– Понятия не имею, – буркнул Стивен совершенно искренне.
Они медленно продвигались на север по Сохо, игнорируя взгляды и возгласы узнавания от людей, мимо которых проходили: пьяная толпа офисного планктона, стада рикш, скудно одетые женщины с синими выступающими венами в дверях дорогих ресторанов около Брюер-стрит, предлагающие Джошу ужин на халяву. Пока они шли по переулку к Бервик-стрит, стайка крикливых офисных мальчишек, отправившихся круто потусить, заметили Джоша, и один заорал: «Эй, Харпер, ты ммммудак!» – и Стивен обнаружил, что гадает, может ли вспыхнуть драка и не захочется ли Джошу, которого много тренировали перед «Ртутным дождем», попробовать пару приемчиков и наверняка обнаружить, что их недостаточно в ситуации уличной драки: скажем, против барного табурета или бутылки и четырех в дымину пьяных типов из Кэтфорда.
Но Джош проигнорировал замечание, и они молча продолжали путь, пока не пришли к модным распродажам к северу от рынка на Бервик-стрит и неброской армированной черной двери, которую Стивен никогда раньше не замечал. Джош нажал кнопку звонка.
– Пожалуй, пойдем сюда, если ты не против. Ничего особенного, но ненадолго выведет нас из Коровьего городка. И можно нормально поговорить, узнать друг друга чуть получше.
– Ага, ладно, – улыбнулся Стивен.
Ясное дело, теперь важно не поддаться на соблазнение. Предоставить ему говорить, но самому не втягиваться. Моя мотивация – не быть обманутым Джошем Харпером…
Дверь открыла фантастически крутая, одетая в очень жестком стиле женщина с черными волосами, зализанными назад, похожая на совершенно потрясающего андроида. Увидев Джоша, она раскинула руки, чудом не попав Стивену по яремной вене краем папки, и бросилась на дорогого гостя.
– Привет, краса-а-авчик! – воскликнула женщина-робот.
– О, привет! Это мой добрый друг Стив Маккуин.
– Не тот Стив Маккуин?
– Стивен К. Маккуин.
– Что ж, рада, что ты добрался к нам, Стив! Заходите, заходите… – И она затянула их внутрь и направила вниз по скупо освещенному пролету псевдоиндустриальной лестницы в роскошные, эксклюзивные недра здания.
Голос, говорящий: «Будь хорошим»
Клуб «Гостиная» оказался подземным, освещенным свечами залом, полным кожи, металла, стекла и резины: своеобразный стиль – вроде бы бар будущего, но такой, что мгновенно кажется невообразимо старомодным. По дизайну он весьма точно копировал «Молочный бар „Korova“» из «Заводного апельсина» и обладал похожей праздничной компанейской беззаботной атмосферой. Вместо «droog»-ов клиентура состояла в основном из тощих, гибких, суроволицых девиц, которые слушали нетрезвых, распутных, преждевременно подагрических молодых людей из массмедиа, откинувшись на кремовые и красновато-коричневые, цвета сырой печени, кожаные диваны или неловко ютясь на том, что на острове Уайт, по крайней мере, звалось пуфиками.
– Располагайтесь поудобнее, мальчики, – сказала андроидная дама, запечатлевая на щеке Джоша еще один поцелуй. – Я вернусь через секунду за вашим заказом.
– Кто это был? – спросил Стивен, когда она ушла.
– Абсолютно без понятия. Вот почему я всегда говорю «о, привет», а не «милая» или чего-нибудь в этом роде. Так не приходится запоминать имена всех.
– Отличный совет, Джош.
– Ладно, куда сядем?
– Как насчет той банкетки? – спросил Стивен, используя слово «банкетка» в первый и, как он надеялся, в последний раз в жизни.
– Круто. Макдуф, идем![26] – сказал Джош, ловко отводя себе главную роль.
Они повернули и начали петлять между бьющими по ногам стеклянными столиками, прошли мимо иронически мигавшего танцпола размером со скатерть, где одинокая тощая девица плясала с безразличным, в стельку удолбанным парнем, как будто все время отступая от покореженной машины. Они расположились на тускло освещенном диванчике в углу. Стивен раньше бывал в эксклюзивных частных клубах вроде этого и всякий раз замечал, что взвешивает удовольствие и волнение оттого, что допущен сюда, против чудовищности самого места: резиновые объятия, кокаиновая погруженность в себя, физический дискомфорт и кипящая на медленном огне враждебность, полное отсутствие человеческой теплоты и нежности. Он подумал, что, наверное, такова еще одна цена, которую Джошу приходится платить за славу – обреченность на зависание в мартини-гадюшниках вроде этого.
Оба молча смотрели на коктейльное меню, и надежды Стивена на пинту «Стеллы» и пакет «твиглетс» быстро таяли. Они заказали у дамы-андроида японское пиво и испанские оливки и сели, оглядывая зал, Джош кусал пухлую нижнюю губу и немного покачивал головой в такт музыке. Чтобы делать хоть что-нибудь, Стивен тоже стал покачивать головой.
– Что думаешь? – гордо улыбнулся Джош. – Немного претенциозно, я знаю, но, по крайней мере, нас не будут доставать.
Нас. Стивену очень нравилось это «мы».
Прибыло пиво.
– Итак… – Джош чокнулся пивом со Стивеном, – подозреваю, ты думаешь, я настоящий козел.
Стивен решил, что из вежливости стоит хотя бы попытаться поспорить:
– Не знаю, Джош. Просто я теперь, ну, знаком с Норой и мы вроде как подружились, и это ставит меня в трудное положение, вот и все…
– Знаю, знаю, Стив, и очень жалею, что поставил тебя в такое положение. Мы с Максин – ну, я не знаю, что она тебе сказала, но это только секс, правда. И должен сказать, это прямо потрясный секс.
– Да, она тоже так сказала.
– Правда? – Джош моментально раздулся от гордости, потом вспомнил, что ему должно быть стыдно, и сдулся обратно. – Я хочу сказать, это вряд ли так уж удивительно, да? На сцене она валяется голышом у меня на коленях каждый вечер – и что я должен делать? Я ведь из плоти и крови. Это не значит, что я люблю Нору хоть сколько-нибудь меньше.
– Только… все-таки означает, нет?
Джош секунду поразмыслил об этом, отхлебнул пива:
– Ну, может быть, на чуточку меньше, но я все равно ее люблю. Я правда люблю Нору. По-настоящему. И я бы никогда не сделал ничего, что причинило бы ей боль, просто… – Он поставил пиво, мрачно. – Могу я говорить откровенно, Стив?
Как и после «нам надо поговорить», после «могу я говорить откровенно?» у Стивена всегда сердце уходило в пятки. Самым правильным ответом, как он чувствовал, было бы «лучше не надо» – но вместо этого кивнул и произнес:
– Конечно.
Джош поерзал на диване и подвинулся чуть ближе:
– Дело в том, Стивен, что я не такой, как ты. Я знаю, что не очень умен. Фактически, дело даже хуже. На самом деле я довольно тупой. Например, когда я получил эту роль, то пошел и скупил все книжки про Байрона, как и ты, – я знаю, видел у тебя в гримерке – и попытался их прочитать, но пришлось бросить, потому что я не понимал ни слова. Я просто оставлял их валяться вокруг на репетициях. То же самое, когда я играл Ромео, – пришлось, блин, тайком покупать памятки для экзамена на школьный аттестат. Бóльшую часть я почерпнул, смотря кино на DVD. Признаюсь тебе, добрых пятьдесят процентов своего Ромео я слизал с Леонардо ДиКаприо. Я такой идиот: годами думал, что Эйвонский лебедь[27] – это и вправду лебедь.
Разве Джош не пользовался этой фразой в каком-то интервью? Стивен был практически уверен, что да, но все равно вежливо улыбнулся.
– Видишь, ты надо мной смеешься, а мне по фигу. Люди смеялись надо мной, и когда я играл Ромео, – все эти снобы, задирающие нос, уроды с сальными волосами, ублюдки, которые учились в Оксфорде, играли Анджело, или Фернандо, или еще кого там, все стояли вокруг репетиционной, чесали языками и хихикали, потому что этот плебей играет роль, которая по праву принадлежит им. Люди смеялись надо мной тогда так же, как и сейчас, так же, как ты надо мной смеешься, и Нора, наверное, тоже – не отрицай, я знаю, что ты смеешься. И ты прав в этом, потому что факт есть факт: я глубоко невежественный, мелкий, глупый человек. Единственное, в чем у меня есть преимущество, – это… это…
Джош сморщился и помахал рукой в воздухе, ища слово, которое было бы точным, но не звучало самодовольно. И снова Стивена поразила мысль: как странно, что человек, столь грациозный и выразительный на сцене, уже не раз спасавший человечество на киноэкране размером с дом, зачастую бывает таким нахальным и косноязычным в реальной жизни. Смотреть, как Джош ищет правильное слово, было столь же нелегко, как наблюдать за малышом, тасующим огромную колоду карт.
Поиски слова продолжались некоторое время, пока Джош не остановился на:
– Эта… штука. Эта штука, актерство. Хрен знает, откуда она взялась: в школе я не мог сделать ничего такого. Я был ребенком с замедленным развитием, требующим особого подхода, – другие дети обычно напевали что-нибудь такое по дороге в класс. – И на мелодию «Let It Be» он пропел: – «Он особый такой, ой-ой-ой, ой-ой-ой…». Тупой как дерьмо, никаких перспектив, совершенно никчемный. И к тому же урод – знаю, ты думал, я всегда был… – еще один поиск слова, – что я всегда так выглядел, но нет. Только когда я начал играть на сцене, поднабрался уверенности, подстригся, потратился на одежду. Впервые в жизни люди по-настоящему обращают на меня внимание, слушают мое мнение. Радикальный ислам! Тут на днях журналист меня спросил, что я думаю о радикальном исламе! Я ему сказал: «Ни черта не думаю, приятель!» Вся эта слава – я знаю, я с ней не всегда умело обращаюсь, и говорю кучу ерунды и всякого такого, и делаю то, что не стоит делать, и могу иногда быть немного высокомерным, немного эгоистичным. Но я правда стараюсь быть хорошим парнем, правда. – Он наклонился вперед и постучал по виску пальцем. – Каждый день, когда я просыпаюсь, в моей голове звучит этот голос, и он говорит: «Помни, Джош, приятель, ты никакой не особенный, ты не заслуживаешь ничего этого, тебе просто крупно повезло. Это может закончиться в любой момент, так что веди себя прилично. Будь милым. Будь скромным. Будь хорошим». Но… – тут Джош наклонился еще ближе, как говорят мужчина с мужчиной, и легкая улыбка заиграла на его губах, – я получаю эти конверты, Стив, у служебной двери, я получаю письма от женщин и вижу их в передних рядах партера. Они смотрят на меня, они стреляют в меня, ну, знаешь, особыми взглядами. Я хожу на вечеринки и получаю маленькие записочки… Открываю, – он полез в карман, достал бумажник и открыл его, демонстрируя Стивену, – имена и номера телефонов от роскошных женщин, известных женщин, женщин, которых я видел только в журналах: моделей, певиц, актрис, из высшего света, аристократок… – И он вытащил обрывок сигаретной пачки из бумажника и передал его Стивену.
