормотал он.
– Новейшую?
– От начала царствования Людовика XIV до террора. Этот период включал и те годы, в течение которых ее отец «собирал» коробочки для пилюль.
– Книга написана французским историком, членом академии, который почти непристойно радовался, став свидетелем конца аристократии, – продолжал Чарлз. – Он приводит немало интересных деталей, с точки зрения француза, разумеется.
– Думаешь, здесь отыщутся какие-то ссылки на Эмберли или на секреты, которые продавали он и папа?
– Нет, в этом я совсем не уверен, тем более что подобные вещи наверняка строго охранялись. Я ищу упоминание о каком-то тайном источнике или агенте, это скорее всего самое большее, на что мы можем надеяться.
Он снова углубился в чтение. Она последовала его примеру, и постепенно поэзия ее увлекла.
Он не пошевелился, когда часы пробили девять, но ровно через час захлопнул книгу, поднял голову и коротко бросил:
– Пора идти.
Они поднялись наверх переодеться. Пенни торопливо натягивала одежду, боясь, что он потеряет терпение, не дождется и уедет без нее.