— Значит, это все-таки не обычный вор?
— Нет, — ответил профессор. — С таким же успехом мы можем считать его гостем, незнакомцем, которого ждал Торбен.
— Ждал с нетерпением? — предположил лесничий.
— Да, или со страхом, даже с ужасом, как угодно, — задумчиво ответил профессор. — Когда я вспоминаю странное поведение Торбена, последнее мне кажется наиболее вероятным.
В то время, как профессор и лесничий беседовали о таинственном госте, произошло новое событие. Вдали послышался шум автомобиля, ехавшего по аллее в сторону замка.
Все с любопытством повернулись в ту сторону.
Из зеленого коридора аллеи вынырнул небольшой черный автомобиль и подъехал к замку. В автомобиле ехал только один человек, он и сидел за рулем, на нем был коричневый кожаный плащ и спортивная каскетка. Профессору он показался знакомым.
Автомобиль остановился у главного входа, приехавший вышел из него и оглядел толпу. Увидев профессора, он снял каскетку и с улыбкой подошел к нему.
Теперь профессор узнал его. Это был антиквар Хенглер. На душе у профессора стало смутно.
Мы начинаем собираться, подумал он, один за другим.
Сперва приехал я, потом — Торбен. Человек со шрамом тоже как будто здесь побывал. А вот теперь и Лоренцо Хенглер. Мы действуем независимо друг от друга. И все-таки нас ведет одно и то же стремление. С того утра, как был найден убитый господин Мильде, мы все оказались вовлечены в некое движение, которое приближает нас к решению этой загадки, и, по-видимому, ждать уже недолго.
В ту минуту профессору остро недоставало одного человека. Он вдруг почувствовал себя одиноким. И подумал о том, кто находился далеко отсюда. О сыщике Ристе.
— Вы из Копенгагена? — спросил он у антиквара.
— Да, — ответил Хенглер. — Дивная поездка.
Однако на его машине совсем не было пыли, как будто она проехала всего несколько километров.
35
Психиатр
Человек, не знавший об убийстве господина Мильде и вдруг оказавшийся перед замком, увидев взволнованных людей перед разбитым окном подвала, сразу понял бы, что тут случилось какое-то несчастье. Обитатели усадьбы молча стояли вокруг управляющего Кристенсена. Их мрачные, замкнутые лица говорили о том, что у них есть свое мнение о случившемся, но так как оно, по-видимому, никого не интересовало, они, как свойственно крестьянам, отделывались иносказаниями. Кристенсен поддал ногой осколок стекла, он тоже помалкивал и скрывал свои мысли, словно думал: все равно нам никто не верит! В середине толпы, уперев руки в бока, стоял высокий, светловолосый лесничий, его ноги в сапогах с высокими голенищами как будто вросли в землю, взгляд перебегал с одного на другого. Казалось, его присутствие только усиливало недовольство людей. Он напряженно над чем-то думал. Профессор Арвидсон с трудом сдерживал волнение, он уже преодолел усталость, в нем не осталось и тени сонливости, лишь холодное спокойствие, которое достигается невероятным усилием воли и может привести к Самым досадным вспышкам. Он был очень бледен. Антиквар Хенглер, вежливо улыбаясь, с недоумением оглядел всех и выразил сожаление, что приехал не вовремя. Но не исключено, что сдержанность крестьян, горечь лесничего и, главное, нетерпение профессора объяснялись именно неожиданным появлением этого человека.
— У вас у всех такой вид, будто здесь случилась какая-то неприятность, — сказал вдруг Хенглер. — Сегодня ночью?
— Нет, утром, — ответил профессор. — Всего час назад.
— Что же произошло?
Профессор промолчал.
— Надеюсь, ничего непоправимого? — продолжал Хенглер.
— В дом забрался вор, — сказал лесничий.
Хенглер с сожалением развел руками. Потом показал на разбитое окно:
— Другого и ждать нельзя, если такой большой дом стоит пустой. Но, надеюсь, семейство Мильде хранит свое серебро не в подвале?
— Ошибаетесь, — ответил профессор. — Вор не ограничился подвалом. Из подвала он проник дальше в дом. Видите там три окна, среднее из них открыто? Вор был как раз в тех комнатах, когда его присутствие обнаружили. Это те самые знаменитые комнаты, о которых мы с вами, если помните, говорили за ужином в «Фениксе». Три комнаты, которые господин Мильде уже несколько лет держал запертыми, это обстоятельство у всех вызвало жгучее любопытство, и у меня в том числе.
Хенглер с интересом взглянул на окна, на лице у него не мелькнуло даже тени беспокойства. Потом он обратился к профессору, делая ударение на каждом слове:
— Этот странный рассказ разжег и мое любопытство. Ничуть не меньше, чем ваше. Вор что-нибудь украл?
— Я же сказал, его обнаружили.
— И схватили?
— Вас это интересует?
Антиквар насторожился и внимательно посмотрел на профессора.
— Конечно, но я должен был сам это понять: здесь столько людей, что задержать его было, полагаю, не трудно.
— Его не задержали.
— Какая досада!
— Он вылез в среднее окно, оно и сейчас еще открыто, — ответил профессор. — То, в котором занавеска колышется от ветра.
— Но это же настоящий акробатический трюк, такой не каждому по плечу, — задумчиво проговорил антиквар. — А Торбен здесь? — спросил он неожиданно.
— Торбен приехал, но сейчас он отдыхает, — ответил профессор.
— Вообще-то, он ранняя пташка, — заметил антиквар.
— Сегодня он не спал всю ночь.
— Ну разве что, — почти насмешливо улыбнулся антиквар. — Однако час тому назад он, должно быть, еще не спал. Я полагаю, он отправился на покой, как раз перед тем, как вы обнаружили вора.
— Почему вы так думаете? — спросил профессор, все больше и больше волнуясь. — Разрешите задать вам один вопрос: вы приехали сюда прямо из Копенгагена?
— Да.
— На этом автомобиле?
— Разумеется.
— По автомобилю этого не скажешь.
— Я немного вымыл его в ближайшем трактире, как же иначе.
Хенглер ближе подошел к профессору.
— Господин психиатр, — тихо и немного презрительно проговорил он. — Господин психиатр, мне хотелось бы продолжить наш разговор в доме, я не люблю такого яркого солнца.
— Пожалуйста, если вы считаете, что нам есть, о чем говорить.
— К тому же, мне не нравится вся эта публика. — Хенглер поглядел на крестьян, которые во время этого разговора отошли от них подальше.
Лесничий с нескрываемым любопытством наблюдал за профессором и антикваром. Он понял, что раздражение профессора имеет свои причины, и ему не хотелось, чтобы крестьяне оказались свидетелями возможной ссоры. Поэтому он быстро провел профессора и антиквара в холл. Здесь все было так, как в тот роковой день, когда господин Мильде покинул свой дом. Обстановка большого холла свидетельствовала о постоянстве вкуса его хозяина — стены были украшены оружием, однако без каких-либо признаков хвастовства, как часто бывает, когда охотники выставляют свои трофеи.
Антиквар хотел подняться по лестнице на второй этаж, но профессор остановил его.
— Нам больше не мешают любопытные, и мы можем спокойно поговорить здесь. Вы обратили внимание на то, что с тех пор, как вор убежал, прошел всего час?
— Теперь, да, когда вы сами сказали мне об этом, — ответил антиквар.
На его лице было написано искреннее удивление, вызванное поведением профессора. Профессор как будто объявил антиквару войну.
— Однако мои слова не произвели на вас никакого впечатления, — с досадой продолжал профессор. — Меня восхищает способность некоторых людей к притворству.
— Я вас не понимаю.
— Возможно, вы поняли бы меня, если бы я рассказал вам, как выглядел вор, — объяснил профессор. — Нам, к счастью, удалось разглядеть его внешность. На левой щеке у него был шрам, очень заметный шрам от осколочного ранения. Кроме того, он был явно похож на иностранца и говорил по-английски. Ну, и, наконец, после его исчезновения прошел всего час.
— Не вижу никакой связи в том, что вы говорите, — сказал антиквар. — Очень хорошо, что у вас есть приметы преступника, по ним его будет легко поймать в округе, где все хорошо знают друг друга. Но почему вы опять обращаете мое внимание на то, что с его исчезновения прошел всего час?
— Полагаю, что за этот час он мог успеть основательно изменить свою внешность. Мы считаем, что узнали в воре человека, который уже возникал в связи с убийством господина Мильде, этот человек называет себя Стамсундом и отличается тем, что феноменально меняет свою внешность и выступает в самых разных обличиях.
Хенглер удивленно наблюдал за профессором, потом с досадой развел руками, словно выражая сожаление, что не понимает, о чем тот говорит.
— Вы имеете в виду смерть старого господина Мильде? Должен признаться, я вовсе не думал о ней в последнее время. Мне казалось, что это дело уже закрыто. Однако могу понять, что люди, потрясенные в свое время редкой жестокостью этого убийства, до сих пор не могу забыть о нем, — в его голосе звучало неискреннее сочувствие.
