— Не время! — Узза сжала кулаки. — Если он сейчас ударит, то и вся планета, и мы будем моментально уничтожены.
Остатки корабликов начали отступать вслед за паукообразным кораблём.
— Ты говорила, что их оружие ни в какое сравнение с вашим! Почему вы бездействуете? — паника затмевала разум, с каждым мгновением она становилась всё сильнее, заставляя всё тело дрожать и покрываться мурашками. Мне уже было не до почтительного обращения к Уззе. На миг я представил, что в одном из корабликов могла оказаться она, и сердце болезненно сжалось. Если она погибнет, то мне нет смысла дальше влачить своё жалкое существование. Какой смысл жить, если рядом не будет Уззы?
— Ты ничего не понимаешь! — голос Уззы сорвался на хрип.
Она отбежала от иллюминатора обратно к экрану. Тонкие пальцы запорхали над ним, словно мотыльки над огоньком свечи. Через несколько секунд сирена отключилась, зажёгся свет, и я услышал тихий смех Уззы. В недоумении я оглянулся и заметил разительную перемену в её поведении. Дрожь и смертельная бледность исчезли, и от Уззы веяло спокойствием и уверенностью.
— Смотри, Марк, — её глаза недобро сверкнули. — Смотри на то, что ты называешь бездействием.
Словно загипнотизированный я взглянул на поле битвы. Клин пришёл в движение, а поле стало ещё ярче. Один за другим истребители подлетали к нему и, проходя через сияние, взрывались, и космос озарялся огнём.
— Зачем же они летят, если видят, что силовое поле их уничтожает? — пробормотал я.
Хриплый смех Уззы разнёсся по каюте.
— А с чего ты взял, что у них есть выход? — в её голосе я отчётливо слышал наслаждение. — Ещё никто не мог противостоять нашему силовому полю, притягивающему истребители. Для крупных кораблей, увы, оно, конечно, слабовато, но подобный флот оно обращает в горящие обломки за считанные минуты.
— Зачем же было жертвовать столькими солдатами на одиночных кораблях, если у вас есть такое орудие? — я чувствовал себя глупцом, который не понимает простейших общеизвестных истин.
— Для подобного рода техник требуется время для настройки. Мы могущественны, но не всемогуще в некоторых вещах.
Узза подошла ко мне и положила руку на плечо. Слабоватое рыжее сияние приятно согревало.
— Тебе нужно успокоиться, — произнесла Узза, и в её голосе я уловил нотки нежности и беспокойства. — Я думала, ты умрёшь от шока, пока бежала сюда. — Значит, страх, испытанный Уззой, действительно был моим. Чувство стыда охватило меня. Трус. Я всего лишь жалкий трус. — Марк, послушай, — Узза слегка повысила голос, пытаясь достучаться до меня. — Всё позади! Слышишь? Я не позволю кому-либо причинить тебе вред. Ты мне веришь?
— Верю, — тихо прошептал я, глядя в её глаза.
Я вглядывался в зелёные глаза Уззы и чувствовал, как эмоции затихают, будто океан после продолжительного шторма. Наступила такая тишина, что, казалось, я слышал стук сердца моей хозяйки. Даже в грубых ботинках на высокой платформе она едва доставала макушкой до моего подбородка, но в ней чувствовалась мощь, которой могли бы обладать боги, если бы они существовали. Я изучал её лицо, замечая малейшие детали: тонкую, словно волосок, морщинку на переносице, тёмные крапинки на радужке глаз, несколько еле заметных веснушек на носу, на которые я раньше не обращал внимания, короткий шрамик над верхней губой. Её лицо, которое раньше казалось мне прекрасной маской без изъяна, теперь ожило, в него будто вдохнули жизнь, добавив такие простые и человеческие детали. Как бы сложилась моя жизнь, встреть я Уззу среди людей и не будь в этом мире Иных? Смогли бы мы создать семью, поселиться в моей квартире, растить в ней детей?
Узза обхватила моё лицо руками и, приподнявшись на цыпочки, мягко поцеловала сначала в лоб, а затем, когда я прикрыл глаза от удовольствия, в опущенные веки.
— Всё будет хорошо, Марк, — прошептала она, и её шёпот был самым прекрасным звуком в мире в тот момент. — Ты привыкнешь к новой жизни, к космосу, к опасности. Ты научишься ощущать азарт и наслаждение от наблюдения за тем, как враги гибнут от наших орудий, как одна за другой склоняются расы перед нашей мощью, как сменяются за иллюминатором планеты. Теперь мы всегда будем рядом друг с другом. Твоя тоска и боль затихнут и более не потревожат тебя, в этом я тебе клянусь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она продолжала держать моё лицо, и я, осторожно, будто боясь её спугнуть, взял ладонь Уззы и поднёс к губам. Её кожа была нежной и прохладной, а тонкие пальцы слегка дрогнули, когда мои губы коснулись их, а потом тыльной стороны ладони. Мягким, еле касающимся кожи движением Узза провела подушечками пальцев другой руки по моей скуле и щеке.
Так мы и стояли. Счастье и умиротворение переполняло меня, но я не чувствовал необходимости выплеснуть эти эмоции. Мне хватило этих невесомых прикосновений и взгляда Уззы, в котором не осталось ничего, кроме нежности и заботы. Я не видел сияния, но ощущал его каждой клеточкой кожи. Оно укутывало нас, будто кокон, защищая от суровой и жестокой реальности. Мрачные мысли и болезненные воспоминания скрылись в тени памяти, покорно уступив место новому, непередаваемому чувству, по сравнению с которым меркла даже пресловутая любовь, которую так любили воспевать поэты.
— Надо лечь спать, — тихо прошептала Узза, и я скорее прочитал слова по губам, нежели услышал. — Наши солдаты отправились на поверхность, чтобы подготовить жителей, а мы займёмся ими уже днём. Сейчас надо отдохнуть.
Я кивнул. Отпускать Уззу мне не хотелось, но я подавил эту мысль.
Свет погас. Высвободившись из моих рук, Уза подошла к стене, открыла дверцу шкафа и начала раздеваться. Я молча наблюдал за ней, не в силах сдвинуться с места. В полумраке каюты, освещённой лишь тусклым светом маленькой лампы в углу, очертания её фигуры казались призрачными, будто Узза была готова раствориться в воздухе от малейшего прикосновения к ней.
— Тебе тоже следует переодеться, — подала голос Узза, не оборачиваясь.
Я повиновался. Достал спортивный костюм, который получил в первые недели захвата Земли, и, сняв привычный комбинезон, переоделся. Сложил одежду и достал одеяло, которое всегда убирал по утром в шкаф.
— Оно тебе сегодня не понадобится, — произнесла Узза.
Я обернулся на неё. Она уже легла в кровать, но не в центр, как обычно, а ближе к левому краю. Я медленно подошёл к кровати и осторожно лёг, не веря в происходящее.
— Я знаю, что для вас важен физический контакт, — проговорила Узза. — Объятия, прикосновения, поцелуи — всё это провоцирует выработку эндорфинов. Тебе это полезно и приятно, а, значит, будет хорошо и мне.
С этими словами она положила голову мне на плечо и моментально заснула. Обняв её, я быстро забылся сном, впервые за долгое время засыпая с лёгкой улыбкой на губах.
Утром я проснулся отдохнувшим и в приподнятом настроении. Ужас ночи казался давним кошмаром, а в голове мелькали мысли о близости с Уззой. Меня больше не страшила участь питомца. Где-то на краю сознания появилась мысль, что это бы очень сильно взбесило Ига. Я усмехнулся, почувствовав злорадство. Он пытался уничтожить меня, раздавить неизвестной мне сутью отношений с Уззой, но он просчитался.
Узза зашевелилась в моих объятиях и открыла глаза. Внимательно изучила моё лицо и произнесла:
— Вижу, тебе намного лучше. Это радует. Признаюсь, когда ты не утопаешь в мраке своих эмоций, ты мне нравишься гораздо больше.
Мы понежились в кровати ещё минут десять, пока Узза не заметила, что с минуты на минуты принесут завтрак. Я поспешил в ванную, которую, как я узнал пару недель назад, Узза приказала оборудовать специально для меня. Прохладная вода взбодрила, и я ощутил прилив сил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Когда я вышел, Узза уже ждала меня, а на столе стояли тарелки с завтраком.
— Пока мы едим, я вкратце расскажу тебе о планете, где нам предстоит провести несколько месяцев, — произнесла Узза, когда я сел за стол. — Идмо очень похожа на Землю, разве что сутки тут длятся двадцать восемь часов, а год триста семьдесят дней. Здесь не бывает смены времён года, у них вечное лето. Планета считалась до минувшей ночи мирной и даже пассивной. Раса, которая здесь обитает, называет себя идморцами или, что реже, хроманами. Их общество делится на касты в зависимости от цвета кожи, с которым они родились. Главными считаются старейшины, они же целители — их цвет красный. Чем темнее оттенок, тем могущественнее и выше считается идморец. Чуть нижу идут наставники или учителя, как тебе больше нравится, их кожа голубая. Здесь, напротив, чем темнее оттенок кожи, тем неопытнее считается её обладатель. После идут воины, они фиолетового цвета. Выделяют их по заслугам, так что ориентироваться на оттенок не следует. Есть также и землевладельцы, а также владельцы различных мастерских, лавок и таверн. Их природа одарила зелёной кожей. И самые низшие — жёлтые. Они считаются практически бесправными существами, обязанными подчиняться всем остальным цветам.
