— Не надо, прошу вас, — кричала женщина, и её крик эхом отражался от стен. — Не мучайте моего ребёнка! Сделайте со мной, что хотите, но не трогайте дочку!
Одним рывком солдат вырвал из её объятий девочку, чьё лицо было мокрым от слёз. Женщина взвыла и повалилась ему в ноги. Цепко схватившись за штанины комбинезона, она подняла искажённое мукой лицо и закричала:
— За что же вы детей подвергаете такому? Отпустите её! Она невинна и неспособна причинить никому вред! Зачем клеймить её, как скот? Неужели у вас самих нет детей или младших братьев и сестёр? Представьте их на этом месте. Неужто вы бы позволили им терпеть такую боль?
Солдат грубо пнул её сапогом, и та повалилась спиной на землю. Схватившись за грудь, она начала судорожно вдыхать воздух, ужасно хрипя. Взгляд помутился, и, когда солдат попытался её поднять, та не устояла на ногах и упала ничком. Её дочка продолжала кричать и вырываться из рук солдата.
— Довольно! — Узза поднялась, и от её резкого движения упал стул. — Девчонку несите ко мне, а эту, — она поморщилась, глядя на лежавшую на земле женщину, — в лазарет. Она явно помешалась. Если помутнение рассудка временное, пусть её приведут в нормальное состояние и возвращают сюда. Если же нет, расстрелять и закопать на кладбище.
Идморцы притихли и покрепче прижали к себе детей. Узза быстро заклеймила девчонку и передала её Пониросу. Тот с лёгким поклоном взял её и удалился вместе со своей семьёй.
Следующие восемь часов прошли за клеймением и регистрацией жителей. Идморцы вели себя по-разному: кто-то проклинал и угрожал божественной карой, другие всеми силами пытались показать, что они не собираются сопротивляться и чинить препятствия, только пусть им не будут вредить, третьи были полностью равнодушны к происходящему и даже боль от клейма не могла вызвать у них эмоций.
Я уже не смотрел на них. Прямо перед глазами был экран планшета, чуть левее появлялась рука идморца, которую я за несколько секунд украшал браслетом. От долгой работы и шума болела голова, от голода сводило желудок, а руки давно ныли от усталости. Я не смел пожаловаться Уззе, всё ещё ощущая её злость на меня. Чёрт меня дёрнул разглядывать эту чёртову Сталию! А ведь всё так хорошо шло, всё только наладилось…
Начали сгущаться сумерки, когда последняя группа покинула площадь. Узза устало провела рукой по лицу и поднялась на ноги.
— Пошли, Марк, — приказала она мне.
Я повиновался. Мы шли по тихим пустынным улицам. В домах вокруг нас горели тусклые огни, раздавались тихие и еле разборчивые голоса, плач и тихое рычание не видных в темноте животных. В небе ярко сияли звёзды, складываясь в незнакомые созвездия, а между ними тускло горели три луны. Ноги с трудом двигались после многочасового сидения на одном месте, а икры сводило острыми судорогами.
Узза была погружена в свои мысли и не обращала на меня внимания. Казалось, что вокруг неё появился невидимый кокон, не позволяющий мне почувствовать её эмоции. Молчание Уззы давило, и вскоре я не выдержал.
— Ты злишься, — я хотел было прикоснуться к её ладони, но Узза резко остановилась и скрестила на груди руки.
— Неужели? — тихо проговорила она. Меня чуть не снёс заряд её эмоций: обжигающая ярость, ледяное отчаяние и липкая ревность.
— Прости меня, — я сделал шаг к ней, и она тут же отступила назад.
В сумраке она казалась маленькой и беззащитной, а прорвавшаяся волна эмоций затапливала всё вокруг, накрывала меня с головой, вымывала все светлые и счастливые мысли, оставляя голую болезненную пустошь.
— Ты не имеешь права испытывать к кому-либо симпатию, кроме меня! — Узза сорвалась на крик. — Ты понимаешь это? Ты мой, только мой. Для тебя не существуют другие, лишь я. Ты не представляешь, через что я прошла, чтобы заполучить твою жизнь в своё распоряжение! И даже в страшном сне ты не можешь представить, что будет с тобой, если ты посмеешь меня предать!
— У меня и в мыслях не было предавать тебя, Узза! — отчаянно вскрикнул я. — Я просто…
— Просто что? — Узза подалась вперёд, прожигая меня взглядом. — Ну же, говори!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Просто засмотрелся на девушку. У меня и в мыслях не было ничего такого…
— Будто я не знаю, что у тебя в мыслях, — с горечью произнесла Узза. — Кого угодно ты можешь обмануть, но не меня. Мы связаны с тобой, и даже без браслета я могу узнать всё, о чём ты думаешь, о чём мечтаешь и чего желаешь.
— Ты сама говорила, что не все расы способны полностью контролировать свои мысли!
— Ты не все, — жёстко отрезала Узза.
— Узза, послушай, — взмолился я, — ты же знаешь, о чём я сейчас думаю! И должна понимать, что произошедшее всего лишь недоразумение, минутная слабость. Ну же! Мне нечего от тебя скрывать. Для меня действительно существуешь только ты. Ради тебя я готов забыть свою прошлую жизнь, готов клеймить и пытать тех, кто посмеет встать на твоём пути, готов убить любого, на кого ты укажешь. Чёрт, да я свою планету уничтожу, если ты этого пожелаешь!
Я сделал ещё шаг и оказался прямо перед ней. Осторожно, едва касаясь кожи, взял её лицо в ладони и тихо прошептал:
— Прости меня.
Я ощущал, как огромным и грязным, словно сель, потоком утекают её эмоции в пустоту, чувствовал, как постепенно успокаивается моя хозяйка. Слегка замешкавшись, я наклонился и поцеловал её в лоб. Узза еле слышно всхлипнула, и я замер, опасаясь нового приступа.
Через несколько минут Узза вздрогнула и тихо произнесла:
— Пойдём.
Мы вернулись к тому месту, где ещё утром стоял корабль. Теперь же вместо него осталась лишь башня, высотой около пятнадцати этажей. Вокруг неё двумя полукругами раскинулись низкие, в один этаж, здания из тёмного металла. В некоторых местах в стенах ещё зияли дыры, и вокруг них копошились солдаты, а на земле лежали плотные металлические листы. Через небольшие окошки пробивался свет, а проходя мимо, я успел рассмотреть однотипные маленькие комнатушки, в которые едва помещалась кровать и тумбочка.
— Это казармы для солдат, — произнесла Узза. — На вашей планете такие тоже используются. Правда, только в тех местах, где температура не опускается ниже десяти градусов. В местах с более суровым климатом удобнее использовать корабли для проживания солдат, хотя далеко не всем это нравится. Среди нас есть те, кто придерживается мнения социальной дистанции между солдатами и высшими.
Мы прошли к башне. На входе двое солдат остановили нас.
— Предъявите пропуск, — приказал один из них.
Узза достала из кармана тонкую прозрачную пластинку с рыжей окантовкой и витиеватыми символами, выгравированными в центре. Охранники тут же напряглись и слегка отступили в стороны.
— А это?.. — солдат кивнул в сторону меня.
— Он со мной, — перебила его Узза.
Тот в ответ кивнул и произнёс:
— Этаж десятый, комната, — он запнулся и взглянул на экран планшета. Быстро пролистал длинный список, нашёл нужную строчку и закончил: — комната 1034. Необходимые условия для питомца обеспечены.
Узза кивнула, и мы прошли в просторный холл. В центре расположился лифт со стеклянными стенами, а справа и слева от него устремились верх широкие лестницы. Здесь было тихо и малолюдно: несколько солдат переговаривались возле правой стены, в противоположной стороне на низких диванах сидели врачи.
— Ваши технологии продолжают меня удивлять, — произнёс я. — За считанные часы построить дом…
Узза рассмеялась.
— Его никто не строил. Это часть корабля. Изобретение наших учёных, совсем новое — используется всего лет десять. Корабли-трансформеры. В нашем флоте их пока что только три, один из них, кстати, сейчас на твоей планете. Увы, разглашать подробности я не имею права, даже тебе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А где остальные части корабля?
— У других городов, разумеется, — ответила Узза таким тоном, будто объясняла ребёнку какие-то банальные и очевидные вещи.
Лифт за несколько секунд доставил нас на десятый этаж. Каюта 1034 оказалась достаточно просторной, но бедно обставленной. Никаких следов пребывания бывших владельцев не наблюдалось, будто комната пустовала долгие годы. Возле кровати стояли сумки с нашими вещами, а на столе кто-то оставил накрытый прозрачной крышкой поднос с тарелками.
