смысле, — подтвердил старик мои сомнения.
Он снова улыбнулся, на этот раз открытой, светлой улыбкой, и меня поразили идеально ровные, белые зубы, которые так же не вязались с его возрастом, как и гладкая кожа. Будто двадцатилетнему юноше неумелые гримёры приклеили седые бороду и усы, натянули парик с лысиной, подкрасили красными тенями глаза и на этом успокоились, забыв про остальные атрибуты старости, от чего весь облик мужчины смотрелся неестественно. Но это могли быть и имплантаты, напомнила я себе. А пластическая хирургия в наш век творила такие чудеса, что вернуть лет двадцать молодости для неё не составляло особого труда.
— У тебя здесь родственник? — вдруг сменил тему старик, видимо, не желая раскрывать свои секреты.
— Да, мама…
— А я пришёл к знакомой. Не переживай, это очень хорошее учреждение. Здесь хорошо заботятся о пациентах.
— Я не переживаю…
— Разве? Ты ведь сомневаешься, стоит ли твоей маме здесь находиться.
— Откуда?.. — я поперхнулась фразой, крутившейся на языке.
Теперь я испытывала страх, словно разговаривала с наёмным убийцей, до этого момента методично собиравшим информацию о своей жертве, и больше всего на свете хотела убежать от него подальше. Но желание поговорить с мамой в конце концов пересилило, и я осталась сидеть на диване, надеясь, что фанатик выговорится и отстанет от меня.
— Ты поступила правильно. Так было нужно, — не обращая внимания на моё посеревшее лицо, продолжил старик.
— О чём вы? — спросила я, на этот раз действительно не понимая.
— Ты знаешь, о чём, — он сцепил руки и немного наклонился вперёд, опершись локтями о худощавые коленки, обтянутые тёмно-серой тканью классических брюк. — Есть любовь вечная, а есть земная. Иногда они совпадают, а иногда, увы, нет. Вы были честны в своих чувствах, но это была не ваша любовь, так что ты поступила правильно.
— Что?..
Страх перерос в тихий, всепоглощающий ужас.
Я смотрела на странного человека широко распахнутыми глазами, с каждым мгновением всё больше поражаясь его осведомлённости о событиях, произошедших в моей жизни. Я ведь ещё никому ничего не рассказала: ни отцу, ни матери, ни тем более друзьям, которых у меня было немного, хотя с того момента прошло уже больше недели. Ваня тоже молчал, я была в этом уверена, иначе его лучший друг давно бы позвонил с расспросами. Так что для окружающих мы по-прежнему оставались парой.
А может, старик тоже был чокнутым, как и все в этом заведении? Говорил общие фразы, подходившие к жизни любой молодой девушки, и лишь случайно попадал в точку, поскольку я сама связывала их с определёнными событиями?..
— Не суди юродивых слишком строго, — мягко изрёк он, снова прочитав мои мысли. — Богу с ними общаться проще, ведь их разум не наполнен ненужными домыслами. Конечно, не все они божьи люди, но и не все не ведают, что говорят…
— Семёнова!
Я резко повернулась к позвавшему меня санитару, и библия соскользнула с колен, тяжело стукнувшись о бетонный пол. Гулкое эхо мигом разлетелось по холлу, потревожило безмолвные стены, волной прокатилось по пустым коридорам и затихло где-то на дальних лестницах, перепугав и меня, и немолодого санитара. Я быстро кивнула ему — мол, иду — и развернулась обратно к старику, желая закончить интригующий и одновременно ужасающий разговор.
Но того рядом уже не оказалось…
Я растеряно огляделась. В довольно большом холле не было ни души, кроме меня, санитара и прикорнувшей за столом возле выхода на лестницу медсестры, которую не разбудил даже громкий хлопок. Это вновь заставило меня нервничать — старику просто некуда было деться, но он пропал так же внезапно и бесшумно, как и появился…
В памяти мгновенно всплыл образ странного человека из клуба, который неожиданно появлялся и исчезал, подобно миражу в пустыне, и словно сошёл со страниц старинных книг про древних волшебников и магов. Кстати, внешне они тоже были похожи — светлыми одеждами и седыми волосами. На этом сходство заканчивалось, поскольку лицо того человека-призрака я не разглядела в мерцавшем и переменчивом свете, а мой нынешний случайный собеседник казался совершенно обычным, если не считать слишком гладкой для его возраста кожи.
Так куда же он делся?..
— Вы Елизавета Семёнова? — спросил санитар, подойдя вплотную к единственному человеку, находившемуся в холле.
Ко мне.
За перепуганными мыслями я совершенно забыла, что он только что позвал меня. И что я даже ответила.
— Да, я… А вы не видели, куда он ушёл?..
— Кто? — мужчина уставился на меня непонимающим взглядом.
— Ста…
Я осеклась.
В здании психиатрической клиники для здоровья полезнее было молчать, даже если передо мной стоял всего лишь санитар, а не доктор Лазаревский с его злополучным блокнотом.
— Н-неважно, — чуть заикаясь, пролепетала я. — Показалось…
Я быстро подняла с пола книгу и, сунув её в сумку, последовала за тихо матерившимся мужчиной, возмущённым, что ему пришлось вести незадачливую посетительницу чуть ли не за ручку. Он открыл замок и проводил меня недовольным взглядом, после чего дверь за моей спиной угрожающе захлопнулась.
Внутри по-прежнему царили спокойствие и обыденность. За несколько дней в палате ничего не изменилось: мебель стояла на старых местах, стены удручали противно-серым цветом, а немногие мамины вещи располагались в том же порядке и лежали там же, нетронутые и неиспользованные. Даже баночка с кремом на тумбочке не сдвинулась ни на миллиметр с тех пор, как мама её туда поставила. Казалось, за столетия в этой больнице тоже ничего не изменится, и, если зайти сюда через век или два — всё останется прежним, только ещё больше одряхлеет и облупится.
Я думала, что застану маму в постели, как после последнего срыва. Но я ошиблась. Она сидела на самом краешке и что-то увлечённо крутила в руках. С порога я не смогла разглядеть, что именно — слишком крохотным был предмет. Но сейчас и не особо интересовалась.
— Мама! — воскликнула я с радостью и волнением, тут же забыв про неприятный инцидент в коридоре.
— Здравствуй, Лизонька! — она встрепенулась и подняла на меня совершенно ясные глаза. — Как хорошо, что ты пришла!
Я искренне удивилась.
Сегодня мама не выглядела уставшей или отрешённой, как прежде, а наоборот — в ней будто прибавилось энергии. Взгляд стал более осмысленным, цвет лица — посвежевшим, осанка — прямой и уверенной. Да и настроение вроде улучшилось.
Может, так подействовали лекарства?
Во время последнего курса она была подавлена и выглядела плохо, так что, наверное, Лазаревский назначил какой-то новый препарат, о чём мы с отцом пока не знали. Точнее, не знала я, ведь каждый свой шаг он должен был согласовывать с
