— Вот мы и приехали, — сказал водитель. — Разрешите предложить вам помощь как переводчик.
— В этом нет необходимости. Не выключайте счетчик. Я вернусь через несколько минут.
Питт вышел из машины и вошел через боковую дверь в ангар, занимавший около двух акров. Пять маленьких частных самолетов сбились в кучу в одном углу ангара, как группа зрителей в пустом зале. Но был еще и шестой, на котором Питт остановил свое внимание. Это был старый самолет фирмы Форд с тремя двигателями, известный под прозвищем Тин Гуз. Грязное алюминиевое покрытие, закрывавшее корпус и три двигателя, один из которых был расположен на носу самолета, прямо перед кабиной пилота, а два других висели между проводами и подпорками, завершало неприглядный вид, который должен был убеждать, что на этом самолете нельзя не только летать, но и оторвать его от взлетной полосы. Но старые, опытные асы верили в него. Для них это был летающий сукин сын. Питт проследил глазами колею, оставленную самолетом, и подумал, как хорошо было бы совершить на нем испытательный полет. Он направился в дальний конец ангара, где находились служебные помещения.
Он открыл дверь и вошел в комнату, служившую одновременно и для хранения инструментов, и для отдыха. Сигаретный дым смешался с запахом кофе. Он постоял мгновение, наблюдая за группой людей, столпившихся у большого кофейника и смеявшихся над сказанной кем-то шуткой. Все они были одеты в белые комбинезоны, безупречно чистые у одних и заляпанные черными масляными пятнами у других. Питт подошел к ним, улыбаясь.
— Извините, джентльмены, кто-нибудь из вас говорит по-английски?
Один из них, длинноволосый, сидевший к Питту ближе всех, произнес, растягивая слова:
— Да, я говорю по-американски.
— Превосходно, — улыбнулся Питт. — Я ищу человека с инициалами С. К. Вероятно, он специалист по гидравлике.
Механик глянул на него тяжелым взглядом:
— А кому это надо знать?
Питт дружески улыбнулся и достал свое удостоверение.
— Питт, майор Дирк Питт.
В течение следующих пяти секунд воцарилось молчание. Механик сидел неподвижно, ошеломленный, с широко открытыми глазами. Он беспомощно вскинул руки, которые тут же упали.
— Я — конченый человек, майор. Я знал, знал, что это слишком хорошо, чтобы продолжаться так долго. — Акцент выдавал в нем жителя Оклахомы.
Теперь настала очередь Питта онеметь на мгновение.
— Что — слишком хорошо?
— Моя ночная деятельность, — угрюмо протянул оклахомец. — Я ремонтировал гидравлику у гражданских самолетов в свое свободное время.
Он несчастным взглядом уставился в свою чашку кофе.
— Я знал, это против установок Вооруженных Сил США, но хорошие денежки на дороге не валяются. Похоже, мне стоит попрощаться с моими нашивками.
Питт удивленно посмотрел на него.
— Я не знаю таких установок, которые запрещали бы вольнонаемному или офицеру заработать пару долларов в свободное время.
— Верно, майор. Ничего против правил Вооруженных Сил. Это политика, установленная на базе Кефлавик полковником Нейгелем. Он считает, что и в свободное время мы должны обслуживать военные самолеты, а не помогать упрашивающим нас гражданским. Я думаю, он просто зарабатывает себе имя среди высоких чинов в Пентагоне.
Взгляд Питта перешел с механика на группу стоявших невдалеке людей и прислушивавшихся к их разговору, потом снова посмотрел на механика. Внезапно его глаза похолодели.
— Встать, когда разговариваешь со старшим офицером!
— Я не должен целовать вашу задницу, майор. На вас нет формы и…
Все остальное заняло две минуты. Питт бесстрастно нагнулся, одним движением вышиб стул, повалил механика на спину и наступил ногой ему на горло. Остальные замерли в изумлении. Затем они опомнились и стали угрожающе наступать на Питта.
— Скажи своим дружкам, чтобы они убрались, или я сверну тебе шею, — широко улыбаясь, произнес Питт, глядя в расширенные от страха глаза.
Механик был не в состоянии произнести ни слова, поэтому он начал отчаянно жестикулировать обеими руками. Мужчины остановились, но не столько из-за безмолвных просьб их товарища, сколько из-за ледяной усмешки Питта.
— Так-то лучше, ребята, — произнес Питт и повернулся к механику, он поднял ногу ровно настолько, чтобы тот мог говорить.
— Ну, а теперь имя, звание, серийный номер!
— Сэм… Сэм Кашман, — выдавил он. — Сержант Вооруженных Сил, номер 19385628.
— Что ж, не так уж плохо. — Питт разогнулся и помог Кашману подняться.
— Извините, сэр. Я решил, что вы отдалите меня под трибунал.
— Ты ошибся в расчетах, парень, — прервал его Питт. — В следующий раз не открывай рот. Ты признаешься в преступлении, которого не совершал.
— И вы не выдадите меня?
— Начать с того, что меня совершенно не интересует, чем ты занимаешься по ночам. И поскольку я не размещаюсь на американской военно-воздушной базе в Кефлавике, меня не волнует политика вашего полковника Нейгеля, каким бы дерьмом он не был. А потому я не стану выдавать тебя. Все, что мне надо, чтобы ты ответил мне на несколько вопросов. — Питт посмотрел Кашману в глаза и мягко улыбнулся. — Ну, как? Сможешь мне помочь?
На лице Кашмана отразился благоговейный трепет.
— Боже милостивый, сколько бы я отдал, чтобы служить под вашим началом, майор! — Он протянул ему руку. — Спрашивайте!
— Во-первых, не пишешь ли ты обычно свои инициалы на оборудовании, которое ремонтируешь?
— Да. Это мой своеобразный товарный знак, можно сказать. Я делаю хорошую работу, и я горжусь ей. Есть и другая причина. Если я работаю над гидравликой самолета, а мне потом возвращают его с неисправностями, я точно могу доказать, что неисправность появилась не в той части системы, над которой работал я. Это оберегает много времени.
— Не приходилось ли тебе недавно ремонтировать переднюю опору шасси у британского пассажирского самолета?
Кашман задумался на минуту.
— Верно, около месяца назад. Это был новый двойной турбовинтовой «Лорелей» — адская машина.
— Он был выкрашен черной краской?
— Я не мог видеть окраску. Было темно. Мне позвонили в половине второго ночи. — Он покачал головой. — Хотя, по-моему, он не был черным.
— Были у него какие-нибудь опознавательные знаки или что-нибудь необычное, что ты заметил при ремонте?
Кашман расхохотался.
— Самым необычным были два кретина, которые на нем летали. — Он взял чашку, предлагая Питту кофе. — Ох, эти ребята очень спешили! Они все время стояли рядом, подгоняя меня. Чуть не обмочили! Похоже, они где-то резко приземлились и повредили перемычку амортизатора. Им чертовски повезло, что я нашел запасную в ангарах Британской авиакомпании.
— А внутрь не удалось заглянуть?
— Черт, нет. Они так охраняли входную дверь, как будто на борту был президент.
— Нельзя предположить, откуда они могли лететь или куда направлялись?
— Нет. Совсем нет. Они были молчаливые, эти парни. Не говорили ни о чем — только о ремонте. Хотя, я думаю, это был местный рейс. Они не перезаправлялись. На «Лорелее» далеко не улетишь без перезаправки — даже из Исландии.
— Пилот должен был подписать тебе заявку на обслуживание.
— Должен. Но он отказался. Сказал, что он летит вне расписания и что сделает это в следующий раз. Но заплатил мне отлично. Вдвое больше, чем стоит такая работа.
Кашман помолчал немного. Он пытался понять, что нужно этому стоящему перед ним человеку. Но лицо Питта было непроницаемым, как гранитная статуя.
— Зачем вы меня спрашиваете обо всем этом, майор? Можно мне узнать ваш секрет?
— Секрета нет, — медленно проговорил Питт. — «Лорелей» пару дней назад потерпел крушение. Не осталось ничего, что помогло бы идентифицировать самолет, кроме части передней опоры. Я пытаюсь сделать что. Вот и все.
— Он был заявлен как пропавший?
— Я бы не стоял здесь, если бы это было так.
— Я чувствовал, было что-то подозрительное в тех ребятах. Именно поэтому я сам заполнил заявку на обслуживание.
Питт напрягся, глядя Кашману прямо в глаза.
— Какого черта стоит твоя заявка, если ты не смог опознать самолет?
Хитрая ухмылка мелькнула на губах Кашмана.
— Может, я и простой сельский парень, но я родился не сегодня. — Он направился к боковой двери. — Сегодня — ваш день, майор.
Он провел Питта в маленькую комнатку, где находился старый, прожженный во всех местах сигаретами стол и пара таких же старых стульев. В углу стоял большой, обитый металлом шкаф. Кашман подошел к нему, выдвинул ящик, покопался там какое-то время и протянул Питту маленький журнал, заляпанный жирными отпечатками пальцев.
— Я не врал, майор, когда говорил, что было слишком темно, чтобы разобрать, какой краской он был выкрашен. В нижней части его не касалась ни щетка, ни пульверизатор. Алюминиевое покрытие было таким же свежим, как в день, когда он сошел с конвейера.
