Если заговорить об алхимии с профаном, немедленно услышишь словосочетание «философский камень». Прежде всего, само это выражение некорректно, ведь не говорим же мы «человекообразный человек». В текстах, написанных истинными адептами, употребляется термин «камень» (petrum) или «наш камень» (nostrum petrum). По возможности и мы будем говорить «камень», избегая прилагательного «философский».
Альберт Великий писал: «Ежели мастерство не будет изучено у искусившегося мастера, то через чтение книг оно не приобретётся». Автор статьи не является адептом, никогда не занимался практической алхимией, поэтому конкретных рецептов и методик здесь не будет. Рассматриваются лишь некоторые философские положения алхимии, иллюстрируемые литературными произведениями и легендами, в том числе — новейшего времени.
Алхимическое представление о мироздании основано на философии Аристотеля, адаптированной к нуждам алхимиков. Согласно Аристотелю, вещный мир состоит из первоматерии, одушевлённой платоновскими качествами. Сама по себе первоматерия не имеет никаких качеств, она инертна, безжизненна и обладает только массой и протяжённостью. В алхимических трактатах, особенно в «Немых книгах», первоматерия изображается в виде мёртвого тела. Истинный камень — это первоматерия, ещё не обретшая никаких свойств, но одухотворённая трудом мастера.
Тут мы сталкиваемся с первой из малоизвестных алхимических легенд: «Легендой о невещном грифоне».
У Аристотеля грифон — обычное животное, помесь льва с орлом, живущая в горах и охраняющая скрытое там золото. Образ этот весьма популярен, достаточно вспомнить Банковский мостик в Петербурге, который украшен фигурами грифонов. Будь мостик не банковским, то и фигуры были бы другими. А так — кому ещё, как не грифонам, охранять золотовалютные запасы банка, находившегося некогда в здании нынешнего Государственного университета экономики и финансов?
Невещный грифон — это некая сущность, охраняющая камень от попыток недостойного использования. Он образуется в момент появления камня и сопровождает его в дальнейших трансформациях. На старинных гравюрах изображения грифона, а иногда — грифа-стервятника или дракона сопровождают символ первоматерии. Невежественные толкователи утверждают, что так художник подчёркивает безжизненность мёртвого тела. На самом деле перед нами диалектическая пара — материя, не имеющая качеств, и качества, лишённые материальной сути.
Но прежде о том, как образуются камень и грифон.
Исходным материалом для первой стадии делания может служить всё что угодно, ибо всё сущее состоит из материи и четырёх качеств: холода, тепла, сухости и влажности. Четырём качествам соответствуют четыре стихии: земля, воздух, огонь и вода. Земля — холодна и суха, воздух — горяч и сух, огонь — горяч и влажен, вода — холодна и влажна. Вода и огонь — стихии женские, земля и воздух — мужские. Вступая в брак, стихии порождают два вещества: серу и ртуть. Сера порождена землёй и огнём, ртуть — воздухом и водой. Соединяя в должном сочетании серу и ртуть, мы можем получить всё разнообразие существующих веществ. Очищая и разъединяя вещества, можно достичь исходных серы и ртути.
Таково кредо алхимии времён её самого блестящего развития. Впоследствии неудачливые адепты начали добавлять к исходной паре веществ соль и иные вещества, изысканные алхимиками, что и привело алхимию в упадок.
Нелишне напомнить, что алхимические стихии и вещества — это вовсе не то, с чем имеют дело естественные науки, а понятия идеальные, каковыми привыкли оперировать науки гуманитарные. В частности, у ртути философов напрочь отсутствуют металлические качества. «Ртуть, — пишет Раймонд Луллий, имея в виду обычную металлическую ртуть, — сама металл и поэтому матерью металлов быть не может».
Истинная ртуть и истинная сера получаются путём очистки и разделения любого, произвольно взятого вещества. Роджер Бэкон, разрабатывая теоретические аспекты алхимии, писал, что ртуть и серу философов не обязательно получать из реальных серы и ртути. Выделения организма для этого подходят ничуть не хуже. Простодушные францисканцы, державшие философа в тюрьме, поняли сказанное буквально и принялись добывать философскую ртуть из соплей, а философскую серу ковырять в ушах. Отзвук этой анекдотической истории слышен и поныне, термин «ушная сера» тому доказательство. Разумеется, ничего, кроме вони, жадные нищенствующие монахи не получили.
Как же именно проходит первый этап делания?
Берём любое вещество и начинаем его очищать от посторонних примесей. Большинство операций, применяемых при этом алхимиками, хорошо известны и ныне применяются в химии. Это мацерация, перекристаллизация, перегонка с паром, сухая возгонка, диализ, седиментация, декантация, экстрагирование и многие другие. Когда вещество окажется достаточно очищенным, приступаем к очистке духовной. Обычно это та же возгонка, но посредством пламени души. Берётся двурогий алембик, на одно горло примазывается шлем, второе запаивается и охлаждается. При этом запаянное горло работает как очень примитивный обратный холодильник. Впрочем, современный обратный холодильник и не смог бы работать в таких условиях. В охлаждаемой части на стенках сублимируется философская сера, а философская ртуть, которая, как и обычная ртуть, является жидкостью, конденсируясь, стекает обратно на дно алембика и вновь возгоняется, пока пары её не достигнут шлема, где она, сконденсировавшись, стечёт в приёмник. Нетрудно догадаться, что горло под шлем делается гораздо тоньше и длинней первого. Если бы стеклодувное мастерство алхимиков было достаточно развито, там запросто можно было бы поставить дефлегматор «ёлочка». Впрочем, не стоит задирать нос перед старыми мастерами. Мы умеем виртуозно паять стекло, а они умели возгонять вещества посредством душевного жара.
Разложив таким образом реальное тело на два элемента, адепт начинает синтез камня. Вещества, которые с таким трудом были разделены, должны соединиться вновь, но уже в иных сочетаниях. Собственно говоря, перед нами типичная реакция обмена. Сера, состоящая из первоматерии и двух качеств (тепло и сухость), соединяясь со ртутью, также состоящей из первоматерии и двух качеств (холод и влажность), дает в результате не вещественное тело, а две новые сущности: мёртвую первоматерию и невещного грифона, состоящего из четырёх качеств и лишённого какой-либо материальности.
Технически процесс осуществляется так. Философские ртуть и серу, взятые в эквимолярном соотношении, запаивают в алембик и на девять месяцев ставят в умеренное тепло (37 градусов по Цельсию). Заметим, что количественные отношения пришли в науку лишь в самом конце XVI века. Старые алхимики не знали понятия «эквимолярный», употребляя термин, сохранившийся ныне только в поваренных книгах: «достаточное количество». Действительно, повар-виртуоз никогда не отвешивает сто или двести граммов чего бы то ни было. Любой ингредиент берётся только по вкусу в достаточном количестве. Именно поэтому кулинария не наука, а искусство. То же самое следует сказать и об алхимии. Умеренное тепло алхимики определяли так же, как любящие мамы определяют, нет ли у ребёночка жара: с помощью губ или тыльной стороны запястья.
Разумеется, одного умеренного тепла недостаточно для синтеза камня. Требуется ещё любовь. Если вдуматься, так оно и должно быть. Если мама не любит своё дитя, оно умрёт. Если повар колдует над плитой, не имея в душе любви, получится не изысканный обед, а общепитовская гадость. И если адепт, не имея любви, мечтает о золоте, конечным результатом его трудов будет киноварь.
Через девять месяцев яйцо (именно так называют алембик, в котором происходит синтез камня) раскалывается, иногда самостоятельно, иногда мастером, если он видит, что срок пришёл. Готовый камень устойчив на воздухе, адепт, осуществивший делание, может безопасно взять его в руки, но в остальном камень лучше хранить в плотно закрытом стеклянном или керамическом сосуде.
Кажется, делание завершено удачно. И что же дальше?
— Золото! — возопит профан. — Давайте делать золото! И побольше!..
Что же, право на эксперимент есть и у профана. Давайте делать золото.
Камень, представляющий собой лишённую качеств первоматерию, способен, вступая в контакт с реальными (и потому не слишком чистыми) веществами, воспринимать свойства, которые являются доминирующими в данном веществе. Бросьте камень в грязную воду, и вы получите воду чистейшую, которой будет тем больше, чем лучше была доброта камня и чище исходная вода. Сплавьте камень с любым металлом (вовсе не обязательно ртутью или свинцом) — и вы получите совершеннейший из металлов — золото, коего окажется тем больше, чем совершеннее был исходный металл и лучше камень.
Но есть у этих промышленно привлекательных процессов и обратная сторона. Законов сохранения никто не отменял даже для алхимии. Так куда же девается то нечистое, что присутствовало в металле, не позволяя ему быть золотом, а превращая в железо, цинк или празеодим? А оно переходит к невещному грифону, наполняя его идеальную форму вполне реальным содержанием. И невидимый прежде грифон овеществляется, превращаясь во вполне конкретную зверюгу. Хорошо, если после того, как мы чистили камнем воду, на нас посыплются жабы и пиявки. А если выползет нечто вроде Лернейской гидры?
