Она порывисто вскочила, отчего полы халата распахнулись, обнажив узкие бедра, алые трусики-тонги и мускулистый живот, и промчалась к гардеробу.
Мурзик отшатнулся, пряча усмешку. Его супруга так и не успела толком смыть макияж, и сейчас вокруг одного глаза госпожи Швепс расплывалось пятно пугающего синюшного оттенка. Однако показывать веселье в открытую решительно не стоило. Нинель Виленовна, в прошлом центральный нападающий волейбольной команды, обладала не только высокой стройной фигурой, но также хлестким, поистине убийственным атакующим ударом правой руки.
Болельщики, подруги по команде, а паче того соперницы звали ее некогда Гаубицей.
Десант, высадившийся рядом с кофейной «окушкой», состоял из боровичка Мурзика и троих бритоголовых молодых здоровяков в полувоенной форме с подозрительной эмблемой вроде свастики на плече. Сама Нинель Виленовна нарядилась в крапчатый костюмчик сафари из дорогого сукна, колонизаторский пробковый шлем и замечательные блестящие ботфорты.
Бойцы несли на поясах резиновые дубинки, Мурзик был вооружен решительностью и умением отдавать четкие команды. Гаубица, как мы уже отмечали, умела обходиться без вспомогательных средств. Один ее подзатыльник стоил всех дубинок бритых мальчиков.
– Где-то я уже видел эту развалюху, – тяжко задумался господин Швепс, разглядывая машинку наших героев. Память у него и вправду никуда не годилась.
Лысые бойскауты нестройно промычали, что тоже где-то видели. У них память была значительно лучше. Но Полковник, как звали за пределами семьи Швепсов боровичка Мурзика, приказа говорить не отдавал.
– Сейчас это маловажно, – отрезала Нинель Виленовна и шагнула на тропу, совершив тем самым первую непоправимую ошибку. – За мной, бойцы.
Возразить ей никто не посмел. Младшие чины блюли субординацию. Полковник слишком хорошо знал, какой скорострельностью, дальнобойностью и точностью обладает карающая длань его благоверной Гаубицы. А главное – каким зарядом в пересчете на тротиловый эквивалент.
Путешествие отряда к лагерю людей-акул сопровождалось множеством угрожающих примет. Как то: всплывали пузыри вонючего газа в обычно спокойных лужицах, активизировался гнус, выл ветер, молчали птицы и наконец падали на тропинку сухие веточки. Но современные городские люди не умеют разглядеть указующие знаки в том, что кажется им мелочами. А напрасно!
Вторую непоправимую ошибку совершил боровичок Мурзик, увидев наших героев. В памяти его со скрежетом провернулись кремальеры, запиравшие какие-то ржавые дверцы. Он вдруг узнал бравую троицу, несколько дней назад испортившую ему экстремальный тренаж лысых бойскаутов в глубинах строительного котлована, и со злобной радостью закричал:
– А-а-а! Так вот кто бушующую волну по Черемухе гонит! Ну все, чурки, вам сейчас точно Вася-кот!
Напрасно Нинель Виленовна пыталась остановить раздухарившегося Полковника. Напрасно взывала красивым голосом к его разуму. Напрасно не отвесила ему отрезвляющий подзатыльник. Кстати, именно это и стало третьей непоправимой ошибкой, совершенной в тот день четою Швепсов.
Мурзик с мстительной улыбкой послал бритых мальчиков в атаку. Мальчики, один раз уже получившие горячие примочки от Ильи, Лехи и Никиты, в бой пошли безо всякой охоты. С одной лишь предательской мыслью отделаться наименьшими травмами.
Сами понимаете, такой настрой отнюдь не способствует победе. Муромский вынес их за пределы ближайших абзацев нашего повествования какими-нибудь тремя-четырьмя взмахами папуасского кистеня.
Только тут Гаубица сообразила дать супругу по шее. Слишком, слишком поздно…
– Сейчас, надеюсь, вы созрели для переговоров? – спросил Попов, задумчиво следя, как наливается краской побитая щека Мурзика.
– А вы, собственно, кто такие, чтобы вести с вами переговоры? – не теряя присутствия духа, спросила Нинель Виленовна. – И где Петя с Семой?
– Я возглавляю группу, занимающуюся дознанием по поводу контрабанды живого товара и укрытия налогов. – Леха небрежно продемонстрировал волшебные корочки.
– Что касается ваших горе-работничков, – подключился Муромский, – могу сообщить следующее: они оказали активное сопротивление. Соответственно пришлось применить особые меры. – Илья для наглядности встряхнул амулетом. Выражение вяленой образины было прямо-таки блаженным. Похоже, покойному каннибалу пришлась по вкусу плоть бойскаутов Полковника.
– К сожалению… э-э… Пете и Семе удалось скрыться в болоте, – сказал истинную правду Добрынин. И тут же подпортил карму ложью: – Боюсь, они могут утонуть.
– Эти, пожалуй, утонут, – с ненавистью к беглецам процедил боровичок Мурзик. – Дерьма куски.
Люди-акулы, как выяснилось, способны слышать даже через слой воды. Взбешенный Семен вылетел из болота, точно запущенная с борта ядерной подлодки стратегическая ракета. Без долгих разговоров, к которым был неспособен физически, он вцепился бывшему шефу в многострадальную щеку. Всеми тремя рядами щучьих зубов. На некоторое время образовалась очень веселая для всех, кроме Полковника, суматоха. И лишь после того как «ксенакантов» разняли, диалог между господами Швепсами и нашими героями перешел в более-менее продуктивное русло.
Нинель Виленовна, залихватским щелчком сбив пробковую панаму на затылок и вызывающе поведя грудью, объявила себя полномочным и аккредитованным представителем Гринписа в Картафанове. Лягушек, по ее словам, вывозили вовсе не в рестораны, а в экологически чистые районы Франции и Бенилюкса, спасая из здешних отравленных химикалиями вод. Таким образом, браконьерством тут не пахло, а, напротив, пахло непрофессионализмом и самоуправством некоторых служителей закона. О чем непременно будет сообщено в самом скором времени. Во-первых, либеральным журналистам. Во-вторых, главе города. В-третьих, ЮНЕСКО!
Впрочем, госпожа Швепс полагала, что общий язык с провинившимися (разумеется, по незнанию) представителями закона может быть найден. Благородная, абсолютно бескорыстная деятельность ее и ее мужа крайне нуждается в поддержке со стороны энергичных, предприимчивых земляков. Ведь сколько еще в округе не охваченных вниманием фирмы «Царевна» мест, где гибнут среди смертоносных стоков бедные, беззащитные земноводные!
Друзья восхищенно смотрели на Нинель Виленовну. Невозмутимость и способность повернуть безнадежную, казалось бы, ситуацию к собственной пользе, заслуживала самое малое аплодисментов. Следует заметить, что благодаря именно этим качествам Гаубица стала в свое время лидером волейбольной команды, любимицей зрителей и головной болью соперниц.
– Сдается мне, парни, что этой королевской кобре хвостик хрен прищемишь, – вполголоса поделился с товарищами мнением Никита.
Тем оставалось только согласиться. Нахрапом взять госпожу Швепс было и впрямь затруднительно. Однако на руках у борцов за справедливость имелись не только гербовые аргументы, но и материальные факты.
Алексей вежливо попросил Нинель Виленовну прерваться и с безмятежным видом продемонстрировал баночку из-под «La tsarevna». Полиграфия этикетки была выше всяких похвал. Строчка, в которой назывался район добычи «царевен», несмотря на мизерность шрифта, читалась преотлично.
– Это еще ничего не доказывает, – сказала полномочная представительница Гринписв в Картафанове. Однако ее поскучневшее лицо сигнализировало об обратном. Нинель Виленовна отчетливо поняла, что, если даже она ухитрится вывернуться из цепких лап местных властей, ЮНЕСКО ей не облапошить никогда. И тогда прости-прощай изумрудная синекура.
– Вдобавок вы, бойцы, – Илья поманил пальцем мало-помалу приходящих в себя бойскаутов, – умудрились совершить нападение на официальное лицо, находящееся при исполнении. Сиречь на меня. А вы, гражданин Швепс, в свою очередь подстрекали их к этому. Что могут подтвердить свидетели. Кроме того, нужно еще очень внимательно разобраться, что за диковинная одежка на вас и на ваших гавриках. И не является ли она униформой какой-нибудь противозаконной организации.
– Короче говоря, следуйте за нами, дамы и господа, – заключил Никита. – Учтите, добровольное сотрудничество зачтется при вынесении приговора.
– Куда следовать-то? – потерянно спросил боровичок.
– В Серый Замок вестимо, – дерзко сказала Нинель Виленовна. – Ты что, Мурзик, не видишь лиловой жандармской печати на этих протокольных мордах?
Гаубица умела хлестко бить не только волейбольным мячом, но и словом. Никаких печатей на лицах борцов с браконьерами, конечно, не было. Однако друзья вдруг почувствовали себя скорей душителями свободы, чем триумфаторами.
– Обычная демагогия разоблаченного преступника, – первым освободился от гипноза оскорблений Илья. – Менты – козлы и прочее в том же духе. Стыдно, мадам, стыдно. А вас, дорогие ихтиандры, – обратился он уже к Петру Петровичу и Семену, – до лодочной станции подбросить?
